Стальные гробы - Герберт Вернер

13.45. Движение продолжается. Эскадрилья двухмоторных самолетов проносится в миле от нас к северу, едва не задевая поверхность моря.

13.58. С востока появились два «либерейтора». Я убрал перископ и подождал, когда они удалятся.

14.10. Перископ снова над поверхностью. Я убедился, что мы приближались к скалам у оконечности Брестской бухты, и развернул перископ, чтобы проконтролировать обстановку. Со стороны кормы появились три двухмоторных самолета. Я опустил перископ так быстро, как только позволяло подъемное устройство.

14.18. Голубое небо свободно от самолетов. Настал наш час совершить рывок к месту встречи с эскортом и передать радиограмму с запросом помощи.

14.20. Лодка всплыла на поверхность. Когда я вышел на мостик, то чуть не ослеп от солнечных лучей. Закашлял единственный дизель, и измученная подлодка стала медленно набирать скорость. Я нервно следил за небом, а радист в это время настраивал передатчик, чтобы послать радиограмму с просьбой о воздушном прикрытии. Затем последовали бесконечные минуты пребывания в одиночестве на мостике. Лодка ковыляла по контролировавшейся противником зоне, оставляя за собой густой шлейф горючего. Небо необъяснимым образом оставалось свободным от самолетов. Через несколько минут мы достигли условленного места встречи с эскортами. Я повернул лодку на восток, чтобы сократить расстояние до берега. Однако щадящий режим, позволявший нам держаться на поверхности, кончился: за кормой из-за горизонта появились пять двухмоторных самолетов. Мы мгновенно ушли под воду.

Катастрофа. Лодка, лишенная электроэнергии, вышла из-под контроля, пошла вниз с дифферентом на нос и опустилась на дно на глубине 42 метра после мощного толчка. Через несколько секунд прогрохотали разрывы глубинных бомб. В лодку хлынула вода, залила палубные плиты и заполнила днище. Возникла опасность заполнения водой кормового отсека аккумуляторных батарей. Вода сильно утяжелила «У-415». Если противник заставит нас находиться под водой слишком долго, мы уже не сумеем подняться со дна моря.

19.35. От воды закоротило электропривод к нашей единственной действовавшей помпе. Шансы всплыть быстро уменьшилась. В корпусе лодки стало тихо, как в гробнице. Слышалось только, как капает сверху вода. Я задернул зеленую занавеску у своей койки и стал обдумывать, как выйти из положения.

23.00. Помощь с базы могла прийти в любую минуту, если только наш радиосигнал был принят. Я приказал включить акустические приборы, но акустик услышал только шум нашей собственной подлодки.

01.00. Сигналов с востока, где находился порт и откуда должна была прийти помощь, нет. Я рискнул подождать еще два часа, а затем попытаться пройти в бухту самостоятельно.

01.50.

– Прямо по курсу слышу слабый шум гребных винтов, – прозвучал наэлектризовавший меня голос акустика.

Я зашел к нему, надел наушники. Шум от эскортов стал слабеть и скоро умолк. Я физически ощущал на своей спине тонны воды, давившие на нашу лодку. Может, эскорты остановились? Или мы передали неточные координаты? А может, их атаковали самолетами и корабли вернулись в порт?

23.07. Вновь послышался шум и стал постепенно постепенно усиливаться. Стал различаться звук вращающихся винтов. Действовать нужно было быстро, или эскорты повернут назад, никого не обнаружив.

23.08

– Продуть весь балласт.

В цистерны ворвался сжатый воздух, однако «У-415» оставалась неподвижной.

03.09.

– Прекратить продувку цистерн один-три, все на корму.

Лодка по-прежнему не двигалась.

03.10.

– Все в носовой отсек. Продуть все цистерны! – скомандовал я. 03. П.

– Все – на корму… – продолжал командовать я, покрывшись холодным потом.

03.12.

– Все в носовой отсек, быстрей, ребята, быстрей! Сжатый воздух кончился.

03.13.

– Снова все на корму!

