Последний теракт. Книга вторая - Олег Сакадин

Столько праведной уверенности было в его голосе, что Платон ни на секунду не сомневался, что Макаров-старший готов приступить к выполнению своего страшного обета прямо сейчас. По-прежнему неспособный произнести хоть слово из-за стоявшего в горле огромного кома, он примирительно кивнул.

Михаил Олегович, видя, в каком шоке прибывает Самсонов, позвонил и заказал еще воды, кофе и булочек. Наевшись и напившись, Платон вновь обрел голос и капельку уверенности. Взгляд его вспыхнул едва заметным подобием огонька.

– Я не уверен, что мы можем что-то изменить, – прошептал он.

– А я почти уверен, что нам, черт возьми, ничего не удастся изменить вообще, но это не значит, что стоит опускать руки и давать жизни спокойно проходить мимо носа. Даже если то, что перед нами стоит, окажется просто стеной под высоким напряжением, я готов буду броситься на нее и сгореть заживо, лишь бы доставить врагам капельку неприятности и заставить понюхать жареного мяса.

Платону становилось легче от этих слов, и он даже замечал, что ярость и настрой Михаила Олеговича постепенно заражают его самого. Однако, он понимал это отчетливо, переменить внутренний настрой и зажечь хоть маленькую искру надежды на лучшее, не удалось бы при всем желании.

– Ты вообще думал, что будешь делать со всем этим? – спросил Макаров-старший, не давая Платону толком опомниться. Но он был прав, тянуть сейчас было смерти подобным.

– Не могу сказать ничего определенного, но конечно думал. У меня есть помощница, которая помогла узнать обо всем этом, и, если честно, я остро нуждаюсь в ее дальнейшем участии.

– Женщина? – нахмурился Михаил Олегович. – Ну что ж, пусть будет женщина. Много еще знает об этом?

– Боюсь, что больше никого, за исключением тех, кто это все затеял.

– Троица? Хм. Пусть будет троица.

– Михаил Олегович, дорогой, я, наверное, поеду, не могу больше ни о чем думать, не то сойду с ума. Пока я не дождусь необходимой весточки, боюсь, мы ничего не сможем сделать.

– Раз ты так считаешь, я соглашусь, – хмуро согласился Макаров-старший, которому такая перспектива нравилась меньше всего. – Но пообещай мне, что не посмеешь стараться оградить меня от этого впредь.

– Если б я мог, эх, боюсь, уже поздно, – вздохнул Платон. – Я думаю, дальше нет смысла удерживать эти проклятые грузовики, дабы не нажить лишних проблем.

– Ты прав, сегодня же их отпущу. Я узнал все, что хотел, и даже намного больше.

– Да, и еще, я не хотел бы, чтобы о грядущих событиях узнал кто-то еще.

– Ты явно сходишь с ума, думая, что я способен еще кого-нибудь втянуть во все это.

– Верно, мне нехорошо, – согласился Платон, чувствуя, как головокружение и слабость, появившиеся в середине дня, подступали все ближе и становились все сильнее.

– Сколько, ты думаешь, есть еще времени? – спросил Михаил Олегович. Этот вопрос его беспокоил больше всего.

– Месяц, может два.

– Не много. Ладно, ты езжай, отдохни, выглядишь очень бледно, я постараюсь со своей стороны напрячь все силы и разузнать хоть что-нибудь еще.

Платон лишь устало кивнул, сердечно обнял Макарова-старшего, и, проклиная себя за слабость, втянувшую в этот кошмар такого прекрасного человека, вышел прочь из кабинета.

Юра легко и весело вскочил с удобного кресла, в котором почитывал какой-то автомобильный журнал, лукаво улыбнулся секретарше, и отправился следом за Самсоновым.

– Платон Сергеевич, вы в порядке? Выглядите не очень.

– Мне нехорошо, Юра, просто нехорошо. Надо поехать домой.

– Поедем, не вопрос.

Всю дорогу домой Платон не проронил ни слова. Он чувствовал сильный озноб, даже попросил выключить кондиционер, хотя жара на улице стояла приличная. Голова раскалывалась на части, организм просил пощады и отдыха, даже глазам было тяжело смотреть по сторонам, словно Самсонов не спал неделю. Слава Богу, телефон молчал и не старался опешить его острой необходимостью мчаться на работу.

«Настя, Настенька, Анастасия Викторовна, где же ты сейчас?»

«Михаил Олегович, дорогой, прости меня, голубчик, из-за моей слабости не знать тебе больше покоя. Как и мне».

«Анатолий Петрович, родной, что же ты задумал?»

