Полёт: воспоминания - Леонид Механиков

Вот мы подошли к развороту „Илов“ на боевой курс — „Илы“ начали размыкание. И…! Влево, градусов на 30 я увидел три четвёрки со стороны противника на встречном курсе — истребители. Строй противника — колонна четвёрок с небольшим пеленгом с двух сторон от первого звена и небольшим превышением каждой группы, идущей левее и правее. Идут чуть ниже нас. Нас они, видимо, ещё не заметили. „А когда заметят, то вряд ли кто-нибудь из нас уйдёт..“, — подумалось мне в те секунды. Я командую: „Борис (Матосов) — остаёшься с „Илами“, а я — атакую фрицев!“ Пользуясь моментом слепоты противника (у меня солнце сзади) на встречном курсе атакую ведущее звено. Газ полный и с небольшим снижением, поэтому скорость хорошая. Сразу видно, что противник не очень опытный. Ведущее звено, резко маневрируя, стало разбегаться кто куда, ведомые звенья также потеряли строй, а мы с Серёжей за счёт скорости сделали боевой разворот и оказались сзади и выше чёрт знает какой „каши“, состоящей из „фоккеров“…

„Илы“ ушли на свой маршрут незамеченные немцами, а мы повторили атаку по подходящему верхнему ФВ-190. Однако я не смог вывернуться на него — слишком круто, а Серёжа, поскольку шёл сзади, сумел обстрелять его и, по-моему, удачно, а затем пошёл за мной. Ниже я увидел другого „фокку“ — длинноносого, с жёлтым коком и угольником на борту и сверху под ракурсом? слева с дистанции 200 м открыл по нему непрерывный огонь. „ФВ“ беспорядочно кувыркаясь, стал падать со шлейфом дыма…

Оглянувшись, я не увидел Гордадзе. Позднее выяснилось, что я слишком резко выполнил манёвр и Сергей не удержал строй, потеряв меня. Он прошёл, разыскивая меня, на север, затем вернулся к „Илам“, проводил их до базы вместе с парой Бориса. „Илы“ задачу свою выполнили.

…Наверное, в нашем районе ещё шёл воздушный бой, потому что ко мне вдруг пристроился одинокий Ла-5 с красным коком.

Ниже нашей, внезапно созданной пары, я увидел звено Ме-109 и пошёл в атаку сзади-сверху на параллельном курсе. Эти ребята оказались грамотными: они пошли со снижением и пары разомкнулись метров на 200 (я, допустим, атакую правую — так меня бьёт левая, или наоборот). По привычке оглянувшись на ведомого, я увидел, что он круто уходит от меня. Чем-то, видимо, я ему не понравился. А может, своих увидел — не знаю.

Однако, пока я соображал, обстановка слегка переменилась: за это время „худые“ сделали крутые горки и теперь уже они оказались надо мной и немедленно с двух сторон атаковали, поджидая удобного момента вползания в прицел. Я никогда не проигрывал для себя такой вариант боя, но поступил по-своему правильно — резко убрал газ и облегчил винт, одновременно делая переворот. Но ручку на себя подтягивать не стал и вверх колёсами шёл прямо со снижением и обратной перегрузкой. Фрицы, наверное, развернулись, желая найти меня после переворота „no правилам“. Я их больше не видел.

Через несколько секунд, оказавшись в отвесном пикировании, я глянул на показатель скорости — 750 км/ч! Я ужаснулся: сейчас должна оторваться обшивка на крыльях! Боясь создать разрушающую перегрузку ручкой, я осторожно стал выбирать триммер. Самолёт потихоньку стал выходить на горизонт.

Очень переживал за двигатель — выдержит ли раскрутку в этом диком пике. Но матчасть работала исправно до аэродрома…»

Абрек Аркадьевич в описанном случае считает противника слабым. Однако, возможен и другой вариант: немцы могли увидеть рисунок аса на капоте — акулью пасть, а у ведомого — серебряную молнию и надписи на фюзеляже. Немцы знали, что эти рисунки отважится рисовать не каждый и вполне возможно, что это на них произвело впечатление.