Лодка начала осторожно покачиваться. Она кренилась, дрожала, но поднималась все выше и выше, спасая саму себя. У самой поверхности она в последний раз вздрогнула, вырвалась наружу и застыла в полной неподвижности.

Я открыл крышку люка и выскочил в темноту. Перед нами двигались две тени. Я просигналил фонарем, оповестив, что мы в аварийном состоянии и можем двигаться только со скоростью 5 узлов. Немедленно один из эскортов пристроился к нам в кильватер. Так, между двумя кораблями, «У-415» начала медленное движение к порту.

04.45. С трудом маневрируя на одном дизеле, я вел лодку в освещенный квадрат в бетонном укрытии, где на пирсе нас ожидало несколько темных фигур. Нос отпрянул, уткнувшись в бетонную стену, однако швартовы, уже закрепленные на кнехтах, удержали лодку на месте.

Через минуту были перекинуты сходни. Капитан Винтер бросился на борт лодки и крепко пожал мне руку. Он был явно растроган.

– Рад видеть вас и команду. Вам следует хорошо помыться и почиститься, выглядите как пират. Отсылайте парней по комнатам, пусть отдыхают. Увидимся, как только будете готовы ко встрече.

Он повернулся к моим подводникам, отдал честь и затем вернулся на пирс.

Когда я вышел из лодки, то увидел Захсе и Бодденберга, которые вернулись в порт предыдущей ночью. Их лодки были отбуксированы в Брест эскортами, шедшими за эсминцами, перед тем как нашу колонну атаковали самолеты противника.

Я потащился на холм и вышел в свою комнату, искренне поблагодарив свею счастливую звезду. Мне казалось, что «У-415» совершила свой последний поход. Она была так изувечена, что трудно было надеяться на ее возвращение в строй. Теперь командованию придется предоставить мне новую лодку, оснащенную «шнеркелем». Утешившись этим, я принял душ, смыл с себя кровь и пот, завернулся в белые простыни и погрузился в глубокий сон.

В полдень меня разбудила острая боль. Голова ныла от ран, нанесенных шрапнелью. Боль пронзала и все тело в ритме ударов сердца. Яркое солнце слепило глаза. Закончив мучительный процесс одевания, я с трудом добрался до госпиталя, расположенного от нашего жилого корпуса через два здания.

Молодой врач осмотрел раны и сказал:

– Мне придется побрить вам голову.

Я стал возражать, и врач согласился выбрить лишь отдельные участки на моей голове. Он заморозил мой скальп, затем ковырял, резал и сшивал кожу почти час перед тем, как меня отпустить. Оправившись от боли, я навестил раненых старпома и стрелка-зенитчика. За обоими хорошо смотрели. Они быстро выздоравливали и попросили меня не искать для них замену.

Вскоре я выяснил, что вторжение союзников в Нормандию продолжается. Американские десанты на пляжи полуострова Котенин и британские близ Байо еще можно было сбросить в море. Наши оборонительные линии понесли серьезные потери, но не были прорваны. Между тем жалкие остатки германского подводного флота получили еще один сокрушительный удар. В месяц, предшествовавший шести дням июня, было потоплено 25 наших подлодок. Общее число потерь возросло до невероятной цифры – 440 судов. У нас осталось только 60 подлодок для отражения десанта. Большинство из них базировалось в портах побережья Норвегии и Бискайского залива. Участвовали в операциях против десанта союзников только 15 подлодок, вышедших из Бреста. Из восьми, отправленных на самоубийство без «шнеркелей», навсегда пропало пять, три спасшихся – «У-415», «У-413» и «У-256» – только случайно избежали гибели. В результате тяжелых потерь командование отменило безумный приказ передвигаться в надводном положении и таранить корабли неприятеля. Благодаря этому был отсрочен окончательный разгром германского подводного флота. Что касается семи подлодок, оснащенных «шнеркелями», которые вместе с нами ушли из Брестской бухты 6 июня, их судьба пока оставалась неизвестной. Пять других лодок со «шнеркелями» были направлены в Ла-Манш из Атлантики, чтобы компенсировать наши потери, но только две прибыли туда. Таким образом, в первую фазу вторжения союзников мы потеряли минимум 12 подлодок.