Тайная история Владимира Набокова - Андреа Питцер

На первых порах труд Солженицына так воодушевил Хрущева, что тот собрался даже пригласить автора к себе на дачу для личной беседы. Но к августу 1964 года Никита Сергеевич, возможно, уже пожалел, что покровительствовал этой книге. Через два месяца его отстранили от руководства страной.

После свержения Хрущева судьба солженицынских книг оказалась под угрозой. Автор сделался пешкой в изощренных подковерных играх. Его произведения то ругали, то хвалили – в зависимости от политической конъюнктуры, оставляя за кадром их литературные достоинства или недостатки. Хрущевская оттепель закончилась, и «Новый мир» больше не решался печатать Солженицына. Его тексты публиковались только в самиздате и с оказией переправлялись на Запад.

Зимой, после отставки Хрущева, Солженицын уехал за город и с головой погрузился в новую работу – он задумал написать историю лагерей по свидетельствам тех, кто через них прошел. Возможно, идею названия отчасти подсказал писателю Дмитрий Лихачев. Тот больше двух лет провел на Соловках и рассказывал Солженицыну, что человек, отвечавший в лагере за расстрелы, назывался «командиром войск Соловецкого архипелага». Архипелаг рифмовался с аббревиатурой ГУЛАГ.

Опираясь на собственный опыт и воспоминания более чем двух сотен людей, Солженицын поведал о том, к чему прежде никто не решался подступиться. Он писал, например, что когда Максим Горький, воспевавший строительство Беломорско-Балтийского канала, приезжал на Соловки, один мальчишка, рискуя жизнью, рассказал писателю правду – о комариных пытках, о том, как заключенных заставляют сутками сидеть на жердях и как еще живых людей, привязав к колодам, скатывают в яму по крутым ступеням от бывшей церкви на Секир-горе. Горький тем не менее отозвался о лагере одобрительно, написав, что даже карцеры там выглядят «отлично». Мальчика, по сведениям Солженицына, застрелили, как только Горький уехал на материк.

В книге говорилось о кошмаре арестов, об истоках лагерной системы, о начале террора при Ленине и о далеких, богом забытых краях, куда забрасывали заключенных, зачастую оставляя почти без еды и крова над головой.

За три тысячи километров друг от друга Набоков и Солженицын думали об одном и том же. В деревенской глуши Солотчи, что в трех часах езды от Москвы, Александр описывал, как лагеря разрастались за пределы Соловецкого архипелага, как его безумные метастазы проникали в самые отдаленные уголки страны:

На Новой Земле тоже были лагеря многие годы, и самые страшные – потому что сюда попадали «без права переписки». Отсюда не вернулся никогда ни единый зэк. Что эти несчастные там добывали-строили, как жили, как умирали – этого еще и сегодня мы не знаем.

Впрочем, Солженицын продолжал надеяться, что рано или поздно дождется свидетельств от тех, кто побывал на Новой Земле.

Год спустя стало ясно, что процесс десталинизации застопорился. «Оттепель» закончилась, и зазвучали призывы расследовать деятельность редакции «Нового мира». О новых публикациях Солженицына уже не шло и речи. В 1965 году КГБ конфисковал архив писателя. Пока Солженицын гадал, посадят его или нет, и если да, то когда, Запад следил за перипетиями другого литературного детектива. В один прекрасный апрельский день 1966 года редакторы антикоммунистического, но довольно либерального издания Encounter – в котором появлялись произведения как Солженицына, так и Набокова, – узнали, что The New York Times обвиняет их и «Конгресс за свободу культуры», долгое время выступавший спонсором журнала, в получении денежных средств от ЦРУ.

Предположение, что некоторые из наиболее либеральных мыслителей Запада, с собственного ведома или нет, финансировались ЦРУ, использовавшим их как пешки в холодной войне, взорвало европейскую и американскую прессу. На сторону двоюродного брата Набокова, Николая, который по-прежнему занимал пост генерального секретаря «Конгресса», тотчас встали Джордж Кеннан, Джон Кеннет Гэлбрейт, Роберт Оппенгеймер и Артур Шлезингер, подписавшие в его поддержку коллективное письмо в The New York Times. На следующий день о независимой политике журнала заявили его бывшие и действующие редакторы. Через неделю сам Николай Набоков направил в газету письмо о том, что инсинуации, будто «Конгресс» был инструментом ЦРУ, глубоко несправедливы по отношению к интеллектуалам всего мира, которым «Конгресс» и его проекты «дали возможность свободно писать и говорить об актуальных проблемах и надеждах нашего века».

Но самого факта финансовой поддержки от ЦРУ никто не отрицал, поэтому ситуация оставалась мутной. В мае следующего года бывший сотрудник управления Том Брейден опубликовал открытое письмо, в котором признался, что ЦРУ конечно же финансировало все эти организации через фиктивные фонды. Мало того, ЦРУ внедряло своих агентов в редколлегию Encounter и в штат «Конгресса за свободу культуры». Зачем? Затем, что игнорировать культурное наступление коммунистов и оставлять левое крыло европейской политики на откуп Советам было бы глупо. Те, кто считает, что все деньги должны проходить через «Конгресс», наивны. На Капитолийском холме слово «социализм» – ругательное, писал Брейден, но дело в том, что в Европе жизненно важно поддерживать именно антикоммунистических левых. По его мнению, ЦРУ имело полное право вкладывать деньги в продвижение интеллектуальных и культурных альтернатив коммунизму везде, где только можно, в том числе и в Encounter.

Поднятая шумиха и новые свидетельства того, что обвинения небезосновательны, вынудили уволиться одного из редакторов журнала. «Конгресс», прекративший принимать средства от ЦРУ еще до того, как схему разоблачили, был оперативно распущен и образован заново. В мае 1967 года Николай Набоков обнародовал от лица организации официальное заявление о недоверии исполнительному директору Майклу Джоссельсону, который, как выяснилось, в течение десятилетия сотрудничал с американской разведкой. Николай Набоков знал Джоссельсона с 20-х годов и пересекался с ним по работе в течение почти двадцати лет, однако публично утверждал, что информация о реальных источниках финансирования «Конгресса» удивила его не меньше остальных.

На волне разоблачений один из бывших сотрудников разведки высказался в National Review, что порочна самая идея, будто поддержка некоммунистических левых может принести пользу, поскольку антикоммунистическая позиция вовсе не обязательно означает соответствие американским интересам. Такая точка зрения вполне могла найти отклик у президента Джонсона, который тоже был сыт интеллектуалами по горло – на тему либералов и коммунистов у него был готов простой ответ: «Они друг друга стоят».