Дураки умирают - Марио Пьюзо

Я знал наверняка, что она спит с Элис. Однажды, когда Элис на неделю уехала на съемки, я пришел к Джанель, чтобы остаться на ночь в их квартире. Элис позвонила по межгороду, чтобы поболтать с Джанель. Разговор продолжался пару минут. Голос Джанель звучал очень сурово. Даже зло. А полчаса спустя, когда мы занялись любовью, телефон зазвонил вновь. Джанель протянула руку, сняла трубку с рычага и бросила под кровать.

Занимаясь любовью, она не желала прерываться, и мне в ней это нравилось. Иногда в отеле, если мы уже лежали в постели, она не разрешала мне отвечать на телефонный звонок или открывать дверь официанту, который приносил заказанную еду или напитки.

Неделей позже, в воскресное утро, я позвонил Джанель из отеля. Я знал, что спит она допоздна, поэтому набрал ее номер только в одиннадцать. Мне ответили короткие гудки. В течение часа я звонил каждые десять минут с одинаковым результатом, пока перед моим мысленным взором не возникли переплетенные тела Элис и Джанель и телефонная трубка, сброшенная под кровать. Когда мне удалось дозвониться, трубку взяла Элис. Голос ее звенел от счастья и удовлетворения. У меня пропали последние сомнения в том, что они любовницы.

В другой раз мы собирались поехать в Санта-Барбару, когда Джанель срочно вызвали к продюсеру на читку роли. Она сказала, что на это уйдет не больше получаса, поэтому я поехал с ней на студию. Продюсера она давно знала, и, входя в кабинет, он очень ласково, по-дружески, коснулся пальцами ее щеки, а она улыбнулась. Этот жест просчитывался без труда. В нем была нежность любовника, ставшего теперь добрым другом.

По дороге в Санта-Барбару я спросил, спала ли она с этим продюсером. Она повернулась ко мне и коротко ответила: «Да». Больше я вопросов не задавал.

Как-то вечером мы договорились пообедать, и я заехал за ней. Она одевалась, так что дверь открыла Элис. Мне она всегда нравилась, и я в принципе не возражал против такой любовницы Джанель. Элис всегда целовала меня в губы, и ей, похоже, нравилась моя компания. В общем, мы с ней прекрасно ладили. Но в ней чувствовался недостаток женственности. Очень худенькая, она носила облегающие, узкие рубашки, подчеркивающие неожиданную для такой конституции пышность груди. Элис налила мне стакан виски, поставила пластинку Эдит Пиаф, и мы сидели рядышком, дожидаясь, пока Джанель выйдет из ванной. Она поцеловала меня и тут же огорошила:

— Мерлин, мне очень жаль, я пыталась перехватить тебя в отеле. Сегодня вечером мне надо репетировать. Режиссер сейчас приедет за мной.

Вновь я услышал щелканье второй карты. Она ослепительно мне улыбалась, но уголки рта чуть дрожали, наводя меня на мысль, что она лжет. Она не сводила глаз с моего лица. Хотела, чтобы я ей поверил, но видела, что до этого далеко.

— Я постараюсь освободиться к одиннадцати.

— Хорошо.

Боковым зрением я видел, что Элис уставилась в свой стакан, не наблюдая за нами, стараясь не слышать нашего разговора.

И действительно, вскоре подъехал режиссер, молодой парень, но уже совершенно лысый, очень деловой. Во всяком случае, на выпивку времени у него не нашлось.

— Мы будем репетировать у меня, — сказал он Джанель. — Я хочу, чтобы к завтрашней костюмированной репетиции все было тип-топ. Мы с Эвартсом внесли кое-какие изменения в текст и сюжетную линию. — Он повернулся ко мне: — Извините, что испортили вам вечер, но это шоу-бизнес.

Хороший вроде бы парень, решил я. Холодно улыбнулся ему и Джанель.

— Ничего страшного. Репетируйте, сколько сочтете нужным.

Вот тут Джанель немного запаниковала.

— Как ты думаешь, до десяти мы закончим? — спросила она режиссера.

— Если постараемся, то возможно, — ответил он.

— Почему бы тебе не посидеть с Элис? — предложила Джанель. — Я вернусь к десяти, и мы еще успеем где-нибудь пообедать. Тебя это устроит?

— Конечно, — ответил я.

Они ушли, мы с Элис сидели и болтали. Она рассказала, что переделала всю квартиру, взяла меня за руку и повела по комнатам. Начали с кухни. Особые жалюзи, полки и буфеты, связанные общим рисунком, медные сковородки и кастрюли, свисающие с потолка.

— Красота! — воскликнул я. — Но я не могу представить себе, чтобы Джанель хозяйничала на кухне.

Элис рассмеялась.

— Нет, конечно. Домохозяйка — я.

За кухней последовали три спальни. Одна определенно предназначалась ребенку.

— Тут спит сын Джанель, когда приезжает к нам.

