Российская белая эмиграция в Венгрии (1920 – 1940-е годы) - Сборник статей

Ориентация на прошлое (в том числе на реставрацию довоенных монархических систем), сходство в занимаемом до войны общественном положении – все это создавало, на первый взгляд, благоприятную почву для сотрудничества венгерских политических деятелей и русских эмигрантов-монархистов. В документах мы часто встречаемся с лозунгом «восстановление трех держав в Центральной и Восточной Европе в своих прежних, довоенных границах». В самом начале 1920-х гг. Версальская система казалась нестабильной, часть политиков и военных была склонна считать, что достаточна одна смелая акция, и вся система мирных договоров рухнет. Именно в этот период и родились весьма фантастические планы сотрудничества немецких и венгерских кругов с русской эмиграцией. Будапешт в документах фигурирует как один из важнейших центров русских монархистов, сюда приезжали и весьма колоритные фигуры (Петр Глазенап, Василий Бискупский, Михаил Комиссаров), некоторые из них были приняты на самом высоком уровне, адмиралом Хорти или тогдашним премьер-министром графом П. Телеки, однако со временем эти встречи были перенесены на более низкий уровень, они, как правило, носили уже не официальный, а всего лишь частный характер2.

Со стороны представителей белой эмиграции прозвучали предложения создать в Венгрии военные базы (Глазенап, Бискупский), учредить русский банк для эмиссии дореволюционных Романовских рублей (Комиссаров), и т. п.3 На начальном этапе контактов записи встреч, сводки, составленные чиновниками разных венгерских ведомств, нередко сопровождались выводом о том, что Венгрия заинтересована в поддержке хороших отношений с той или иной группой эмиграции, однако со временем эти выводы уступили свое место сомнениям, осторожности, подозрениям, скептицизму в отношении эффективности и целесообразности сотрудничества. В 1920 г. венгерское правительство свою поддержку ставило в зависимость от того, в какой степени эти группы пользуются доверием Врангеля, которого считали легитимным представителем русской государственности. С лета активизировалась тайная венгерская разведывательная деятельность в Крыму, но пока разведчики вернулись и представили свои донесения генштабу и правительству, было уже поздно, армия Врангеля уже была эвакуирована из Крыма4.

Военный представитель Врангеля в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев, генерал Артамонов Виктор Алексеевич в ходе переговоров с Анталом Мадьяри, советником венгерского посольства, не раз предлагал учредить в Венгрии официальное представительство Крымского правительства. В Будапеште было решено дать пока уклончивый ответ на это предложение. По мнению министерства иностранных дел, это, с одной стороны, было бы желательным, потому что таким образом в венгерской столице была бы постоянная миссия вместо различных «доверенных лиц», время от времени прибывающих и убывающих, относительно которых часто было сложно выяснить, кого они представляют на самом деле. С другой стороны, в Будапеште понимали, что из-за слабой материальной обеспеченности Врангеля, его представительство нуждалось бы в финансовой поддержке венгерского правительства. Возник вопрос: стоит ли в условиях послевоенного экономического кризиса, «при общеизвестном расточительном образе жизни русских», инвестировать средства в этот проект, можно ли извлечь политическую пользу из него5.

В октябре 1920 г. в Будапешт прибыл генерал Александр Иванов из окружения Врангеля. При отсутствии полномочий он мог вести беседы только с одним из офицеров связи в Министерстве обороны. В ходе этих переговоров он не скупился на комплименты в адрес венгерского правительства, провел параллели между судьбами Венгрии и России, подчеркнул общность их интересов. Венгрия счастлива, говорил он, что во главе страны стоит такой человек, как регент Хорти. «Возрождение Венгрии им всегда служило примером. Они сочувствуют борьбе венгров за свои старые границы… Ждут того момента, когда Венгрия снова будет сильной и независимой.» Иванов выразил пожелание, чтобы венгры назначили своего дипломатического представителя в Крым6. Эти предварительные зондажи не были прерваны падением Крыма, они, правда, при других обстоятельствах, но продолжались. В начале 1921 г. уже упомянутый Антал Мадьяри уведомил Дмитрия Николаевича Потоцкого, военного агента Врангеля в Белграде, о согласии венгерского правительства принять представителя Главнокомандующего Русской Армией в Будапеште7.

