Озарения - Артюр Рембо

Странность мира, возникающего из таких вещей, близка иронической фантастике Огюста Вилье де Лиль-Адана (см. в серии "Литературные памятники" его книгу "Жестокие рассказы". Издание подготовили II. И. Балашов, Е. А. Гунст. М., 1975).

Другой перевод - В. Козового.

XVII. Города ("Вот города!..")

Впервые напечатано в "Ла Вог" Э 6 за 29 мая - 3 июня 1886 г., источник тот же, условные листы XV-XVI, вторым из которых стихотворение в прозе связано со следующим.

Комментаторы обращают больше внимания на детали этого стихотворения в прозе и на "импрессионистическую" или "примитивистскую" манеру, благодаря которой море не только "кажется", но "есть" выше хребтов.

Между тем главное в "Городах" - это хаотическое видение утопии будущего, а отсюда роль слов "народ", "предместья", "идеи народов", "новый труд" и т. п.

Другой перевод - Н. Балашова (фрагмент).

XVIII. Бродяги

Напечатано там же, источник тот же, на условном листе XVI, т. е. на том же, где кончается предыдущее и начинается следующее.

Стихотворение часто понимают как относительно сюжетное. В нем, возможно, отражен период совместного бродяжничества Верлена и Рембо, их ясновидческие надежды и планы, крушение всего этого.

Другой перевод - Ф. Сологуба:

"Жалкий брат! Что за ужасные бдения ты перенес ради меня!

"Я не был ревностно поглощен этим предприятием. Я насмехался над его слабостью. Но моей вине мы вернулись в изгнание, в рабство". Он предполагал во мне несчастие и невинность, очень странные, и прибавлял беспокойные доводы.

Я, зубоскаля, отвечал этому сатаническому доктору и кончал тем, что достигал окна. Я творил по ту сторону нолей, пересеченных повязками редкой музыки, фантомами будущей ночной роскоши.

После этого развлечения, неопределенно-гигиенического, я раскидывался на соломе. И почти каждую ночь, едва только заснув, бедный брат вставал, с гнилым ртом, с вырванными глазами, - такой, каким он видел себя во сне! - и тащил меня в залу, воя о своем сне идиотского горя.

Я, в самом деле, в совершенной искренности ума, взял обязательство возвратить его к его первоначальному состоянию сына Солнца, - и мы блуждали, питаясь палермским вином и дорожными бисквитами, и я спешил найти место и формулу".

XIX. Города ("Официальный акрополь...")

Напечатано там же источник тот же, условные листы XVI-XVII.

Почерк рукописи труден, поэтому в предыдущих изданиях было допущено много ошибок. Конец сплошного блока переходящих с листа на лист стихотворений в прозе XIII-XIX.

Переписано рукой Жермена Нуво. Следовательно, беловая копия относится к концу 1873 г. или к первым двум месяцам 1874 г.

Второе стихотворение в прозе под заглавием "Города" отличается от первого по времени действия. Оно тоже обращено в будущее ("...для чужестранца из нашей эпохи это невозможно понять"), но оно изображает не утопически-социалистическое, а некое ближайшее будущее. Рембо будто предугадал движение собственно буржуазного урбанизма от аляповатой массивной роскоши зданий стиля "модерн" и моды на импозантные голые металлические конструкции к вкрадчиво обступающей претенциозной роскоши разных современных Хилтон-отелей. Поэт будто догадывается о тех модуляциях, которые эти стили спустя сотню лет могли приобрести на обуржуазивающемся Востоке, и вносит соответствующие штрихи "восточного колорита".

В блоке стихотворений в прозе, завершаемом вторыми "Городами", много воспоминаний о пребывании в Англии, встречаются и языковые англицизмы (естественно, менее заметные в переводе). В "Бродягах" есть выражение "les bandes de la musique rare", которое понятно лишь как "the bands of music", где "band" может означать "группа музыкантов", "оркестр". Во втором стихотворении "Города", помимо других английских реминисценций, есть упоминание перехода предместий в поля графства (в смысле окружающей местности, области). Слово, употребленное Рембо, восходит в английском языке к термину официального административного деления, существующего в Великобритании (и в США), на графства (county), породившему обилие переносных смыслов.

Другой перевод - В. Козового.

XX. Бдения.

Напечатано там же, источник тот же, условные листы XVIII-XIX, вторым из которых связано с последующим блоком, доходящим до XXIII.

В первом отрывке заметна консолидация стиховых Элементов (ассонансы и т. п.). Рембо здесь ближе, чем где-либо, к пути, намеченному Алоизиюсом Бертраном (см. в серии "Литературные памятники" его книгу "Гаспар из Тьмы". Издание подготовили Н. И. Балашов, Е. А. Гунст, Ю. Н. Стефанов. М., 1981).

