Вечное - Николай Секерин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раджа велел соглядатаям изучать поведение Руджи дальше, и вскоре ему доложили, что большинство наложниц Руджа использует лишь единожды, а потом он просто содержит их, а они работают на его землях! Ха! Да не возомнил ли он себя вторым раджой! – подумал раджа.
Нет, так нельзя себя вести. Раджа поручил шпионам найти что-то такое во владениях Руджа, за что его можно было бы наказать. Однако, как они не вынюхивали, как не выспрашивали, ничего найти не удавалось.
Раджа скрежетал зубами, он не привык мириться с теми, кто ему не нравился. В то же время убить просто так знатного вельможу – значило бы, восстановить против себя других знатных вельмож.
Раджа подумал и решил прибегнуть к испытанному способу. Он подарил вельможе Рудже белого слона.
От такой милости отказаться было нельзя, ведь подарок невероятно дорогой и от самого раджи! Руджа, обречённо принял подарок, зная, что в скором будущем его неминуемо ждёт разорение. Белые слоны были очень дороги, их постоянно надо было держать в чистоте, что требовало огромных затрат, они жрали гораздо больше чем слоны обыкновенные, и пищу тоже следовало давать им самую отборную.
Отказаться от подарка было невозможно, это стало бы прямым оскорблением раджи. Передарить, или продать слона тоже. Если бы слон подох, или выглядел бы неприглядно, это тоже оскорбило бы раджу. Оскорбление раджи каралось смертью и конфискацией имущества, поэтому выбора не было – слона надо было содержать, кормить и регулярно показывать на улицах.
Вскоре Руджа был вынужден отказаться от части своих наложниц, потом ещё от одной части и, наконец, распустить их почти всех, в том числе и мою мать.
Мне на тот момент уже исполнилось десять, и я отчётливо помню, как мать жалела Руджу, да и я жалел. Мы очень привязались к нему и любили, как и большинство других его слуг и наложниц.
Но жалость жалостью, а пора было подумать и о себе. Ведь мы остались на улице без средств к существованию. Всё вернулось на круги своя, счастливая пора кончилась, и мать оказалась на базарной площади теперь уже со мной десятилетним.
Шансов на то, что кто-нибудь из вельмож взял бы нас к себе снова, практически не было. Моя мать заметно постарела и уже не представляла интереса для мужчин, я же был ребёнком, не умеющим ничего. Разве что разносить подносы с едой и наливать напитки в бокалы, чем я занимался у Руджа.
Мы стали жить на улице, перебивались мелкими подачками, иногда мне удавалось что-то стащить в съестной лавке, но долго так продолжаться не могло, рано или поздно меня схватили бы и скорее всего отсекли бы руку. Мы с матерью были обречены на нищенское существование и голодную смерть, это был лишь вопрос времени.
Через полгода такой жизни, мать заболела и скоропостижно умерла. Я собрал хворост и сжёг её тело на пустыре, за городом. Теперь я остался совсем один.
Стыдно об этом говорить, но смерть матери значительно облегчила мою жизнь. Мне стало проще воровать, так как теперь для прокорма требовалось гораздо меньше еды. Я стал более быстр и всегда мог убежать, что часто было затруднительно, когда рядом была мать.
В общем, я не стал долго горевать, да и какой смысл! Мать прожила долгую жизнь и её смерть была естественной. Да, возможно, она прожила бы дольше, будь всё в порядке с Руджем, но… кто его знает? Нам не дано понимать таких вещей.
Мне шёл двенадцатый год, и я понимал, что если продолжать заниматься воровством, рано или поздно меня всё же поймают и отрубят руку. С одной рукой моё будущее было немыслимым. Скорее всего, я бы вообще не выжил, потому что, не мог позволить себе лекаря. А после наказания за кражу, максимум, на что я мог рассчитывать, это на то, что на кровоточащей культе остановят кровь. Калёным железом там, или обмотав грязными тряпками. Потом же неминуемо последует заражение, и я подохну как последняя собака.
Нет, так продолжаться не может, я должен найти работу, чтобы жить.
Я слонялся от одной лавки к другой. Торговцы лепёшками и мясом не подпустили меня даже близко, равно, как торговцы сладостями и фруктами. Это было закономерно, ведь попрошайки вроде меня слонялись по торговым площадям каждодневно, а для голодающего юноши нет ничего привлекательнее еды. Просто так меня туда никто бы не взял, так что я отправился к ремесленникам.
Я ходил от одной мастерской к другой и предлагал себя в качестве помощника, но везде меня с негодованием прогоняли. Наконец я отчаялся и подумал, что не смогу выжить в этом жестоком мире.
Я брёл по берегу и уныло вглядывался в морскую даль, когда меня окликнул дребезжащий голос:
– Эй ты, поди сюда!
Я с недоумением посмотрел на замотанного в какие-то тряпки старика.
– Да ты, малец, давай подойди! Ну же, скорее! – нетерпеливо позвал старик и добавил. – Жрать то хочешь небось?
Последняя фраза оказала на меня волшебное действие, я стремглав бросился к нему.
– Так-то, – сказал дед. – Идём со мной.
С этими словами старик бодрой походкой направился прочь от морского берега. Я послушно засеменил следом. Я шёл рядом и не смел задавать вопросов. Если этот человек действительно может дать мне возможность прокормиться, я приму любое его предложение.
– Как твоё имя? – резко спросил он.
– Моё имя Махеши, господин – ответил я.
Он хмуро кивнул и продолжил идти молча.
Мы прошли небольшой участок леса, и вышли на протоптанную сельскую тропинку.
– Ты что-то умеешь делать, Махеши? – спросил старик. – Только правду говори! – грозно добавил он.
– Нет, господин, я ничего не умею, – уныло ответил я. – Но могу научиться!
Старик удовлетворённо хмыкнул:
– Конечно, научишься, куда денешься!
Мы прошли примерно две тысячи шагов, когда очутились перед ветхой оградой. Старик повозился с нехитрым замком и открыл калитку.
– Давай, малец, заходи.
Я послушно исполнил команду и очутился внутри обширного двора.
Только сейчас я понял, что это был за старец. Меня взял к себе в помощники лекарь!
Это место знали во всём селении. Сюда обращались за помощью знатные вельможи и зажиточные ремесленники. Из бедноты мало кто мог рассчитывать на помощь лекаря. Не имея денег, в случае болезни оставалось только молиться богам и ждать чуда. Если чудо не происходило, нищий умирал.
Собственно, так умерла и моя мать.
Впрочем, старик лекарь брал иногда на лечение бродяг, но только ради опытов. Если ему надо было использовать какой-то новый, не опробованный метод лечения, безродный бедняк тут приходился в самый раз.