Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть - Питер Хизер

Это решение далось им нелегко. Материально-техническое обеспечение оставалось незначительным. Теодорих и Тиудимир командовали вдвоем более чем 10 тысячами воинов, но это не была просто вооруженная группа людей, отправившаяся в путь. Националисты XIX в., пересматривая события IV–VI вв., видели в подобных группах предков народов современной Европы. В результате германские националисты, в частности принимая желаемое за действительное, видели в этой неразберихе то, что считали нравственными добродетелями своей собственной нации, и придумали идею о свободных и равных, культурно однородных группах мужчин, женщин и детей, закрытых для посторонних, переселявшихся со всем сельскохозяйственным инвентарем, скотом и народными танцами: миниатюрные народы-предки в пути, часть которых пережила такое путешествие, чтобы обрести царства, которые существовали долго, – а некоторые до этого не дожили.

За два последних поколения образованных людей много раз уже пересматривалась эта безнадежно романтическая картина, что привело к некоторому единодушию, но также и к непрекращающимся спорам. Единодушие, я полагаю, существует в двух областях. Первое: группы вооруженных людей не состояли из равных по социальному положению людей. Среди воинов существовали по крайней мере две иерархически ранжированные по статусу группы, и это подтверждается более или менее современными этим событиям повествовательными источниками, в которых описаны вооруженные свободные и полусвободные люди и говорится, что среди них были и невооруженные рабы (своды законов не могут дать нам какое-нибудь понимание того, какая доля населения принадлежала к той или иной статусной группе). Второе (и это отражает резкое изменение того, каким образом принадлежность отдельных людей к группе стала пониматься в более общем смысле в послевоенный период): все согласятся с тем, что отдельные люди могли полностью изменить идентичность своей группы в течение своей собственной жизни. В результате старое представление об этих группах как маленьких, культурно однородных народах-предках просто не выдерживает критики.

Однако еще два вопроса остаются весьма спорными. Первый: означает ли тот факт, что отдельные люди демонстративно меняли свою принадлежность к группе, то, что более крупные объединения людей, встречающиеся в повествовательных источниках (вроде паннонийских готов), вообще не обладали групповой идентичностью? Отрицательный ответ означал бы, что они всегда были не более чем скопищем ничем не связанных, перемещающихся с места на место разных воинов. Второй вопрос тесно связан с первым: образовывались ли эти группы только для военных действий или эти воины являлись частью общества, которое помимо всего прочего занималось сельским хозяйством и другой деятельностью?

Чрезвычайно трудно понять, где единодушие кончается, когда вы являетесь участником продолжающегося спора, и возникает вопрос: каким являюсь я в этом споре? Жюри еще отсутствует, но, чего бы это ни стоило, разрешите мне изложить свои взгляды по этим вопросам, потому что точка зрения, которую вы примете, определит то, что вы представите себе, – кто пустился в путь из Венгрии в 472 г. по старым дорогам, построенным римлянами, на юг, на Балканы. Если брать в обратном порядке: оказавшись на Балканах, принадлежавших Риму, позиции на переговорах и вождей паннонийских готов, и представителей империи, посланных договариваться с ними, недвусмысленно подразумевали, что любая договоренность об их отношениях означает предоставление готам пахотных земель на территории Римской империи, которыми они будут пользоваться самостоятельно. Иными словами, они были крестьянами в такой же мере, что и воинами. Это хорошо понятно. Профессиональные воины численностью около 10 тысяч человек могут существовать только в относительно развитой экономической среде, когда невоенным крестьянским населением производится достаточное количество излишков, чтобы кормить, одевать и вооружать их. Экономические сельскохозяйственные системы, существовавшие за пределами Римской империи, не выглядят такими продуктивными, и мы знаем, что короли в таких государствах в IV–V вв. содержали свиты из профессиональных воинов, которые насчитывали лишь несколько сотен, а не тысяч человек.

