Россия и мусульманский мир № 11 / 2011 - Валентина Сченснович

«Логика» нового культурализма требует разработки программ «перевоспитания» населения, рассчитанных на несколько поколений. Такое «перевоспитание» может повлечь за собой духовную унификацию человечества, ее превращение в однородную массу, лишенную внутренних стимулов развития. Идеи нового культурализма возникают как реакция на перспективу мультикультурализма. Как замечают некоторые наблюдатели, в такой форме новый культурализм осовременивает расизм и делает его более респектабельным22.

Если из мира «извлекается» общая, равная для всех народов справедливость, если третируется уважение к общей ответственности за судьбы мира, то дух народов, определяющий их коммуникабельность и способность к взаимному культурному оплодотворению, «засыхает». Человек становится примитивным в своих рефлексах, скучным, неинтересным и жестоким. Эта жестокость, рождаемая собственным примитивизмом, выливается вовне, превращается в ксенофобию, становящуюся агрессиюей и терроризмом.

Духовно человек оказывается вне современной истории, которая де-факто, в своем действительном движении выходит и уже вышла за границы неолиберального фундаментализма и исламского неофундаментализма.

Рождается новый взгляд на отношение человека с природой, на истоки его универсальности, определяющей равенство судьбы для всех. Этот взгляд разрушает сами основания биодуховного и фенотипического расизма, раскрывая их принципиальную ограниченность.

Какой субъект является носителем этого нового взгляда? Это – не класс и не отдельная избранная нация. Это – рождающееся человечество как активный субъект, утверждающий свою волю концептуально и в новых международных движениях. Идеи нельзя разбомбить или подорвать тротиловой шашкой. Звучащий голос гуманитарного знания разрушает духовные крепостные стены, воздвигнутые слепым фанатизмом. Прозрение разума, обнаружение истины – это универсальный феномен, обладающий огромной потенциальной силой, способной растопить лежащие на его пути наледи исторических предрассудков. Вклад наций в утверждение в международном самосознании и политической практике принципов равенства и интернационального сотрудничества различен.

ХХ век показал, как расизм и гегемонизм становились лейтмотивом формирования идентичности нации-государства и утверждения мирового порядка. Какую общую идентичность утверждает нация-государство в современном мире, опираясь на свою экономическую и военную мощь – вот в чем вопрос. К какой политике в мире и почему мы должны испытывать лояльность? Всегда ли мы достаточно отчетливо даем себе ответ на этот вопрос? Существует ли понимание того, что есть реальная связь между тем, что характеризует прошлое нации, и тем, как она является в настоящем?

Явления биодуховного и фенотипического расизма свидетельствуют о том, что в перспективе нас может ожидать новая волна биополитики, открывающей путь для практической реализации старых этнических и расовых иерархий, разработки юридических механизмов «дисциплинирования» национальных и культурных меньшинств. Не являются ли «пробным шаром» такого «дисциплинирования» бомбардировки Югославии, Ирака, Афганистана, Ливии? И что нас ожидает впереди в контексте смысла этих бомбардировок?

Не ожидают ли нас инфекции межэтнических столкновений, превращающихся в групповые формы насилия и действия вне рамок международного законодательства? На самом деле, уже проявляются кровавые расовые и межэтнические столкновения. События недавнего прошлого на территории Югославии – в Косово, Хорватии, Боснии – показывают, что кровавые драмы могут возникать не только на территории Африки. Что такое поведение грузинской армии на территории Южной Осетии во время агрессии 2008 г.! Эта операция называлась «чистое поле», т.е. речь шла о полной «зачистке» территории от юго-осетинского населения как биополитического «материала».

Очевидно, что такие намерения содержат в себе расистский элемент. И если они будут становиться все более «привычными», то расистская волна может в перспективе «накрыть» весь мир.

Зарождающиеся и оформившиеся тенденции представляют очевидную угрозу как для внутренней, так и для внешней безопасности государств. Адекватный анализ форм и проявлений современного расизма становится необходимым условием эффективной нейтрализации его разрушительных последствий.