Несмотря на усталость, мысли мчались неуправляемым вихрем, и стоило Платону закрыть глаза, как он чувствовал ощущение, схожее с эффектом так называемого «вертолета» – в студенческие годы так называли состояние, когда перепьешь, и голову закручивает в тяжелом торнадо.

– Да, я смотрю, дело совсем плохо, – донеслось откуда-то со стороны.

Эта Юра наклонился над ним, пока машина стояла на светофоре.

– Похоже, стоит вызвать врача, – произнес он, увидев уставшие глаза Платона, словно затянутые пеленой лихорадки.

– Не надо врачей, – прошептал Платон автоматически, не совсем уже соображая, что происходит вокруг.

– Да, вы правы, они здесь не помогут, – согласился Юра.

Платон не помнил, как они доехали до дома, разумеется, не знал, когда и кто привез Юре три больших пакета с маркой какого-то до боли известного продуктового магазина для богачей. И уж тем более, не суждено ему было увидеть, как Юра готовит лекарство из абсолютно чуждых, казалось, компонентов.

Но после того как он, с помощью телохранителя, приподнялся с постели, где по-прежнему лежал в деловом костюме, и выпил принесенный напиток, в голове сразу же стало легче, мысли сразу же успокоились, и он сразу же провалился в один из самых глубоких снов, когда-либо снившихся ему.

Глава 3

Густая, непроницаемая ночь спустилась на столицу. Луна светила в полную мощь, словно выставляя напоказ свою неоспоримую корону превосходства и первенства в это время суток. Яркие звезды, иногда вступающие с ней с бессмысленный спор, здесь полностью сдавали позиции, светя на Москву как сквозь призму туманной пелены, или как светильник, который работает в половину своих возможностей. Вспоминались строки из песни «Город-мечта»:

«Звезд на небе мало, но это не беда, здесь почти что в каждом доме есть своя и не одна…».

Легкий ветерок сжалился над жителями столицы, посылая в открытые форточки подданных своего королевства, которые, на огорчение людей, действовали весьма лениво и с постоянными перебоями, словно пьяный моряк, который пытался изо всех сил напрячь свои легкие, дабы сдунуть бумажный кораблик со своей руки в небольшую лужицу.

Его величество дождь, которого ждали чуть ли не с благоговением, упрямо не хотел прислушиваться к мыслям миллионов истощенных от жары обитателей столицы. Более того, он даже не обращал внимания на постоянные обещания метеорологов, которые со всех каналов каждый день твердили, что возможны осадки. Сухость воздуха ощущалась повсюду, от Красной Площади до самого забытого закоулка окраины.

В столь поздний час машин по столице разъезжало немного, поэтому громадный джип руководителя СБГ, занимающий добрые две полосы, чувствовал себя вполне комфортно, двигавшись в направлении загородной резиденции Анатолия Меленкова.

Александр Соколов прекрасно чувствовал себя в любое время года: во-первых, его стойкий организм был приучен к самым разным климатическим особенностям, да и вообще от природы не отличался прихотливостью; во-вторых, в его машине, благодаря уникальной системе климат-контроля, всегда было свежо и прохладно, как после дождя. Проезжая место недавнего покушения, Соколов почувствовал странное ощущение, схожее с чувством человека, оказавшимся напротив памятника с собственным именем.

Анатолий Меленков, выглядевший весьма уставшим последний месяц, встретил своего главного защитника в большой и просторной гостиной. Одетый в красивый шелковый халат, небритый и с ввалившимися глазами, президент корпорации «Голиаф», носившей его главное прозвище, медленно потягивал крепко сваренный кофе.

– Да, Петрович, совсем себя запустил, я смотрю, – вместо приветствия начал Соколов, едва шагнув в гостиную и окинув шефа сочувственным взглядом. – Неужели у нас все так плохо? Или у тебя тоже на фоне адских ночей совсем силы истощились? – и он хохотнул, довольный своей шуткой.

– О чем бормочешь? – устало буркнул Меленков.

– Да я о Платоне. Бедняга совсем свалился, температура под сорок, прямо лихорадка. Если бы я рядом с ним не оставил твоего вундеркинда, мог бы забеспокоиться уже.

– Да ты что? Серьезно? А что с Платоном случилось? – оживился Анатолий Петрович.

– Сейчас уже все позади, но точно причину сказать не могу, не врач. Юрка говорит, сильнейшее переутомление, какие-то стрессы.

– Хм, как я его понимаю. Надо парню дать недельку отдыха сразу после полугодового собрания по проектам, которое, кстати, уже пятый раз переноситься.

– Ладно, я к тебе сам знаешь по какому делу. Как я уже говорил по телефону, удалось выследить зачинщиков недавних событий.