Ведьмин Лог - Мария Вересень

– Тут целая трагедия. Но об этом в следующий раз. – Он подмигнул. – Давайте поспешим, я с детства хотел посмотреть, как ведьмы ходят на Лысую гору. Или летают?

– Извольте пойти ко всем чертям! – заявила я, решив, что Лысой горы не видать им как своих ушей, и если они надеются, что я их туда поведу, то напрасно. Желудок снова был полон, ночь не казалась мерзкой и холодной, и я могла просидеть на этой кочке хоть до следующего обеда, сколько бы меня ни уговаривали. Златоградец присел возле меня, заглядывая в глаза и комкая шелковый Платочек в ладонях.

– Вы еще здесь? – рассеянно поинтересовалась я, делая вид, что занята изучением облачного неба.

– Знаете, госпожа Мариша, привычка считать себя пупом земли сыграет однажды с вами злую шутку. – Легко ухватив меня за затылок, он снова впихнул мне в рот проклятую тряпку. – О Лысой горе я узнал от вашей бабушки, она сейчас направляется туда. Часа четыре назад они проехали мимо меня, не увидев, но при этом бурно обсуждая предстоящее событие с архиведьмами. За вас сильно волновались. – Он потребовал, чтобы я помычала, и, когда я прогундела все, что о нем думаю, предупредил: – Вот если вы сделаете так, когда мы будем следить за вашей бабушкой, я зажму вам нос и вы задохнетесь.

Я замолчала, потрясенная его людоедской откровенностью. Меня доставили к лошадке и, водрузив на телегу, заботливо укутали одеялом.

Люди на дороге не обратили внимания на еще одну телегу. Стража на воротах делала вид, что не замечает, как к руинам бывшей Школы Ведьм и Чаровниц стекаются ведьмы с домочадцами. Мычать, привлекая к себе внимание, я остереглась не столько из-за угроз Илиодора, сколько из-за беззаботной Зюки, которая, сидя около меня, восторженно изучала свою саблю. Теперь, когда мне нечем было заняться, я с удивлением заметила, что Илиодор украл не только гроссмейстершу Ведьминого Круга, но и наш ларь – наверное, для Зюки, уж больно он ей понравился. Удручала невозможность разговаривать, я была уже согласна не звать на помощь, но уж Илиодору-то рассказать все, что я о нем думаю, хотелось нестерпимо. Признаться, в тот миг мне еще не было страшно по-настоящему, рычала и требовала скандала во мне ущемленная гордость, а все творимое златоградцем казалось очередной его глупой проделкой, чтобы потом рассказывать друзьям, как пленил настоящую логовскую ведьму. Я так и представляла себе его довольную рожу:

– Был со мной один забавный случай…

Наша телега остановилась, не доезжая одной улицы до развалин. Очевидно, мы оказались в числе последних, поскольку Рогнеда совсем недолго выкликала имена – был у бабули такой список ведьм, которые ни в коем разе не должны были достаться Разбойному приказу на случай облавы. Составляли его Рогнеда с Августой, внося в первую очередь ведьм с настоящим даром, и лишь потом бабуля добавляла что-нибудь от себя, причем после долгих споров, поскольку врата на Лысую гору не умели делить людей на нужных и ненужных, отсекая путь самозваным ведьмам, будь они хоть трижды магистершами Ведьминого Круга. Например, бабуля не могла попасть туда самостоятельно и потому всегда являлась на праздник в сопровождении архиведьм или нас с сестрицей, при этом ощущение было такое, будто я волоку бабушку на закорках. И каждый новый посторонний прибавлялся к этому весу. Поэтому на Лысой горе чужих много не бывало.

Еще раз всех пересчитав по головам, Рогнеда шагнула в арку – единственное, что осталось от изящной резной башенки, – и словно растворилась в ее тени. Августа тут же хрипло начала командовать, загоняя нужных ведьм следом, брала за руки и передавала подруге. Илиодор глядел на все это, как ребенок, страстно шепча мне в ухо:

– Это так просто, что даже невероятно! Сознаться, я ожидал хоть какого-нибудь обряда. А эти врата действуют наподобие знаменитой Бежецкой башни и большой залы Академии магов в Княжеве. – Он аж подпрыгивал от удовольствия, непрестанно меня теребя. – Но ведь там же одни руины! А что дальше, там, за вратами? – Он заглядывал мне в глаза, а я хотела ему откусить нос, в основном за то, что выражение его лица было такое невинное, что, не будь я связана, сама бы не поверила в то, что он способен на столь неординарные поступки: вязать девиц, возить их как коров туда-сюда да травить едой. Не было ничего интересного за вратами на Лысую гору. Обыкновенная лысая гора и дремучий лес вокруг, в который ни одна уважающая себя ведьма и не сунется, а глупых просто недосчитывались поутру.

Видя, что поспешное бегство ведьм благополучно завершилось, поклажу перенесли и обеспокоенные родственники разъехались по домам, Илиодор осмелился подъехать к развалинам Школы. Велел Зюке сторожить меня, а сам принялся шнырять вокруг, пока у меня не заболела шея от наблюдения за ним. Назад он вернулся удовлетворенный, с ходу заявив:

– Я так и думал. Такое ощущение, что все три северские архитектурные достопримечательности делал один мастер, и я догадываюсь кто. – Он задумчиво подергал себя за губу, порылся в телеге, потом в своей сумке, вынул из-под вороха сена кожаную торбу, развязал мне ноги, вынул кляп и, галантно протянув руку, стащил на землю.

– Госпожа Мариша, поправьте меня, если я ошибаюсь, но этими вратами могут пройти только ведьмы?

Я сначала не хотела с ним вообще разговаривать, но потом все-таки кивнула, обрадовав его.

– Ага. И вы тоже? Ну не смотрите на меня таким злым взглядом! Разбойный приказ вон утверждает, что вы аферистка.

Я дернула плечами, сбрасывая его руку, и пошла на Лысую гору, надеясь, что он опомнится не раньше, чем я доберусь до бабушки. Однако мою попытку бегства пресекли. Устроив меня всего лишь в двух шагах от заветной арки на плоском обломке колонны, златоградец вынул пузырек с краской, кисточку и Фроськину книгу. Потом из кожаной торбы, как фокусник, вытащил черного петуха, уснувшего в темноте и тесноте, но живого. Бесцеремонно разбуженный кочет забил крыльями, Илиодор изобразил передо мной полупоклон, совсем как балаганный кривляка, и, передав птицу Зюке, уверенно и быстро нарисовал на пороговом камне странный знак, состоящий из звездочек и стрелок. Хлопнул в ладоши, сказал:

– Алле! – и раскрыл книгу.

В тот же миг Зюка снесла саблей кочету голову, кровь хлынула на порог, а Илиодор гортанным высоким голосом затянул то ли молитву, то ли песню, к счастью, короткую, иначе я просто умерла бы от ужаса. У меня и так встали дыбом волосы и, кажется, даже мех на безрукавке.

Потрясение мое было столь велико, что, ударь меня сейчас молния прямо в темечко, я бы этого не заметила. В голове сделалось пусто-пусто, и единственное, что я смогла выдавить из себя через силу, было:

– Чернокнижник.[10]