Статья предоставлена автором для публикации в бюллетене.

ДИНАМИКА РОССИЙСКОЙ, РЕГИОНАЛЬНОЙ И ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ В ТАТАРСТАНЕ

Гузель Макарова, кандидат философских наук (Институт истории РАН РТ)

Время 90-х прошлого века и первое десятилетие 2000-х годов было периодом реализации федеральной и региональных стратегий мобилизации общероссийской гражданской, локальных и этнических идентичностей. Насколько их удалось воплотить в жизнь? Какие идентичности были сформированы либо актуализированы на их пересечении и под влиянием факторов? Как эти идентичности соотносятся друг с другом?

Чтобы ответить на поставленные вопросы, обратимся сначала к анализу субъективной значимости для татар и русских Татарстана этнических идентичностей. Ее индикатором выступают выбранные респондентами (среди предложенных им) суждения, касающиеся их отношения к своей этнической группе. Данные опроса 1994 г. показали высокую актуализированность этнической идентичности относящих себя к татарам. Половина представителей этой этнической группы – горожан и почти три четверти жителей села указали, что «никогда не забывают, что они – татары». Это связано с рядом факторов, среди которых не последнюю роль играло продолжающееся в этот период укрепление социально-статусных позиций титульной этнической группы в республике. В то же время рост самосознания татар стимулировался идеологией национальных и политических элит. В определенной степени это могло быть продолжением тенденций рубежа 1980 – 1990-х годов, когда лидерам национальных организаций удалось всколыхнуть у части населения чувство ущемленности собственного этноса. С другой стороны, высокая субъективная значимость этнической идентичности может трактоваться как следствие начавшей осуществляться в 1990 г. региональной политики возрождения национальных языка и культуры.

Данные исследования показали большую выраженность этнической идентичности у татар-сельчан. Последнее, отчасти, находит объяснение в том, что для сельских жителей, как правило, более характерны «охранительные» тенденции, приверженность этническим традициям и культуре, чем для горожан. Одновременно в этом факте могла сказаться и начавшая осуществляться в тот период новая стратегия властей республики в области этноязыкового развития, открывавшая особые перспективы для тех, кто знает татарский язык. Сельские же татары, в большей мере свободно владевшие им и обычно получавшие образование на этом языке (что в советский период скорее способствовало ограничению их возможностей в связи с плохим знанием русского), теперь могли использовать язык как некий символический капитал и получать с этого определенные дивиденды.

В свою очередь, среди русских республики тех, кто «никогда не забывает о своей национальности», оказалось лишь чуть более четверти горожан (т.е. в два раза меньше, чем среди татар) и примерно такая же доля сельчан. Как видно, к середине 1990-х годов отмечалась их гораздо большая индифферентность по отношению к собственной этнической принадлежности. Причем подобного рода настроения могли быть отчасти вызваны тем, что именно русских лидеров национальных движений нередко обвиняли в «прегрешениях» советской национальной политики, а также в «имперскости» мышления, что не способствовало позитивной оценке ими собственной этнической группы. Кроме того, апатию русских могла, помимо социально-экономических и политических факторов, вызвать и культурная политика региона, сконцентрированная тогда на сохранении и развитии языка и культуры татар и нередко «обходившая» вниманием этнокультурные запросы русских.

В начале 2000-х годов наблюдается сохранение и даже продолжающийся рост показателей интенсивности этноидентификационных процессов у татар. Вариант ответа «никогда не забываю о своей национальности» выбрал несколько больший, нежели в 1994 г., процент татар-горожан и на 11 % у больше татар-сельчан. И это при том, что в 2001 г. у респондентов, помимо выбора «крайней», однозначно выражающей приверженность своей этнической общности, позиции была возможность «уйти» в более мягкий, относительно нейтральный вариант ответа: «помню о своей национальности в определенных случаях». Такая сохраняющаяся и даже растущая приверженность своей этнической общности среди представителей титульного этноса республики может трактоваться уже как результат благоприятной для татар региональной политики 1990-х годов.