Ночь…

Ночь сама по себе вызывает всегда у меня ассоциации с чем-то таинственным, загадочным. Расстояния как-то размываются, скрадываются. Далёкое вдруг становится близким, близкое — далёким, всё как-то прячется, становится неясным, непонятным, даже звуки становятся какими-то далеко-близкими, приходящими откуда-то из непонятности. Земля словно исчезает из мировосприятия, зато появляется небо: небо громадное, заполняющее всё, небо бездонное и загадочное. Мириады звёзд заполняют небосвод, загадочно мерцают, словно переговариваются друг с другом. Звёзды большие и маленькие, яркие и еле видимые, каждая из них живёт своей жизнью и жутко становится когда представляешь себе расстояние между ними и тобой — маленьким, ползающим по громадной планете человечком, возомнившим вдруг себя покорителем Вселенной, хозяином жизни и основой всего Бытия…

Как же мелок человек в своём бытии, до чего же он ничтожен в своей амбициозности на фоне Вселенной, Космоса! Человек считает себя всем, главным, столпом, вокруг которого крутится Мироздание, которое в его представлении существует только для него и ради него: он и Бог, и Судья, его критерии являются основой, и только он может дать оценку всему, что существует независимо от этой приземлённой песчинки, временной и хрупкой белковой оболочки, в которой едва теплится та пылинка Ума Вселенной, которую Вселенная милостиво соизволила уделить ему, чуть приподняв его над остальным белковым миром планеты Земля. И вот, получив по милости природы эту пылинку, он уже возомнил себя Богом, непогрешимым знатоком Абсолютной Истины, и вот уже он даёт категорическую оценку всему сущему на Земле и в Космосе, и выдвигает себя на пьедестал Хозяина Жизни… Много же надо прожить человеку, чтобы узнать истинную свою цену, настоящее своё место в жизни этой, в мире, на космической пылинке — планете Земля, во Вселенной…

Чернела ночь…В безлунном небе звездыГорели, словно яркие алмазы,разбросанные щедрою рукой.И во Вселенной был такой покой,Такая тишина и сонь, что сразуразрушить их ничто бы не смогло…Казалось, будто это все давно,веками во Вселенной утвердилось,и что всему живое покорилось,и что живому, в общем, — все равно.Казалось, что заснуло даже Время,В кольцо свернув громаднейшее бремясвоих столетий и тысячелетий,которое влачило по планетегромадным и уродливым хвостом…И так вначале было.Но потомвдруг что-то незаметно изменилось,как будто где-то звуки заструились,как будто где-то дрогнула земля…Мелодия? Не помню точно я,Но только беспокойно вдруг мне сталось:На небосводе черном разгораласьУжасная, кровавая заря.И пробудилось Время, то, что зряпо хлябям топким ранее скиталось,а после в дебрях ночи разоспалось,в себя вобрав Движенье и Покой…Громадное полотнище ВселеннойРазматывалось лентой поколений,и в горы собирался серпантин…А я стоял перед Судом Седин,Судом стремлений тысяч поколений,Судом Великой Совести Вселенной,Перед Судом Времен —судом людским.Вокруг меня Минувшее свивалось,Страданья и старанья бесновались,Поступки и мечты сплетались в круг…Я одного желал лишь — ИзбавленьяОт мук моей же совести…И вдругзатихло все.Застыло на мгновенье.Лишь слышалось мое сердцебиеньеТак громко, словно тысячи колестяжелых поездов, что мчалисьв минувшее свое…Мороз меня объял вдруг с головы до пяти я увидел: вот ОНИ!Стоятпередо мной бескрайними рядамис внимательными, строгими глазами,в которых Жалость, Боль, и Гнев, и Пламя,в которых честность, Вера, Воля и Приказ —мне жутко стало вдруг от этих глаз…Что радости, что горести земные? —Пред этим все мельчало. И впервыев безумной тишине раздался ГЛАС.Он нарастал, он грохотал лавиной,он на уши давил, он полнил мозг,и я, уже мертвец наполовину,остатками сознанья понять смог,что это Глас Минувших Поколений,что это Голос Будущих Свершений,что это голос совести моей.ЧТО СДЕЛАЛ ТЫ? — спросил ОН у меня —и бездна небосвода зашаталась,и эхо страшным громом заметалось,и молнией сверкнуло море глаз…Я лепетал, что выполнял наказхранить покой и труд своей Отчизны,что честно, мол, иду тропою жизни,свою Дорогу Светлую ищу и никомуобиды не прощу, что не отстал от времении моды и соблюдал всегда моральный кодекс…И, может быть, еще б я бормотал,Но только снова гром загрохотал,И, увлекаемый в Ничто с планеты,Я разобрал: «Он прожил зря на свете!!!!!!!»

Струилось мирно солнце из окон.За стенкой вновь гремел магнитофон.Я был разбит.Я весь был потрясен!..И бесконечно рад, что это — сон.

Этот стих я написал уже в зрелом возрасте, когда многое узнал и многому научился. Чем больше я учился, чем больше я познавал и набирался жизненного опыта, тем чаще меня мучил вопрос: «А что я такое, зачем я появился в жизни этой, какова моя цель и задача, каково моё назначение и, что я должен делать?» Видно, так уж устроен человек, что днём ему некогда думать о главном: днём его голова забита сиюминутным, насущными мелочами, которыми он живёт в каждодневной жизни.