Черный граф - Серж Арденн

И вот, жарким летним днем, когда безжалостное кастильское солнце добралось до зенита, обжигая своими раскаленными лучами стены и башни Королевского Алькасара, древней резиденции испанских Габсбургов, в одном из её мрачных залов, за столом уставленном изысканными лакомствами, равнодушно восседал Филипп Четвертый, уже около получаса, вынужденный выслушивать падре Антонио Боканегро, председателя трибунала священной инквизиции, чья персона была одна из наивлиятельнейших в королевстве.

В это же самое время, когда юный король изнывал от скуки, вызванной беседой с падре Антонио, в одном из кабинетов того же дворца, состоялся разговор между герцогом Оливаресом, и прибывшим сегодняшним утором в Мадрид, графом Уртадесом.

Расположившись в креслах, возле небольшого столика с круглой мраморной столешницей на единственной витой ножке, в непринужденной обстановке, потягивая прохладный херес, дон Карлос, в мельчайших подробностях, изложил министру разговор, состоявшийся в Орийаке, меж ним и графом де Ла Туром. Поразмыслив над тем, что было привезено из Орийака «Кастильским быком», граф-герцог, взялся вдумчиво комментировать.

– Утадес, всё то, о чем вам поведал этот сеньор…

– Граф де Ла Тур.

– Да, этот ваш де Ла Тур, чрезвычайно интересно. Но в его убеждениях, принимая во внимания резоны французов, я вижу лишь личную выгоду для принца Конде, не усматривая, при этом, интересов испанской короны. Нам в сущности всё равно, кто займет французский престол, пусть только не прекращаются неразбериха и междоусобицы царившие до недавнего времени у трона молодого Бурбона. Но всё это перестало тешить нас, с тех пор как возле Людовика появился этот Ришелье. Это не человек, он просто дьявол, в кардинальской мантии. Он с каждым днем, доставляет нам все больше хлопот, пора бы уж унять сего дерзкого сеньора.

Вдруг из-за тяжелой темно-коричневого бархата шторы, за которой царил непроглядный мрак, послышался голос:

– Терпение герцог, терпение…

Острый, встревоженный взгляд Уртадеса, молниеносно вонзился в беспросветную тьму, а рука, с такой же быстротой, отыскав эспаду, легла на эфес. Из дальнего угла комнаты, вышел небольшого роста, худощавый человек, в бурой потертой францисканской рясе. Освободившись от суконного «забрала», монах обнажил змеиный взгляд. Из-под капюшона показалась тонзура цвета слоновой кости и бледное, бескровное лицо, посредством поднятых бровей, и округлившихся глаз, выказывавшее то ли удивление, то ли уверенность. Неподвижные черные точки зрачков, медленно и осторожно впились в дона Карлоса, словно гипнотизируя его. Следует отметить, что во взгляде францисканца, несомненно, было что-то змеиное.

– …наш человек во Франции, насколько мне известно, уже близок к тому, чтобы отправить кардинала в мир иной.

Оливарес, уловив изумление во взгляде дона Карлоса, поспешил объяснить.

– Не беспокойтесь граф, это брат Густаво, любезный друг, который помогает избавить нашего любимого короля от влияния инквизиции, в частности от этого зануды Боканегро.

Министр пригласил брата Густаво занять место за столом, представив ему графа.

– А это, падре Густаво, верный слуга короны, бесстрашный сеньор дон Карлос Уртадес…

– Кастильский бык.

Перебив герцога, монах, прищурил глаза, уставившись на дворянина.

– Это правда, недруги так величают нашего доблестного графа.

Поведение францисканца, натолкнуло дона Карлоса на мысль, что перед ним «важная птица». Он проницательно взглянул на монаха и сухо спросил:

– Вы иезуит?

Густаво и Оливарес переглянулись, после чего, граф-герцон, пустился в разъяснения.

– Брат Густаво не просто представляет «Христово воинство», он здесь, чтобы помочь нам, избавиться от влияния всемогущей инквизиции, которая всё ближе подбирается к горлу! Лишь разом, мы имеем шанс, одолеть её!»

Упомянув в этой главе о двух столь значительных фигурах, представляющих разные лагеря, как в церковной структуре, так и при испанском Дворе, нам ничего не остается, как сказать несколько слов об отцах инквизиторах и братьях иезуитах. Да простит нас многоуважаемый читатель, но без довольно подробного рассмотрения, порой весьма докучливых тем, нам трудно объяснить вам, причину возникновения тех или иных событий, происходящих на страницах сего повествования.