В главной спальне стояла огромная кровать. Мужского присутствия не чувствовалось, только женское. Куклы у стен, большие подушки на диване, телевизор в изножье кровати.

— И чья это спальня? — спросил я.

— Моя, — ответила Элис.

Мы прошли в третью спальню, в которой царил полный бардак. Скорее она выполняла роль кладовой. Правда, была и кровать, маленькая, застеленная пледом.

— А тут кто спит? — насмешливо спросил я.

— Джанель.

Я знал, что она лжет, что она и Джанель спят вместе в большой спальне. Мы вернулись в гостиную, сели в ожидании Джанель.

Звонок раздался в половине одиннадцатого.

— О боже! — Голос Джанель звучал так трагично, словно ей только-только сказали, что она неизлечимо больна. — Мы еще не закончили. Нам нужен час. Ты хочешь подождать?

Я рассмеялся.

— Конечно. Почему нет?

— Я перезвоню, — пообещала Джанель. — Как только пойму, что мы на финишной прямой. Хорошо?

— Хорошо.

Я прождал до полуночи. Элис предложила что-нибудь приготовить, но есть мне не хотелось. К тому времени я уже начал получать удовольствие. Забавно, знаете ли, когда из тебя делают круглого идиота.

Телефон зазвонил в полночь. Я предчувствовал, что она скажет, и не ошибся. Они не закончили, и она не знает, когда освободится.

Я не стал осуждать ее, лишь посочувствовал. Конечно же, она очень устанет. Конечно же, сегодня нам видеться уже незачем, и я позвоню ей завтра из дома.

— Дорогой, ты так мил, — услышал я в ответ. — Мне действительно жаль. Позвони мне завтра после полудня.

Я попрощался с Элис, она поцеловала меня, как любящая сестра, и спросила:

— Завтра ты позвонишь Джанель, не так ли?

— Конечно, — пообещал я. — Я позвоню ей из дома.

Утром я улетел в Нью-Йорк и из аэропорта Кеннеди позвонил Джанель. Она страшно обрадовалась, услышав мой голос:

— Я боялась, что ты не позвонишь.

— Я же обещал.

— Мы работали до трех утра, а костюмированная репетиция начнется в девять вечера. Я бы могла приехать в отель на пару часов, если ты хочешь меня видеть.

— Конечно, я хочу тебя видеть, — ответил я. — Но я в Нью-Йорке. Я же сказал тебе, что позвоню из дома.

Последовала долгая пауза.

— Понятно, — наконец донеслось до меня.

— Я позвоню тебе, когда вернусь в Лос-Анджелес. Хорошо?

Вновь долгая пауза.

— Ты был ко мне очень добр, но я больше не могу позволить тебе причинять мне боль.

И в трубке раздались гудки отбоя.

Но мы помирились, когда я прилетел в Калифорнию, и все началось сначала. Она хотела быть со мной абсолютно честной, хотела устранить всяческие недоразумения. Она клялась, что не спала ни с Эвартсом, ни с режиссером. Что всегда будет говорить мне только правду. Что никогда не солжет. И в доказательство своих намерений рассказала мне о себе и Элис. Интересную историю, которая, однако, ничего не доказала, во всяком случае, мне. И все же приятно узнавать правду.

Глава 37

Джанель прожила с Элис Дисантис два месяца, прежде чем поняла, что та в нее влюблена. Так много времени потребовалось только потому, что дни у них были плотно заняты: Джанель бегала по собеседованиям, читкам и кинопробам, которые устраивал ей агент, Элис как художник по костюмам трудилась на съемках крупнобюджетного фильма.

У каждой была своя спальня. Но по вечерам Элис приходила в комнату Джанель, чтобы поболтать перед сном. Обычно она готовила что-нибудь на ужин и наливала себе и Джанель по чашке горячего шоколада. Джанель рассказывала о том, как, кто и где к ней приставал в этот день, и они весело смеялись. Элис никогда не говорила Джанель, что приставания эти она провоцировала сама.

Выходя из квартиры, Элис надевала маску суровой, деловой женщины. В общении с Джанель демонстрировала мягкость и нежность. Перед тем как уйти в свою спальню, целовала ее, как старшая сестра. Джанель восхищалась ее интеллигентностью, ее художественным вкусом.

Съемки фильма закончились аккурат к приезду сына Джанель Ричарда: он проводил с матерью часть летних каникул. Обычно Джанель уделяла ему все свое время, показывала Лос-Анджелес, ходила с ним на детские спектакли, на каток, ездила в Диснейленд. Иногда даже на неделю снимала маленькую квартирку на побережье. И радовалась тому, что может целый месяц провести с сыном. Но в тот год, так уж вышло, она получила роль в телевизионном сериале. Месяц съемок обеспечивал ее деньгами на целый год. Она уже принялась за письмо бывшему мужу, в котором объясняла, почему не может этим летом принять у себя Ричарда, но ручка выпала у нее из пальцев, и она горько расплакалась, почувствовав, что окончательно теряет своего ребенка.