Леди и война. Цветы из пепла - Карина Демина

Пожалуй, Дар был согласен.

Только счастье – состояние непривычное. И порой он начинал бояться, что оно вот-вот закончится… на сколько хватит? Год? Два?

На третий Меррон стала меняться. Исподволь. Понемногу. Делаясь ярче день ото дня. Манила запахом молодого леса и еще почему-то молока. Дара тянуло к ней с неимоверной силой. Он отступал и возвращался. Мешался под ногами, злился сам на себя и еще на то, что она не замечает.

– Сам поймешь, – Меррон не выдержала первой, – или сказать?

– Скажи.

– Херлугом сына назвать не позволю. – Она посмотрела на ступку, в которой перетирала травы. – И Рюмниром тоже… и вообще мне местные имена не нравятся. А ты раздражаешь. Все раздражает! И меня, кажется, сейчас стошнит и…

…и ее стошнило.

– Дар, – Меррон вцепилась в него, – я боюсь.

Он тоже.

– …я не уверена, что справлюсь. И… и у меня такой характер. Я же тебя изведу вконец…

Так начались самые безумные месяцы в жизни Дара. Но они того стоили.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Я точно знала, где найти Йена – на крыше Кривой башни. Он сидел на краю, свесив ноги, – меня всегда это жутко нервировало, – и вышивал. Рядом на солнышке распластался рыжий кот, который изрядно постарел, погрузнел, но все был сам по себе. Иногда – рядом с людьми.

Как правило, с теми, кому нужно общество без общения.

– Прячешься?

Таиться не было смысла, Йен услышал меня задолго до моего появления на крыше. И если не сбежал еще, то на разговор настроен.

– Даже если я упаду, ничего не случится. – Он всякий раз это повторяет, а я отвечаю, что все равно нервничаю.

– Он еще сердится? – Йен отложил пяльцы, собрал разноцветные ниточки, прилипшие к рубашке, и все-таки сполз со стены.

Рыжий. Долговязый, уже с меня ростом. По-щенячьи нескладный. Смешной. Ему тринадцать, и Йену кажется, что это умопомрачительно много. Во всяком случае, достаточно, чтобы с ним считались.

– Я все равно скоро уеду…

Носом шмыгнул и насупился.

– А ты хочешь?

Не хочет. Несмотря на кажущуюся взрослость, он ребенок, которого в очередной раз высылают из дому. И пусть бы с Гартом он ладит куда лучше, чем с отцом, Йен все равно переживает.

– Ты можешь остаться. Гарт поймет и…

– Я ведь должен. – Йен позволил себя обнять. – Я же знаю, что должен, и… и он опять разочаруется. Он никогда не говорит, что разочаровывается, но я же все понимаю…

Ссора двух интровертов страшна торжественным молчанием и показательным игнорированием друг друга. Ее как бы нет, этой ссоры. Есть взаимная вежливость в случаях, когда не избежать встречи, и взгляды исподтишка. Мрачный Кайя, который бродит из угла в угол, мысленно доказывая себе, что он-то прав. И не менее мрачный Йен, сбегающий в очередное секретное место.

И Настасья, которая пользуется моментом и подсовывает дорогому брату очередное рукоделие. У него ведь лучше получается, тем более что Йена рукоделие успокаивает, а у нее на крестики-бисеринки терпения не хватает. Вообще кто сказал, что она хочет быть леди?

Леди – это Шанталь. А у Настасьи иное жизненное предназначение…

– Ты же знаешь, что Кайя тебя любит.

Знает. Но ему все равно обидно, пусть и по инерции.

– Он просто хочет, чтобы ты умел себя защитить…

…и порой завышает требования. И злится. И потом расстраивается, переживает, а мириться не умеет. Они похожи друг на друга больше, чем хотят думать.

– Я опять веду себя как ребенок? – Йен хмурится.

– Скорее как подросток. Но до Настасьи тебе далеко… разбаловали вы ее. Все и сразу.

– Ну, ма-а-ам… она же хорошая.

– Я и не говорю, что плохая.

Только вот игра в рыцаря несколько затянулась. И моя дочь, которая на полголовы выше Йена и на голову – Брайана, куда охотней примеряет доспехи, нежели наряды. А я понимаю, что Настасья – особенная. Младшая ветвь. Пусть бы и не протектор, но всяко сильнее любого человека. От мужчины это бы стерпели. А вот женщина…

Мир не настолько сильно изменился.

И десять лет, в сущности, пустяк.

Какими они были?

Разными. Редко – беспечными. Всегда неспокойными.

Был город, возродившийся из пепла, сменивший обличье согласно новому плану. И та безумная весна, когда Кайя должен был находиться везде и сразу: только так он мог быть уверен, что зерно, предназначенное для посева, именно на посевы и будет использовано.

Не менее сумасшедшее лето с первыми ласточками судебных тяжб, жалоб и прошений, разбор которых как-то незаметно стал моей работой.

Молчаливое противостояние северян, которые из союзников превратились в соперников. Свободных земель всяко меньше, чем тех, кто претендует на эти земли.

…новые законы, вызвавшие глухое недовольство, причем у всех. Женщины получают право владеть имуществом? Наследовать? Помилуйте, какой в этом прок?

…бунт мастеров, которые желали возродить гильдии. И открытие ремесленных училищ под патронажем Кайя. И первый университет, пусть бы и учителей пришлось приглашать из соседних протекторатов.

…посольский приказ, возродившийся на старом месте. Госпиталь. Сиротские приюты и школы, где разрешено было обучаться и девочкам.

…пиратские набеги, разбойники и бубонная чума, пришедшая с Юга…

…и другая, что рядилась в одежды праведников, бродила по тропам, убеждая приносить жертвы войне. С ней справиться оказалось куда как сложнее.

Была болезнь Йена, ожидаемая, но все равно жуткая в своей неизбежности. Трехдневная горячка, и ощущение полного бессилия. Кайя все три дня носил сына на руках. Настя температурила за компанию. А Брайан, не зная, что предпринять, влез в драку, после которой неделю пластом лежал. И шрам на щеке остался доброй памятью…

А потом появилась новая проблема – сила, с которой Йен не в состоянии был справиться, точнее не совсем понимал, зачем справляться, пока однажды не сломал Брайану руку. Тогда он впервые почувствовал всплеск боли другого человека, родного человека, и перепугался. Он месяц ходил хвостом за Кайя. А Брайан не мог понять, в чем виноват, почему Йен отказывается с ним играть. Рука-то зажила быстро.

Дети не должны так быстро становиться взрослыми, но Йену пришлось.

Он слишком любил друга, чтобы позволить причинять ему боль.

Был отъезд этой пары и недельная Настасьина истерика, которая закончилась полной капитуляцией моего мужа. Он и так ей ни в чем отказать не мог… хочет рыцарем быть? Пожалуйста.

Кайя надеялся, что наша дочь передумает?

Как бы не так…

Она ведь твердо решила.