Алмазный маршрут - Фридрих Незнанский

— Любуетесь? — Вернувшийся с кухни Аркадий Самойлович устанавливал на столике поднос с дымящимся кофейником.

— Давайте, я вам помогу. — Татьяна Леонидовна оторвалась от своих мыслей и решительно двинулась на помощь.

— Ни в коем случае, — не менее решительно запротестовал Аркадий Самойлович. — Ухаживать за красивой женщиной — наивысшее наслаждение для мужчины. Садитесь, Танечка, пожалуйста.

Поняв, что протестовать бесполезно, Татьяна Леонидовна присела на предложенный стул.

Аркадий Самойлович пододвинул к ней чашку кофе, после этого налил себе. Потом он заговорщицки подмигнул и совершенно непонятно откуда (Татьяне Леонидовне действительно показалось, что из воздуха) достал бутылку французского коньяка.

«Любезности, любезности, — подумала Татьяна Леонидовна, — а ведь ему самому не терпится перейти побыстрее к делу».

— За вас, Танечка. — Аркадий Самойлович сделал глоток из рюмки и зажмурился, демонстрируя восхитительные качества коньяка.

Так могло продолжаться до бесконечности, поэтому Татьяна Леонидовна решила брать ситуацию в свои руки.

— Аркадий Самойлович, давайте поговорим о том, что нас обоих волнует.

Она открыла сумочку и достала из нее небольшой сафьяновый футлярчик. От добродушия и расслабленности Аркадия Самойловича мгновенно не осталось и следа. Он как бы весь подобрался и устремил взгляд на руки Татьяны Леонидовны. Произошедшая внезапная перемена не укрылась от глаз Татьяны Леонидовны, но она постаралась оставаться спокойной.

— У меня есть товар, — продолжила она. — Это новая партия, и она принципиально отличается от всего, что было до этого. Для начала я хотела узнать ваше мнение как профессионала.

— Одного из лучших профессионалов, — поправил ее Аркадий Самойлович, усмехаясь одними губами. — Что же, Танечка, мое непредвзятое мнение я вам могу гарантировать.

«Как же, непредвзятое, — усмехнулась про себя Татьяна Леонидовна, — если ты сам потенциальный покупатель. Только тебе этого продавать никто не собирается».

Из футляра на свет появился камень. Не надо было быть большим профессионалом, чтобы сообразить, сколько голливудских улыбок можно было приобрести в обмен на этот камень.

Очень много.

Аркадий Самойлович был в курсе. Он аккуратно принял камень вместе с футляром из рук Татьяны Леонидовны и несколько минут смотрел на него, не пытаясь скрыть восхищение.

Наконец он взглянул на Татьяну Леонидовну. Улыбка, которую он попытался изобразить на своем лице, вышла несколько натянутой, но голос Аркадия Самойловича звучал сухо, по-деловому:

— Черный алмаз. Район Юго-Западной Африки. Если быть точным, намибийские шахты. Но вы правы, Татьяна Леонидовна. — Аркадий Самойлович и сам не заметил, как перешел на официальный язык. — Этот камень принципиально отличается от всего, что было раньше. Ваши друзья открыли новые шахты?

— Аркадий Самойлович, — мягко подкорректировала беседу Татьяна Леонидовна, — мне бы хотелось узнать стоимость этого камня.

— Конечно, конечно. — Аркадий Самойлович бережно положил камень на футляр и поднялся со стула. — Одну минуту. — Он подошел к стоящему в углу секретеру. Когда он повернулся обратно к Татьяне Леонидовне, в его глаз было вставлено увеличительное стекло, что придавало ему сходство с терминатором, правда сильно постаревшим и облысевшим. — Вас интересует официальная стоимость или цена, которую могут дать истинные знатоки?

— Меня интересует, за сколько этот камень можно продать, — сухо пояснила Татьяна Леонидовна, — не испытывая при этом особых затруднений.

Следующие три минуты Аркадий Самойлович рассматривал алмаз сквозь свое увеличительное стекло. При этом его второй глаз жил, казалось, своей отдельной жизнью и пристально наблюдал за собеседницей.

— Итак? — повторила свой вопрос Татьяна Леонидовна, после того как Аркадий Самойлович закончил осмотр, аккуратно положил драгоценный алмаз обратно в футляр и вынул из глаза свой технический инструмент.

— Миллион, — просто ответил он, глядя ей в глаза. — При том, конечно, условии, что у вас есть конкретный покупатель, которому вы доверяете. Я понимаю, что вы обратитесь и к другим ювелирам, но они вам скажут то же самое.

«Значит, камень вполне может стоить и полтора миллиона, — подумала Татьяна Леонидовна. — Очень хорошо! Гораздо лучше, чем я рассчитывала».

