Дело Кольцова - Виктор Фрадкин

Вопрос: Следует ли вас понимать так, что и они высказывали в вашем присутствии правые взгляды и антисоветские оценки международного и внутреннего положения в СССР?

Ответ: Да.

Вопрос: Кто именно высказывал эти взгляды, где и по какому поводу?

Ответ: В неоднократных разговорах со мной, имевших место в 1933 и 1934 годах, СУРИЦ проявлял себя особо ярым германофилом. Он говорил, что несмотря на наличие в Германии фашистского режима, с немцами, которые навели у себя в стране большой порядок, можно договориться, а связи с ними надо сохранить и упрочить.

Таким же было мнение и других членов группы — ШТЕЙНА, УМАНСКОГО, ГНЕДИНА, МИРОНОВА и ПОТЕМКИНА.

Вопрос: И ваше?

Ответ: Да. Нас объединяла общность политических взглядов, которые заключались в том, что связь с Германией нужно сохранить и укреплять, а внутренний режим в СССР изменять в сторону капиталистического развития, внедрения буржуазно-демократических форм управления, привлечения иностранных капиталов и прихода к власти правых. Таковы были наши политические взгляды.

Вопрос: Вы старый немецкий шпион, а говорите о каких-то своих политических взглядах и убеждениях. Ведь вы примкнув к заговорщикам, действовали по прямым заданиям иноразведок. Не так ли?

Ответ: Конечно, моя связь с заговорщической организацией в НКИД была целиком в интересах разведок, с которыми я установил прямое сотрудничество еще в 1932 году. Да и УМАНСКИЙ, а с ним и ГНЕДИН были связаны с немцами, что определило нашу дальнейшую антисоветскую работу, направленную на упрочение отношений за счет уступок фашистской Германии.

Вопрос: Следствию известно о том, что вы не только разделяли антисоветские взгляды правых, но и вели практическую работу по их осуществлению. Говорите об этом?

Ответ: В антисоветской группе, существовавшей в Наркоминделе, я как бы представлял крыло печати. Точно такое же положение было у МИРОНОВА, УМАНСКОГО и ГНЕДИНА, которые непосредственно руководили отделом печати НКИД и осуществляли, таким образом, связь с иностранными корреспондентами. Они то и обрабатывали в антисоветском духе представителей иностранной печати, приезжавших в СССР.

Вопрос: А вы?

Ответ: Я это тоже делал. Наше положение облегчалось тем, что иностранные корреспонденты действовали в СССР официально и поэтому наши с ними встречи не вызывали излишних подозрений у органов власти.

Вопрос: Персонально — с кем из иностранных корреспондентов вы установили антисоветские связи?

Ответ: У нас существовало своеобразное разделение труда. Так, УМАНСКИЙ занимался преимущественно американскими корреспондентами, ГНЕДИН и МИРОНОВ — германскими, а я — французскими. Ближайшим нашим сообщником и вдохновителем являлся журналист Луи ФИШЕР.

Вопрос: Из ваших же показаний известно, что германо-американский агент Луи ФИШЕР, работая на своих хозяев, выполнял функции связиста между вами и разведками.

Скажите, поэтому, были ли связаны с ФИШЕРОМ по шпионской работе ваши сообщники — УМАНСКИЙ, ГНЕДИН и МИРОНОВ?

Ответ: Мне известно, что УМАНСКИЙ был очень близок с ФИШЕРОМ. Для меня не составлял сомнений характер их отношений, поскольку я в такой же мере, как и УМАНСКИЙ, был связан с ФИШЕРОМ, которому поставлял все требуемые им шпионские материалы о внутриполитическом положении в СССР и характеристики руководящих партийных и советских работников.

Луи ФИШЕР подчинил себе УМАНСКОГО, которому давал указания в беспрекословной форме, свысока. По указаниям Луи ФИШЕРА УМАНСКИЙ обращал внимание инокорреспондентов на «медлительность» советского правительства в деле сближения с иностранными державами, на строгость советских органов по отношению к проживающим в СССР иностранцам, на, якобы, нежелание СССР устанавливать культурные связи с заграницей. При этом, наше мнение навязывалось инкорам, как мнение советской общественности.

МИРОНОВ, например, когда к нему являлись иностранные корреспонденты и с антисоветских позиций начинали критиковать тот или иной шаг советского правительства, — говорил: «я с вами согласен, не могу вам возражать. Дело ваше — как писать, только старайтесь писать так, чтобы не поставить меня в затруднительное положение». Точно также говорили — я КОЛЬЦОВ, УМАНСКИЙ и ГНЕДИН.

Должен сказать, что политические установки нашей группы встречали полное одобрение у РАДЕКА, который в разговоре со мной в 1936 году называл нас «энтузиастами советско-германского сближения».

В беседе со мной в 1935 году в Париже свое одобрение по поводу нашей линии на германо-советское сближение высказывал и ПОТЕМКИН Владимир Петрович, работавший тогда полпредом СССР во Франции.

Вопрос: Погодите с этим. Скажите сперва — какими обстоятельствами был вызван ваш приезд в Париж?

Ответ: В Париже в 1935 году был созван первый международный конгресс писателей, являясь руководителем делегации советских писателей на конгрессе, я столкнулся с резко-антисоветскими выступлениями председательствовавшего на конгрессе Андрэ ЖИДА, горячо поддержанного советским писателем И. ЭРЕНБУРГОМ.

Вопрос: В чем существо антисоветского выступления Андрэ ЖИДА, поддержанного ЭРЕНБУРГОМ?

Ответ: А. ЖИД и ЭРЕНБУРГ высказали резкое недовольство составом советской делегации, указав на отсутствие в ней ПАСТЕРНАКА и БАБЕЛЯ. По мнению ЖИДА и ЭРЕНБУРГА, только ПАСТЕРНАК и БАБЕЛЬ — настоящие писатели, лишь они по праву могут представлять в Париже русскую литературу. Далее Андрэ ЖИД сказал: «восхваление хорошей жизни советских писателей, происходившее на конгрессе, приводит меня к убеждению, что они являются в России сытой, привилегированной кастой, поддерживающей советский режим в своих шкурных интересах и не отражают истинного положения вещей». Одновременно Андрэ ЖИД передал через ЭРЕНБУРГА ультиматум советской делегации: или в Париж будут немедленно вызваны ПАСТЕРНАК и БАБЕЛЬ, или он — Андрэ ЖИД и его друзья покинут конгресс.

Видя такую обстановку, я решил за советом пойти к ПОТЕМКИНУ.

Вопрос: Состоялся ли у вас разговор с ПОТЕМКИНЫМ?

Ответ: Да.

Вопрос: Где?

Ответ: В здании советского полпредства.

Вопрос: Воспроизведите содержание разговора, который происходил между вами и ПОТЕМКИНЫМ?

Ответ: Добившись аудиенции, я рассказал ПОТЕМКИНУ об антисоветских выпадах и ультиматуме, который предъявили Андрэ ЖИД и ЭРЕНБУРГ. Я спросил у ПОТЕМКИНА — как быть дальше?