Ведьмин Лог - Мария Вересень

Я опять покосилась на Илиодора, но он беззлобно ткнул меня кулаком в щеку, заставляя смотреть только на Решетникова.

– Скончались, – прошептала я, понимая, что пыток не избежать.

– Каким образом? – растерялся боярин, приподняв бровки.

Писарчук, до этого старательно записывающий допрос, оторвал нос от бумаги и выжидательно уставился на меня.

– Сестра – в битве с мятежницей Фроськой Подаренковой. Бабушка – от тоски по ней, остальные – на тризне, от перепою, наверное, брагой отравились, она у нас на травках. – И я задумчиво уставилась в скатерть, опять с тоской мечтая об обмороке.

Присутствующие хмыкнули, сомневаясь в правдивости моего заявления, а Илиодор бесстрастно прокомментировал:

– Глупая бабская ложь. Все ведьмы, архиведьмы, гроссмейстерша Лана Лапоткова и магистерша Марта Лапоткова находятся на Лысой горе, запечатанные Великой печатью инквизиции, и останутся там на веки вечные по приговору нашего ордена, что и будет им достойной карой за все злодеяния.

«Гад какой! – потрясенно подумала я, вспоминая пороговый камень, изрисованный загогулинами и омытый кровью. – А что, если его раскрошить кузнечным молотом, может, тогда и печать улетучится? А еще лучше сходить к Архиносквену», – озарило меня. Но для начала нужно вырваться из этого дома и от этой компании. Хорошо бы случиться драке, и тогда я под шумок… Не откладывая дело в долгий ящик, я начала читать заговор на вражду, стараясь не шевелить губами, произнося где надо «Решетников» и «Илиодор». Хорошо было б, если бы при этом меня не отвлекали глупыми расспросами.

«Мету сор, мету ссор, чтоб Илиодору с Федором спорить…»

– Что вы скажете о заговоре Мытного? – не унимался меж тем Федор Велимирович.

– Мерзкий, недостойный боярина поступок, – искренне заявила я.

– Не юродствуйте! – ударил кулаком по столу Решетников. Подсвечники подпрыгнули, в чернильнице булькнули чернила, писарчук поставил кляксу.

Я втянула голову, а Илиодор снова больно вцепился в мое плечо, очевидно опасаясь, что я с перепугу метну в боярина молнию или обращу его жабою.

– Госпожа Мариша Лапоткова не имеет никакого отношения к заговору Мытного, – как мне показалось, равнодушно и даже брезгливо обронил Илиодор. – Единственная ведьма, с которой он имел дело, была уничтожена мной предыдущей ночью во славу Пречистой Девы и по договору с Великим Князем.

«…к друг дружке придираться…»

Решетников недовольно поморщился, словно муху проглотил, и, глянув поверх меня, не удержался, чтобы не бросить:

– Охота была Великому Князю связываться с такой…

«Дрянью», – мысленно подсказала я, но боярин не стал обострять, сделав постную мину, заявил:

– Мы вполне могли справиться и без помощи инквизиции.

– Охотно верю в это, – равнодушно пожал плечами Илиодор. – Однако по договору с Великим Князем, – он специально подчеркнул два последних слова, давая понять, что Решетников здесь всего лишь слуга, – я теперь имею право забрать госпожу Маришу Лапоткову, дабы ее судьбу решил совет ордена.

– Ой. – Мне стало нехорошо, я сразу вспомнила, что являюсь гражданкой Северска, и просительно уставилась на Федора Велимировича, но тот лишь бессильно скрипнул зубами, махнув рукой, и велел:

– Убирайтесь и ведьму свою забирайте.

– Не очень-то вы учтивы, – холодно парировал златоградец, – можно подумать, что вы даже расстроены тем, как повернулись события.

«…меж собой грызться и драться. Собака кусача, кошка царапуча…»

Вот теперь Решетников взбесился окончательно, даже стол опрокинул, когда вскакивал. Мне показалось, что он схватит Илиодора за грудки, чтобы пнуть пару раз в живот, а потом еще и мордой повозить по полу. Лично я так бы и сделала. Но Решетникова что-то удержало. Нет, все-таки плохо быть царедворцем. Я осуждающе покачала головой, но тут Илиодор ухватил меня за шею, пронзив пальцами чуть не насквозь, и помешал произнести наговор до конца самым простым и бесцеремонным образом – воткнул в волосы гребень и намотал монисто на шею, как удавку.

Из дому он меня волок, словно это я была виновата, что он разлаялся с боярином.

– Еще раз это сделаешь, я тебе голову оторву! – зло тряхнул он меня так, что клацнули зубы.

– Я не виновата, что меня сцапали! – пискнула я.

Он замахнулся кулаком, я зажмурилась, подождала маленько, потом приоткрыла глаз. Илиодор усиленно растирал свое лицо, словно вляпался в паутину.

– Черт, не спал уже трое суток, с ног валюсь. – И он оценивающе оглядел меня с ног до головы, снова поразив переменою. Взгляд у него стал не дурашливый, как раньше, и не лютый, как только что, но задумчивый и глубокий, как у Архиносквена, когда нас впервые привели к нему на обучение. – Ладно, – махнул он рукой, – думаю, и впрямь придется тебе порассказать кое-что.

Илиодор приметил Зюку на телеге и, ухватив меня за шиворот, как кутенка, поволок, не обращая внимания на писки возмущения. Легко забросил на телегу и вскарабкался сам. Как ребенка, подтолкнул к нашему ларю, а сам встал за спиной, топча сапогами одеяло, и, не отпуская моей многострадальной шеи, велел:

– Открывай.

Я сразу догадалась, что меня собираются сунуть в этот ларь, и уперлась в него руками, замотав головой.

– Да чтоб тебя! – совсем разозлился Илиодор. Сам нажал потайную пружину и откинул крышку.

Я ожидала, что сейчас он меня толкнет, и оттого отклячила зад, упираясь в стенку ларя, сильно наклонившись вперед. Он этим воспользовался и, положив мне руку на затылок, склонил еще ниже. Лучше б он этого не делал, потому что я завизжала так, что из дома старосты повыскакивала охрана, оно и понятно – из ларя на меня смотрела мертвыми глазами Подаренка.

Она лежала, притиснутая в угол, а рядом с ней – знакомый жилистый оборотень. Шея его была разрублена и левая рука вся в запекшейся крови. Хоть их и уложили аккуратно, но, видимо, от тряски оба трупа шевелились, и теперь казалось, что жуткая парочка обнимается.

– Договоримся так, – сурово произнес новый Илиодор, – у меня на сегодня еще много дел, и ты либо не мешаешь мне и ведешь себя смирно, либо едешь в одном сундуке с ними.

Я мелко затрясла головой, он дернул меня за растрепанную косу, а на подбежавшую стражу рявкнул:

– Чего надо?

Те попятились и отступили от инквизитора, решив, что златоградец, горя нетерпением, уже начал пытки. У них даже сочувствие на лицах проступило, но злого слова церковнику никто сказать не посмел. Такие нынче времена.

– Ты сумасшедший, – сползла я на дно телеги, зарываясь в одеяло и все равно чувствуя, что меня колотит крупная дрожь.

– Скорей уж, как пишут в ваших ведьмовских книгах, «безвольный раб своего ремесла».