Подтяжка - Патрик Санчес

— Прости меня, дорогая. В последнее время все летит вверх тормашками.

— Ты делаешь странные выводы, мам.

— Не такой уж странный был мой вывод. Несколько недель назад ты сама сказала, что неплохо бы сделать одноклассниц проститутками. Потом я вижу, как одна из них дает тебе деньги. И, наконец, девочка, которую ты раньше ненавидела, спрашивает тебя, сколько она будет стоить.

— Я же объяснила тебе, что она задолжала мне за обед. Если ты уж так сильно интересовалась нашими отношениями, то почему не спросила прямо?

На секунду я отворачиваюсь. На этот вопрос у меня ответа нет.

— Если тебя что-то интересует, мама, спроси меня. Я знаю, что ты почти год считаешь меня лесбиянкой. Бьюсь об заклад, ты полагала, что мы с Кайли…

— Что? Это не так! — вру я, заливаясь краской стыда.

— Ой, только не надо, мам. Когда я включаю «Зену», ты нервничаешь до дрожи, еще тебя трясет, когда ты приходишь на мои тренировки по баскетболу. Всякий раз, когда я завожу разговор о гомосексуализме, ты краснеешь как рак. Вот и сейчас, кстати — почему ты покраснела?

— Дорогая… может, я немного волнуюсь.

— Я не лесбиянка, мама. Мое убеждение в том, что сексуальные меньшинства имеют те же права, что и гетеросексуалы, не делает меня лесбиянкой. Ну да, я не самая изящная девушка в мире, к тому же не ношу платьев с воланчиками и не пользуюсь косметикой, но все это не признаки гомосексуальности.

— Да мне не важно. Даже если ты и… ох… лесбиянка. Ничего бы не изменилось в наших отношениях.

Джоди смеется.

— Мам, если бы я была лесбиянкой, то заявила бы об этом прямо. В отличие от тебя я не закрываю глаза на очевидные факты и не люблю вводить других в заблуждение.

— И что означают эти слова?

— Ты никогда не задумывалась, почему я словно не от мира сего? Почему стараюсь жить по-своему?

Вопрос дочери поставил меня в тупик.

— Даже не знаю. Я много думала над тем, почему ты не желаешь быть как все. Но не нашла ответа на эту загадку.

— Мам, я люблю тебя и считаю очень хорошим человеком. Но, боже! Иногда ты становишься просто трусихой. Ты сдаешься без борьбы, позволяешь обстоятельствам взять над тобой верх, никогда не пытаешься защититься, не говоришь начистоту, и это… печально. Я не хочу быть такой, как ты.

Мне остается только сидеть и слушать монолог дочери.

— Ты как улитка, спряталась в раковине. А я пытаюсь тебя растормошить. Я специально носила антихристианские значки, при случае прилепила наклейку на бампер твоей машины, намеренно поставила на паузу эпизод с Зеной и Габриэль, где они моются вдвоем, только потому, что ты смотрела ту серию вместе со мной. Более того, я завела разговор о художествах отца. И ничего. Ничего! Ты игнорируешь все и вся, просто надеешься, что неприятности исчезнут сами по себе.

— Но зачем ты так поступала? К чему было останавливать фильм на такой сцене?

— Потому что я знала, в чем ты меня заподозришь. Было интересно понаблюдать, сколько же времени пройдет, прежде чем ты задашь наконец неудобный вопрос. Сначала было даже забавно смотреть, как ты корчишься в сомнениях, но чем дальше, тем печальнее…

Я продолжаю молчать, сидя на краю постели. Нужно переварить все, что высказала мне дочь.

— Ты права, Джоди. Это печально… даже очень печально. Надо было задавать вопросы сразу, как они возникали. И, хочешь, верь, хочешь, нет, но с этого момента все будет именно так, — говорю я и, собравшись с духом, продолжаю: — Джоди, я хочу, чтобы ты рассказывала мне все. Ты моя дочь, и я люблю тебя такой, какая ты есть. Более того, я восхищаюсь тобой.

Она с удивлением смотрит на меня.

— Ты всегда поступаешь по-своему. Я старалась перевоспитать тебя, сделать такой, как все. Да и сегодняшний мой выпад продиктован тем же. Ты же, в свою очередь, остаешься сама собой, несмотря на мои усилия. Ты очень смелая. Я это уважаю.

Я вижу, что она пытается сохранить серьезный вид, скрывая улыбку.

— Ладно, можешь расслабиться, — говорю. — Поздно уже. Поговорим завтра.

Я поднимаюсь с кровати и обнимаю дочку.

— Знай же, я тебя люблю. Нам действительно нужно быть более открытыми, — поворачиваюсь, чтобы уйти, и в дверях добавляю: — Ты ведь знаешь, что я… мы с твоим отцом будем любить и поддерживать тебя в любых ситуациях. Ты должна быть уверена, что нам можно рассказать абсолютно все. Скрывать ничего не надо.

— Хорошо, — отвечает она.

— Вот и славно, — киваю я, выходя из комнаты.

68. Бренда

«Как и вся моя жизнь, семья разваливается на части, — думаю я, лежа на постели и глядя в потолок. — Наверное, прямо сейчас мой муж спит с другой женщиной, а дочь только что прочитала мне обвинительную отповедь… Как там она выразилась? Трусихой меня назвала. Джоди считает меня трусихой. Господи, все слезы выплаканы. Я в состоянии… Бог мой! Даже не знаю, в каком я состоянии».

Я и не заметила, в какой момент все пошло наперекосяк. Многие женщины, обремененные долгами и обязательствами, работают целыми днями, решают самые сложные проблемы, но семьи у них счастливые. «Почему у меня так не получается? Ведь беда пришла не в одночасье. И понятно, что к своему краху моя семья двигалась не один год».

Я лежу, не смыкая глаз, под гнетом тяжких раздумий, когда вдруг раздается сигнал моего мобильного. Смотрю на дисплей, чтобы понять, кому я понадобилась в столь поздний час. Господи, это Жизель. «Что ей-то надо», — с волнением думаю я, уставившись на экран телефона. Она заметила, как я смотрю на нее в ресторане, — наши глаза встретились. Что же она скажет теперь?

Я делаю глубокий вдох, нажимаю кнопку ответа и прикладываю телефон к уху.

— Алло?

— Значит ты Бренда, не Миртл, — раздается голос Жизель.

Я молчу. Не знаю, что сказать.

— Что происходит, Бренда? Что происходит? Зачем ты набивалась ко мне в друзья?

— Извини, — выдавливаю я. — Все так сложно…

И вдруг я словно осатанела.

— Почему это я извиняюсь перед тобой? Это ты… спишь с моим мужем!

Я чуть было не выругалась матом!

В трубке долгое молчание, потом Жизель произносит:

— Я не знаю, что на это сказать, Бренда.

— Почему бы не сказать: «Да, я сплю с твоим мужем. Мы с Джимом любовники».

Ой, снова еле удержалась, чтобы не выругаться.

— Тебе, правда, нужно от меня это услышать?

— Твой звонок мне кажется странным и ненужным. Мне тебе сказать нечего! И я понятия не имею, зачем ты позвонила.

— Я позвонила… ну… просто, потому что ты мне нравишься, Бренда. А еще тебе кое-что следует знать.

— Что же? — холодно спрашиваю я.

— То, что мы увиделись в ресторане, не было случайностью. Джим сказал мне, что встречается с женой и дочерью, и мне очень захотелось посмотреть на его семью. Не знаю почему, но показалось, что так будет правильно. Откуда мне было знать, что его женой окажешься ты?