Произведение, очевидно, связано со снами наяву, вызванными усилиями достичь ясновидения, но представляет время таких опытов с относительно светлой стороны, видимо, на начальной стадии.

"Бдения", в которых третий отрывок написан на другом листе, чем первые два, служили одним из пунктов приложения усилий Буйана де Лакота, А. Адана, а частично и Сюзанны Бернар по разрушению представления о единстве и первой (объединенной одной рукописью) части "Озарений". Делались крайне спорные выкладки о разном цвете чернил и т. п., будто речь шла не о рукописи, переписывавшейся автором, а о деятельности профессиональных каллиграфов в некоем идеальном скриптории.

Другой перевод - В. Козового.

XXI. Мистическое

Напечатано там же, источник тот же, па условном листе XIX и, таким образом, связано с предыдущим и с последующим.

"Мистическое" близко к "Бдениям", особенно к их второй части, и тоже может быть приурочено ко времени относительной удовлетворенности Рембо опытами ясновидения.

Среди самых произвольных попыток конкретной интерпретации "Мистического" есть и такие, которые ведут к ироническому его пониманию: зарисовка пейзажа близ железнодорожной насыпи таким, каким этот пейзаж может представиться лежащему и запрокинувшему голову человеку.

Другой перевод - В. Козового.

ХХII. Заря

Напечатано там же, источник тот же, условные листы XIX-XX, т. е., несомненно, часть одного рукописного блока с предыдущим и последующим.

Одно из самых замечательных стихотворений в прозе книги, в котором как будто есть возможность проследить параллельное развитие двух рядов картин; утренний послерассветный пейзаж в движении и кадры символической "обоюдоострой" погони юного поэта за познанием природы. Погоня приносит наслаждение, но цель не достигнута, ибо богиня остается укутанной покровами и недоступной ясновидению.

Другие переводы - Н. Балашова, А. Ревича, В. Козового.

Перевод А. Ревича (под заглавием "Рассвет"):

"Я обнял летнюю зарю.

Усадьба еще не проснулась: ни шороха в доме. Вода была недвижна. И скопища теней еще толпились на лесной дороге. Я шел, тревожа сон прохладных и живых дыханий. Вот-вот раскроют глаза самоцветы и вспорхнут бесшумные крылья.

Первое приключение: на тропинке, осыпанной холодными, тусклыми искрами, мне поклонился цветок и назвал свое имя.

Развеселил меня золотой водопад, струящий светлые пряди сквозь хвою. На серебристой вершине ели я заметил богиню.

И стал я срывать один покров за другим. Шагая просекой, я взмахивал руками. Пробегая равниной, о заре сообщил петуху. Она убегала по городским переулкам, среди соборов и колоколен, и я, как бродяга, гнал ее по мраморной набережной. Наконец я настиг ее у опушки лаврового леса, и на нее набросил все сорванные покрывала, и ощутил ее исполинское тело. И падают у подножья дерева заря и ребенок.

Когда я проснулся, был полдень".

ХХIII. Цветы

Напечатано там же, источник тот же, условный лист XX, соединяющий с предыдущим.

Произведение сулит читателю и интерпретатору такие же трудности, как и "Мистическое", которому оно родственно.

Наряду с надуманными, например алхимическими, экзегезами встречаются и более достойные доверия интерпретации. На пути к ним стоит толкование Сюзанны Бериар, предполагающей, что Рембо зарисовывает зрительный зал театра. Этьембль остроумно предположил, что цветы здесь и представляют собой цветы, опираясь на кажущееся убедительным простое суждение Делаэ, что Рембо смотрит на цветы совсем в упор, лежа на берегу озера.

Однако нельзя забывать, что в период "Озарений" произведение не казалось Рембо завершенным, пока слепящая игра граней не лишала прямой осязаемости (в духовном смысле слова) осязаемый предмет.

Другой перевод - В. Козового.

XXIV. Вульгарный ноктюрн

Напечатано там же, источник тот же, условный лист XXI, лицевая сторона (следующие вещи - XXV и XXVI написаны на обратной стороне того же листа).

Один из активных отрицателей временного единства "Озарений", А. Адан, пытается установить полное тождество почерка этого стихотворения в прозе с "Бдениями", что, вопреки самому Адану, лишний раз подтверждает связь и единство блоков автографа стихотворений в прозе и там, где оно механически не закреплено переходом текста с листа на лист.

Всю вещь можно понимать как описание процесса "творческой галлюцинации" Рембо, галлюцинирующего "намеренно" - всматриваясь в игру каминного огня.