Назначенный генералом бароном П. Н. Врангелем полковник (с 1923 г. генерал-майор) Алексей Александрович фон Лампе был первым, официально признанным постоянным представителем Белой России в Венгрии8. Его должность была учреждена уже после эвакуации Крыма, следовательно его основная задача заключалась в том, чтобы добиться согласия венгерского правительства разместить в стране контингенты или хотя бы отдельные группы офицеров и солдат врангелевской армии. Судя по его рапортам и дневниковым записям, фон Лампе сильно стремился к этому назначению и ревниво относился к другим кандидатурам (конкретно, к возможной кандидатуре генерала Владимира Марушевского, который уже имел свои связи в Венгрии). Он даже связывал свою будущую карьеру с этим постом: «если не буду окончательно назначен в Венгрию, подам в отставку». Наконец фон Лампе дождался, добился своего: «Визы для меня готовы! Ура!»9.

Фон Лампе в окружении Врангеля был одним из немногих, если не единственным, во всяком случае самым последовательным сторонником «венгерской ориентации». Наличие в Венгрии белого, радикально антибольшевистского режима представлялось ему существенным аргументом в пользу того, чтобы русская эмиграция делала ставку в своих расчетах именно на эту страну. В определенном смысле «провенгерских» симпатий Лампе не могли перевесить другие аргументы – приверженность идее славянской солидарности (и в этой связи ориентация на чехов и сербов), или же желательность ставки на крупные державы – страны-победительницы (главным образом на Францию), либо наоборот, на побежденную Германию. Сохранившая иммунитет от большевизма Венгрия казалась фон Лампе островом порядка и спокойствия во взбаламученном европейском море. Хотя, как он отметил в своем дневнике: «У меня нет сознания, что это прочно». Во время того или иного политического кризиса он не без волнения констатировал возможность левого поворота10.

Фон Лампе относился к своей новой должности весьма серьезно, свое назначение в Белую Венгрию считал «не из обыденных». Поэтому он был явно недоволен и начальником штаба Павлом Николаевичем Шатиловым и самим Врангелем, которые, по его мнению, не уделяли достаточное внимание «венгерскому вопросу». При передаче верительной грамоты и письма, адресованного адмиралу Хорти, Врангель принял фон Лампе всего на 2–3 минуты: «Ничего решительно он мне не сказал, ничего не приказал, все было на скаку и на карьере». А инструкции, полученные от Шатилова, он прямо назвал смехотворными. Суть их свелась к тому, что, если возможно, «перевозим в Венгрию армию Пермикина или всю нашу армию». «Молод он, ох как молод и не только летами, но и характером, для той большой роли, которая ему выпала», – писал Лампе в своем дневнике о Шатилове в связи с этим эпизодом11.

Приехав в Венгрию, фон Лампе с большой энергией взялся за решение поставленной перед ним задачи. Он был принят министрами иностранных дел (Густав Гратц), обороны (генерал Шандор Беличка), а 23-го марта его принял регент Венгрии, адмирал Хорти. На этой встрече стоит остановиться несколько подробнее. С регентом они легко нашли общий язык и долго разговаривали о большевистской опасности, и о том, что только русские и венгры знают, что представляет собой для Европы эта угроза.

Все эти встречи происходили – как отметил фон Лампе – в обстановке любезности: как министры, так и Хорти выразили готовность помочь армии Врангеля, но сразу же оговорились, что все зависит от разрешения Антанты. Это, с одной стороны, действительно было так, ведь побежденная и расчлененная Венгрия действительно находилась под полным контролем союзнических держав. Но, с другой стороны, это обстоятельство в случае необходимости давало венгерскому правительству удобный повод отклонить попытки сближения и просьбы разных представителей русской эмиграции о помощи и о сотрудничестве. «Вообще, несмотря на любезный прием, я должен сказать, что о нас он /Хорти – А. К./ думает мало, и как силу, нас не учитывает… Говорил, что глубоко сочувствует нашему положению, но это слова, ему нужна сила, а в нас, плененных французами, он по-видимому, ее не видит»12. Тут фон Лампе несомненно преувеличивает роль Хорти, как возможного лидера в процессе «сплочения белых сил» в международном масштабе. Возможности регента Венгрии на самом деле были весьма ограниченными, не выходили за рамки выведения из кризиса побежденной страны, находившейся под контролем держав-победительниц. На этом первом приеме Хорти произвел на русского военного представителя впечатление сильного, волевого человека: «Видно, что он знает, что такое власть, и даром ее не сдаст никому, кроме короля, так как я думаю, что он лоялен… Сильный, повидимому честный роялист, он боролся и борется честно, как боролся /так в тексте!/ Корнилов и Деникин… Человек он недюжиный и свидание с ним я считаю исключительно интересным.»13.