Пушкинская кухня - Александр Логачев

– Поехали домой, – подошла к поэтам Авдеева. – Обедать уже пора…

…Вечером, сидя на табуретах у русской печки, они попивали хмельной мед и разбирали «военный поход».

– Как же тебе, Екатерина Алексеевна, это удалось? – спросил Пушкин, угли кочергой шевеля.

– Элементарно, Пушкин, – сказал Авдеева, потягивая мед. – Не только себя самих читать надо. Но хоть бы и Куприна. Тогда сразу бы поняли, от чего он голову теряет и сам не свой становится. Это цыгане, цирк, вино и женщины. Ну и скрипочки еврейские, куда ж без них. Ну и, конечно, немаловажно, каким вином поить Куприна. А поила я его вином особым, вином не покупным, а своими руками сготовленным по особому рецепту…

Взять ведерную бутыль, насыпать половину бутылки спелою клубникою, перебрав ее и ощипав веточки; 800 г изюму перебрать, выполоскать, изрубить и положить также в бутыль. Потом залить очищенным вином и поставить в погреб. Когда нужно будет сиропить, взять на ведро чистой наливки 2,4 кг сахару, наколоть кусочками, смочить водою и держать на огне, мешая лопаткой, пока сахар не получит темно-золотистый цвет; тогда влить немного наливки, чтобы сахар отстал от кастрюли и разошелся; дав сахару разойтись, остудить, вылить в наливку, размешать, слить в чистую бутыль, дать постоять еще неделю и разлить в бутылки. Можно делать вино, похожее на венгерское, еще таким способом: взять кусок ржаного хлеба, посыпать сахаром и посадить в печь, чтобы хлеб высох и покраснел, но не пригорел; положить хлеб в фаянсовую чашку, залить бутылкой малаги; когда вино настоится, слить в бутылки, в каких обыкновенно бывает венгерское.

18. Пушкин и сталевары

Однажды к Пушкину пришли сталевары.

– Так и так, – говорят, – здорово, брат Пушкин! Мы вот – сталевары. Пришли к тебе за советом.

Он им тоже: здорово, мол, сталевары. Садись перекусить с дороги дальней. Те сели. Ждут, когда самовар закипит. Но время зря терять не захотели.

– Вот мы, значит, сталевары. С Урала, с заводов Демидова. Спросить хотим. Вот скажи, Пушкин, в чем правда? И в чем сила? И жить зачем?

– Это вы правильно пришли, сталевары, – отвечает Пушкин. – По адресу. Обо всем скажу. На все отвечу. Только сперва пусть самовар закипит.

И вот закипел самовар. Перед каждым сталеваром Пушкин поставил блюдечко. С золотой каемочкой. А на каждом блюдечке лежало по пирожному.

– Ну-ка пробуй, сталевары. Финшонеты называется. Десерт с лимоном и миндалем. Это от Авдеевой, Екатерины Алексеевны, утром принесли. Слыхали про такую?

– А как же, – отвечают сталевары. – Кто ж не слыхал!

Попробовали сталевары пирожные.

– Да, – говорят, – знатно. Эдакого не едали отродясь. Так ведь откуда у нас на Урале, на заводах Демидова эдакому чуду взяться. У нас-то в тайге и дерево-лимон не растет.

– Вот в этом, сталевары, и сокрыта вся правда, вся сила и жить зачем.

– Не поняли тебя, Пушкин, растолкуй понятней.

– Объясняю. Когда ты ешь финшонеты, то чувствуешь, что живешь. Когда ты ешь финшонеты, ты понимаешь, что хорошо живешь. Когда ты знаешь, что для тебя их приготовила сама Авдеева – ты понимаешь, что правильно живешь. Остальное нетрудно додумать самим. Идите с богом, сталевары!

С просветленными лицами отправились сталевары домой.

Говорят – но сами мы не проверяли – вскоре на Урале, на заводах Демидова случилась забастовка. Бастующие требовали увеличения зарплат, мраморные сортиры и чтоб каждый день выдавали молоко и финшонеты.

Налить в кастрюлю молока, однако, не слишком много, разболтать в нем 100 г муки, сахару 200 г, такое же количество толченого миндалю, 2 ложки топленого масла, 2 желтка, цедру с лимона и немного соли. Все это поставить на огонь и подогревать до тех пор, пока смесь несколько сгустится и будет похожа густотой на хорошие сливки или молодую сметану; тогда облить ею несколько кружочков из слоеного теста, величиною в 5 см, и посадить в печь, в вольный дух. Спустя четверть часа, покрыть их тонким слоем сладкого теста, пересыпать мелким сахаром и поставить опять в печь, пока все не зарумянится. Сахар можно заменить истертым в порошок двойным количеством шоколада; не дурно также, если вместо обыкновенного молока употребить миндальное.

19. Пушкин меняет профессию

Однажды к Пушкину на Мойку, 12 ворвались писатели-фантасты. Гурьбой ввалились, как это у них принято. И вперед себя вытолкали бородатого мужика в кожаном фартуке.

