Доверие - Димитр Ганев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раздался бой башенных курантов. Было двенадцать часов. Мы остановились, чтобы встретить наш долгожданный Новый год. Мы целовались, взволнованные и счастливые, а Эма спешила рассказать, что случилось этой ночью. Я ничего не слышал, только смотрел в ее глаза, отражавшие небо. Спросил ее:
— Чего бы ты хотела пожелать нам в Новый год?
— А ты?
— Сына! Как у лейтенанта Стефанова! — прошептал я, пристально глядя в ее глаза.
Ласково поцеловав, она прижалась ко мне.
Так, крепко обнявшись, мы отправились в ночь без цели и без определенного направления. Нам было достаточно того, что мы вместе… Самые счастливые и богатые на этом свете, потому что имели настоящего, верного (а он в эту ночь был тоже счастливым) друга — Стефанова.
И если какой-то художник когда-нибудь попытается нарисовать картину человеческого счастья, то на ней непременно будут двое влюбленных, таких, как мы, глядящих на усыпанное звездами небо…
ЦЫГАНСКАЯ ИСТОРИЯ
Старый ЗИЛ натруженно гудит, двигаясь по уходящей в горы, накаленной солнцем дороге. В душной кабине старшина Черкезов, он не отрывает взгляда от блестящего асфальта. Прильнул к баранке рядом со старшиной рядовой Райко Моллов. Все в подразделении знают его — цыганенок Райко, шофер грузовой машины, которого чаще других ругает старшина. Если кепи надето не набекрень, то обязательно расстегнут воротник или ремень висит, как на вешалке. А это, как считает старшина Черкезов, серьезные нарушения, которые не следует оставлять незамеченными. Поклялся старшина, что не успокоится, пока не сделает из Райко настоящего солдата. Райко каждый раз обещал исправиться, стать самым примерным бойцом, но для этого ему не хватало времени. То надо идти на занятия, то заступать в наряд, то куда-нибудь ехать. Как считает старшина Черкезов, наряду с другими слабостями Райко имеет еще одну, и она самая опасная: он играет на скрипке и поет. А какой солдат получится из человека, который, заслышав бой барабана, забывает и устав, и службу, и все на свете!
Другие солдаты и офицеры вряд ли знали об этой тайне, но Райко она была хорошо известна: в жилах старшины Черкезова текла цыганская кровь, хотя уже пятое поколение их рода носило болгарские имена. Об этом Райко узнал от Сании — дочери Черкезова. О том, что Райко и Сания познакомились во время вступительных экзаменов в консерваторию, старшина догадается потом. Их обоих зачислили студентами, но Райко пошел в армию, а Сания уехала в Софию. Кто скажет старшине, что Райко любит Санию (и как любит!) и получает от нее письма каждую неделю? Старшина Черкезов вряд ли подозревает, что цыганенок Райко так сильно его уважает потому, что он отец Сании — той пылкой девушки, которая по документам считается болгаркой, хотя в ее жилах течет горячая цыганская кровь. «Не может она меня обмануть, товарищ старшина! — думал шофер, нажимая на педаль. — Райко — не парень, а дьявол. Ей-ей, дьявол! Вот уже год отслужил. Еще год — и тогда студент Райко откроет свою тайну».
Грузовая машина подразделения не стоит на месте ни часу. Из одного места возвращается, ее направляют в другое. Не остается времени, чтобы воды долить в радиатор, помыть стекла и привести в порядок кабину.
Сегодня старшина Черкезов едет на ней в Сливен за парадным обмундированием для новобранцев. Старший машины не разговаривает, не курит — он не отрывает глаз от дороги. «Может, Райко и отличный водитель, — думает он, — но цыганам доверять нельзя. С ними нужно держать ухо востро!»
Райко крутит баранку и даже мысли не допускает, что старшина ему не доверяет. Хитрый парень Райко! Напевает себе под нос цыганский мотив и временами посматривает на старшину. Молчит Черкезов, но глаза выдают его. Кровь напоминает о себе, сердцу не прикажешь. Только одно удерживает его. Неделю назад курьер вручил ему письма на роту, и он невольно заинтересовался, откуда «сыновья» получают письма. На одном из конвертов почерк ему показался знакомым. Повертел в руках письмо, прочитал несколько раз адрес, и в сердце поселилась тревога. На месте обратного адреса — одна большая буква «С»! Рвал и метал старшина. Письмо было адресовано Райко, и это утешало старшину, позволяло надеяться. «Где Райко до моей Сании! — рассуждал Черкезов и поглядывал на шофера. — Откуда они могут знать друг друга, да еще переписываться? Моя Сания станет певицей. Умная девушка и талантливая. Доброе у нее сердце. И пока она была при мне, никаких ухажеров не было. Она занималась учебой, пением…»
— Остановимся, товарищ старшина! Здесь внизу, в ста шагах от дороги, — родничок. Надо сполоснуть «фары», — предложил Райко, и старшина согласился.
Солдат схватил пустую фляжку и побежал по тропинке вниз, а Черкезов вылез из кабины и начал прохаживаться, стараясь успокоить разыгравшееся воображение. Прошло минут десять. «Что-то задерживается парень. Выкинет какую-нибудь цыганскую штучку. Бахчи рядом с родником», — начал нервничать старшина, возвратись на свое место в машине. Внимание его привлекла красная кнопочка на дверце ящичка для перчаток. Он нажал на нее, крышка открылась, а там целая пачка писем, аккуратно перевязанных. Черкезов вздрогнул, хотел закрыть крышку, но непреодолимое любопытство тянуло к этим письмам. Оглянувшись, он взял пачку — письма к Райко. И все подписаны почерком Сании. Значит, ошибки не было. Печать на конвертах — софийская, почерк — Сании, ее буква «С». Ему стало жарко. Он быстро положил на место пачку и захлопнул дверцу. Совесть не позволила ему заглянуть хоть в один конверт, чтобы узнать, о чем пишет дочь и как далеко зашли их отношения с Райко.
Он еще несколько раз протягивал руку к красной кнопочке, но рука не слушалась, возвращалась на колено. Искушение взять письма и по одному прочитать их не проходило… Ведь они написаны рукой его любимой дочери! Он имеет право, должен Сделать это! Она — его чадо! Восемнадцать лет дрожал над ней, растил! И вдруг на этом пути появляется цыган Райко!
Со злостью сжимал Черкезов свои тяжелые кулаки, казалось, готов был на все… Но потом мелькнула ободряющая мысль: «Да они еще дети! Такая мальчишеская любовь, как роса, — с утра до полудня». Старшина устало откинулся на спинку сиденья.
К машине подходил Райко с двумя дынями. Фляга, которую он повесил на ремень, тянула в сторону. Старшина выскочил из кабины:
— Ты что натворил? Ходил воровать дыни, ремень отвис до колен, на солдата не похож! За кражу дынь, народного имущества, и за компрометацию имени