Из того, что отдельные индивиды меняли объекты своей лояльности, не следует также, что группы людей, между которыми они перемещались, не были устойчивыми. Здесь имеют значение правила и нормы, регулирующие появление и последующее поведение отдельных людей, находящихся в движении. Открыто ли членство для всех? Пользуются ли новые члены полными правами внутри группы? И включает ли членство не только обязанности, но и привилегии? Тот факт, что в эти группы явно входили воины более высокого и низкого статусов – не говоря уже о рабах, – ясно показывает, что членство было вовсе не вопросом неограниченного личного выбора человека, если только, конечно, мы не думаем, что много тысяч отдельно взятых людей в Европе V в. просто хотели быть рабами. Поэтому я бы утверждал, что военная элита внутри каждой группы по крайней мере все же имела сильное чувство групповой политической идентичности (носили ли они одни и те же народные костюмы и были ли у них одни и те же народные танцы, как представляли себе националисты XIX в., я понятия не имею), хотя, как и любая идентичность, даже такая могла измениться в соответствующих обстоятельствах. Но в то же время воины более низкого ранга, особенно рабы, играли гораздо меньшую роль в жизни своей группы, так что прочность присоединения отдельных людей к группе сильно ослабевала по мере движения вниз по социальной лестнице[25].

Так или иначе, ваш отклик на эти споры формирует вашу точку зрения на то, что собой представляли паннонийские готы в пути. Мы знаем, что в эту группу входило большое число людей, не участвовавших в боевых действиях, и обоз по меньшей мере из двух тысяч повозок. Для самозваных ревизионистов, которые видят в них свободную группу воинов, это просто обычный вещевой обоз, сопровождавший большинство армий, в котором вы найдете много женщин – жен и проституток, – детей, поваров, цирюльников, артистов и бог знает кого еще. Однако, на мой взгляд, то, что окружающие экономические структуры (а это важное различие между Европой V в. и Европой досовременных времен или даже высокого Средневековья) не могли обеспечивать большое количество профессиональных воинов, дипломатический акцент на необходимости найти сельскохозяйственные земли и тот факт, что членство в группе на высоком уровне вовсе не было открыто для всех желающих, вызывает совершенно другой образ. Скорее не на прототип современной армии, идущей на войну с обозом, а на обозы фургонов буров, громыхающих колесами по дороге на север, подальше от имперской власти Британии, с фермерами-бойцами, их семьями и всем снаряжением было больше похоже переселение паннонийских готов. В этом случае группа состояла бы из большего числа людей, не участвующих в боевых действиях, с более «обычным» распределением возрастов, которым было необходимо взять с собой все имеющее отношение к сельскому хозяйству, оружие и значительные запасы продовольствия.

Но если простое материально-техническое обеспечение означало, что любое решение переехать куда-либо не могло быть принято легко, нет сомнений в том, что в этом случае все действительно замыкалось на политику. Высокопоставленных воинов нужно было убедить, что потенциальные возможности, предоставляемые хаосом в Константинополе, являются достаточно многообещающими, чтобы сделать такое огромное усилие, стоящее всех хлопот. И опять изменение общей обстановки помогло Тиудимиру и Теодориху. Подтвержденный факт: группы населения с установившейся традицией массовых переселений в большей степени, чем оседлые группы, готовы (даже если история пропустила одно или два поколения) к тому, чтобы использовать дальнейшее переселение в качестве стратегии для своего развития. И по крайней мере военная элита – ключевая группа, которую нужно было убеждать, – имела давно установившуюся историю миграции. Они являлись потомками готов, которые совершили – возможно, в несколько более коротких этапов – одно долгое путешествие от берегов Балтики до Черного моря в III и начале IV в., и еще одно – с востока Карпатских гор до Среднедунайской Венгрии в конце IV и V в. А раз так, то их легче было убедить в том, что пускаться в путь имеет смысл[26].

По крайней мере, некоторых из них. Ради всех потенциальных выигрышей Теодорих склонил своего отца пуститься в эту, безусловно, большую авантюру. Пока в начале 470-х гг. в Западной Римской империи, попавшей в яростный вихрь, грозивший задуть ее последние тлеющие угли, истощались денежные запасы, а следовательно, и сокращалось число солдат, ее восточная половина оставалась полна жизни. Аттила был повержен, с Персией заключен мир, а приток в Константинополь доходов от налогов из ее восточных провинций – источник жизни ее армий – был абсолютно цел. Поэтому появление на ее территории в качестве незваных гостей – даже если вы заявляете, что хотите помочь, – должно было вызвать значительные трудности, и никто в группе готов, имевший хоть сколько-нибудь мозгов, ничуть не сомневался в том, что так оно и будет. Неудивительно, что решение о перемене места жительства вызвало среди готов раскол – и очень серьезный.