Итак, хотелось бы начать с того, что эти конкурирующие образования, преследовали одну и ту же цель при испанском Дворе: борьба с ересью и восстановление влияния над королем, что с новой силой разожгло меж ними вражду, и заставило в который раз воспылать лютой неприязнью друг к другу. Общая цель в одних случаях объединяет, в других делает непримиримыми врагами, коими и стали эти «псы Господни», в борьбе за место у трона, подле Его Католического Величества. Невзирая на общность целей, взгляды, приоритеты и методы их разнились, что в последнее время привело к заметно пошатнувшемуся могуществу инквизиции. Иезуиты же напротив, набирали силу, укрепившись в своих позициях, обретя столь могущественного союзника, коим являлся Премьер министр, граф-герцог Оливарес.

Впрочем, сопоставление святой инквизиции с орденом иезуитов, вряд ли возможно, в связи с приходом в упадок первой, и процветанием второго. Это всё равно, что сравнивать безграмотного, выжившего из ума, обессиленного старика, лежащего на смертном одре, с молодым, полным сил и идей, образованным мужем. И все же, для ясности, и понимания расстановки сил при мадридском Дворе, мы попытаемся если не сравнить, то хотя бы в нескольких словах обмолвиться об истории возникновения и структуре сих славных воинств, отстаивающих беспрекословную святость Папского престола.

Невзирая на то, что церковный суд под названием «инквизиция1», был создан Папой Григорием IX ещё в 1231 году, в ту тяжелую пору, когда католическая церковь имела все основания опасаться конкуренции со стороны различных ересей, в первую очередь альбигойцев, или катаров, которые были особенно сильны на юге Франции, на Пиренейский полуостров священный трибунал, добрался лишь в правление Фердинанда2 и Изабеллы3, в XV веке, когда королевская чета, объединившая, вследствие брака, две мощнейшие пиренейские державы, Арагон и Кастилию, взялась строить государство, основанное на неограниченной власти монарха и единой, обязательной для всех идеологии, роль которой исполняла католическая вера. Однако единой испанской нации еще не существовало. Помимо того что кастильцы, арагонцы, каталонцы и прочие жители полуострова еще не в полной мере ощущали себя испанцами, на территории королевства жило немало людей, которые не исповедовали католичество. За века господства мавров на полуостров переселилось немало мусульман, а во многих городах издревле существовали многочисленные и процветающие еврейские общины. Такая пестрота не устраивала Фердинанда и Изабеллу. Реконкиста шла под флагом католичества, и было решено, что именно католичество должно явиться основой, фундаментом нового многонационального королевства.

И вот объявив себя «Католическими Величествами», король с королевой взялись строить государство, устройство которого можно было бы определить как один из первых в Старом Свете тоталитарных режимов. И режим этот остро нуждался в средствах, которые можно было получить, только одним способом – ограбив часть подданных, но отыскав для этого, что-то большее, чем вескую причину, скорее необходимость овеянную благостью и пропитанную церковными устоями. В результате поисков возникла нужда в тайной полиции, которая, с одной стороны, наладила бы поступление средств в казну, а с другой – душила бы в зародыше любую оппозицию. Такой тайной полицией и стала инквизиция, претендовавшая на звание организации объединяющей могущество государства и силу Веры, проповедующей неотвратимость справедливого наказания.

В 1478 году Папа римский Сикст IV разрешил Фердинанду и Изабелле организовать в Севилье инквизиционный трибунал. Инквизиторов должен был назначать Папа, но фактический контроль, за их работой, оказался в руках Католических Величеств. Свою деятельность инквизиторы начали с пополнения королевской казны, пользуясь схемами, проверенными на территориях множества государств Старого Света. Установив тот факт, что коммерция и банковское дело Испании традиционно находились в руках иудеев, а их богатство не вызывает ничего кроме зависти у католиков, которые нередко устраивали еврейские погромы, они поняли, с какой стороны следует подступиться к этому вопросу. Таким образом, воспользовавшись настроениями общества правоверных, братья инквизиторы, начали необъявленную войну за чистоту христианской крови. Иудеи и магометане, попавшие под жернова безжалостных трибуналов, под страхом смерти, избегая аутодафе4 – аctus fidei5, перебегали под знамена Христа. Часто целые еврейские общины заставляли принимать христианство под страхом смерти. В результате к концу XV века десятки тысяч испанских иудеев перешли в католичество, что дало им возможность сохранить за собой право заниматься своим прибыльным ремеслом и в большинстве случаев сберечь накопленные средства. Таких людей называли «новыми» христианами: отрекшихся от ислама – морисками, сменивших иудаизм на христианство – маранами или converso – вновь обращенными.