— Под конкретным покупателем вы имеете в виду конечно же себя? — улыбнулась Татьяна.

— Ну что вы, — развел руками Аркадий Самойлович. — Откуда у бедного еврея такие деньги? Я могу предложить вам семьсот тысяч. Это, конечно, не миллион, но зато мое предложение избавит вас от множества хлопот, связанных с поиском надежного покупателя.

— Мне надо будет подумать. — Татьяна Леонидовна взяла со стола футляр и убрала в сумочку.

— Конечно. — Аркадий Самойлович налил себе еще одну рюмку коньяка. — Такие дела сразу не делаются. Танечка, — он снова перешел на доверительный тон, — можно только один вопрос? Я так понял, что вы говорите не только об этом конкретном камне, но о целой партии?

— Правда? — улыбнулась Татьяна Леонидовна с невинным взглядом. — Неужели я это сказала? Должно быть, оговорилась.

Все, что надо, она узнала. Теперь можно было уходить. Вести дальнейшую беседу с Аркадием Самойловичем не входило в ее планы.

— К сожалению, мне пора. — Она привстала со стула. — Спасибо за кофе и за информацию. Я обещаю подумать над вашим предложением.

— Подумайте, Татьяна Леонидовна. — Аркадий Самойлович тоже поднялся со стула. — Если речь действительно идет о целой партии, я могу предложить вам свои услуги в качестве посредника. По роду своих занятий я знаком с большим количеством очень богатых людей.

Проводив Татьяну Леонидовну до двери и галантно подав шубу, Аркадий Самойлович добросовестно закрыл все свои засовы и присел на низенькую кушетку в прихожей.

— Ну и ну, — произнес вслух Аркадий Самойлович. — Надо срочно позвонить Владику. Ну и ну, — повторил он еще раз.

В этот момент из комнаты раздался бой часов. Половина первого. До следующей встречи оставалось еще целых полчаса. Аркадий Самойлович встал с кушетки и пошел обратно в комнату.

Глава третья

Всю первую половину января Александр Борисович Турецкий провел дома. Выходил на улицу всего три раза — один раз в ближайший магазин за хлебом, два других — для того, чтобы съездить в больницу имени Склифосовского, где в специальной охраняемой палате лежал помощник министра внутренних дел Виктор Солонин.

Первые несколько дней после расстрела машины в палату к Виктору не пускали. Врачей можно было понять — Солонин перенес несколько операций и был еще слаб.

— Поверьте мне, Александр Борисович, — говорил главный врач, — сейчас больного лучше не беспокоить.

— Я не буду его беспокоить, — пытался объяснить Турецкий.

— Александр Борисович, уважаемый, я же не учу вас, как ловить преступников. Вот и вы не объясняйте мне, что лучше для больного.

Протестовать было бесполезно, принципиальность главного врача в этих вопросах была общеизвестна. Да Турецкий и сам понимал, что врач прав. Нельзя, значит, нельзя.

— Александр Борисович, — мягко объяснял врач, — я вам обещаю, как только я буду уверен, что Виктор оправился, я лично сообщу вам об этом. Тогда вы приедете его навестить. Хоть среди ночи.

— Но кризис хотя бы миновал? — волновался Александр Борисович.

— Кризис позади, — успокаивал главный врач. — Да вы не переживайте. Ваш друг парень крепкий. Он мне тут рассказал, как вы с ним по пустыне бегали.

— Так он может говорить? — изумлялся Турецкий. — Почему же я не могу его видеть?

Главный врач вздохнул, разговор обещал начаться по новой. Пришлось прибегнуть к железной врачебной отговорке.

— Да вы не волнуйтесь, Александр Борисович. Я обязательно вам позвоню. А теперь, извините, но меня ждут мои пациенты.

Но Турецкий не мог не волноваться. В том, что произошло с Солониным, он чувствовал свою вину. Умом Турецкий понимал, что его вины здесь нет, что все это не более как издержки их с Виктором профессии плюс неудачное стечение обстоятельств, но избавиться от сидевшего внутри горького чувства было выше его сил.

Ведь он тоже был там.

И он тоже мог ехать в этой машине.

Или, наоборот, он мог уговорить Виктора не садиться в эту машину, а поехать в другой.

Но ведь никто не знал, что произойдет.

И Солонин не знал.

И он, Александр Борисович Турецкий, тоже не знал.

Об этом Турецкому говорили все. Об этом ему сказал Костя Меркулов на следующий день. Эти же слова повторил Славка Грязнов. Об этом каждый день ему твердила дома Ира. В конце концов, об этом ему постоянно напоминал внутренний голос.