– Кулибин это! – говорят. – Изобретатель. Чего только не наизобретал. Очень изобретательный изобретатель. Вот давеча машину времени придумал. Задолго до всех остальных.

– Часы, что ли? – спросил Пушкин.

Расхохотались на это фантасты. А громче всех заливались – Заспа, Дашко и Щепетов, друг другая толкая в боки.

– Нет, – наконец отсмеялись фантасты, – не часы. И даже не пыточное устройство. Машина для путешествий во времени. Правда, пока только в будущее пущает. Ну пусть сам Кулибин расскажет…

Тут Кулибин сделал шаг вперед. Прокашлялся.

– Это… тово, барин… – В руках он мял картуз. – Без единого гвоздя сработана… Машинка-то ента… Во как, значит, ага… А ты говоришь!

– Отличная машина! – наперебой закричали фантасты. – Должна работать!

– Мы тут зачем? – дальше говорят. – А затем чтобы оказать тебе, сам Пушкин, честь. Честь первой пробы. Кому как не тебе, о Пушкин-всё, первому и заглянуть в светлое будущее.

– А что, – говорит Пушкин, – а я согласен. Мне даже самому интересно. Тем более сегодня я как раз свободен…

…Машинка напоминала большую деревянную блоху с дверцей в боку.

Кулибин все, конечно, объяснил – за какой рычаг дернуть, на что жать, как и чего. Ничего не утаил. После говорит:

– Ну с богом, барин. Заводи шарманку!

Пушкин забрался внутрь «блохи», закрыл за собой дверцу. «Блоха» постояла чуток неподвижно, затем вдруг подпрыгнула вверх и исчезла в облаке сизого дыма.

– Ишь какая попрыгунья, – утирая пот рукавицей, сказал Кулибин.

В ожидании фантасты с Кулибиным сели перекусить. Только подняли по первой – за возвращение живьем! – как бух, бах, снова сизое облако… и вот снова «блоха» стоит на прежнем месте. Все перекус побросали и бросились дверцу открывать, Пушкина из «блохи» вытаскивать и фрак Пушкинский отряхивать, где виднелся след подошвы. Понятно, с вопросами каждый лез и приставал, мол, как там, что там, как ты спасся.

– Там, в будущем, – Пушкин говорит утомленно, – все сложно. Все в дыму, огни слепят, ничего не разобрать. Гам, – говорит, – тарарам, кто-то пробежал, где-то загудело. Только я вылез из машины, как меня чем-то стукнули. Я едва успел схватить первое, что под руку попало, и – прыг обратно в машину. Там рычаг дернул и домой. Вот поглядите, что привез!

Тут Пушкин достает из «блохи» продолговатый трофей, показывает фантастам.

– Это же колбаса, фантасты! – говорит вдруг Дашко. – Будущая колбаса.

Раз колбаса – значит, надо нести на экспертизу Авдеевой, Екатерине Алексеевне. Понесли. Несли ее по Петербуху на вытянутых руках.

Принесли. Пожевала Авдеева ту колбасу задумчиво. Выплюнула. Обвела суровым взглядом притихших фантастов.

– Плохое будущее нас всех ждет, – говорит. – Вы мои колбасы все ели?

Фантасты закивали.

– Значит, знаете, – повысила голос Авдеева, – что такое настоящая колбаса! Это же – жалкая насмешка, кулинарный позор, полное вырождение. Нету у нас будущего с такой колбасой. Вы знаете, что надо делать, фантасты?

Фантасты знали. Пошли они к Кулибину и сломали машину.

Нарезать от задней ноги баранины мякоти без жира, на каждые 400 г баранины положить по 100 г ветчинного сала, прибавить перцу и других пряностей, мелко изрубленную корку с одного свежего лимона, пропустить через мясорубку, развести, смотря по количеству, 2 или 3 рюмками виноградного вина и начинить свиные кишки. К вышеописанным колбасам можно подавать какой угодно соус, из свежей или кислой капусты или из кореньев.

20. Мелкие и мертвые

Пушкин об этом так рассказывал за чашкой коньяка и рюмкой чая:

«Отправились мы на рыбалку: я, Баратынский и Тургенев. Тургенев, как всегда, был в берете охотника на вальдшнепов. И с ружжом. Я говорю, а ружжо-то зачем, Тургенев? Он мне: как это зачем?! Мол, настоящий охотник без ружжа даже в баню не пойдет. Какой же, мол, он тогда охотник?! Тем более на вальдшнепов.

Сели мы на берегу простой русской речки, забросили русские удочки. Вот, думаю, какая замечательная штука – жизнь, просто не нарадоваться! Сейчас наловим, думаю, к примеру, окуней или даже чудо-рыбы красноперки, сварим уху. По рецепту Авдеевой, конечно. Екатерины-то Лексеевны. Будем хлебать уху прямо из котелка, запивая шартрезом. Как же это распрекрасно, думаю, вот оно счастье. Лишь бы заклевало. Но не клюет.

Даже Баратынский, известный, я извиняюсь, рыбак и тот задремал. А Тургенев все места меняет, по берегу мечется, рыбу ищет.