Воспоминания - Иван Бларамберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
16-го при 7° тепла колонна отправилась в путь. Пройдя 41 версту по холмистой степи, мы в 1 1/2 часа дня прибыли на верхний Иргиз, где расположились у пересохшего ручья Жар-Сай. Воздух прогрелся до 20°. За шесть дней, таким образом, я прошел однообразную степь между реками Тургаем и Иргизом и добрался до Иргиза, примерно в 50 верстах выше того места, где в него впадает Талдык и где колонна останавливалась двумя месяцами раньше (14 июня). 17-го мы сделали дневку. 18-го я отправил в Оренбург почту, а поручика Емельянова с 2 топографами и 50 казаками послал вниз по Иргизу, до устья Талдыка, чтобы произвести съемку реки. Термометр показывал 23° в тени.
Поскольку султан Бай-Мухаммед со своими киргизами решил меня здесь покинуть, чтобы вернуться в свой осенний лагерь на нижнем Илеке, я устроил ему прощальное пиршество, которое приготовили его киргизские повара. Для этой цели я послал ему шесть баранов, пуд риса, необходимое количество изюма, перца и соли; со своей стороны, киргизы закололи несколько жеребят и начали варить, жарить и тушить, как если бы готовили праздничный пир.
Я принимал участие в этом прощальном пиршестве в качестве зрителя. В большой, устланной коврами кибитке сидел Бай-Мухаммед, вокруг него расположились 18 старейшин и султанов. Перед каждым стояла большая деревянная чаша, куда слуги положили большую порцию риса с вареной бараниной. Затем подали тушеную баранину, а также особым, образом приготовленную конину. Каждый гость погружал правую руку в блюдо и ел с большим аппетитом; мясо разрывали руками, не признавая ни вилок, ни ложек, ни ножей. После обеда каждый старейшина приближался к своему начальнику, Бай-Мухаммеду, который клал ему в рот полную горсть вареного риса из своей собственной чаши, после чего тот низко кланялся и уступал место следующему. Эта церемония очень почитается киргизами и является древним, патриархальным обычаем кочевников Центральной Азии. В то время как султаны и баи ели в кибитке, свита устроилась на зеленом ковре степи недалеко от лагеря и поглощала пищу с таким же аппетитом. Было уничтожено много баранины и конины. Люди пили горячий, расплавленный жир из бараньих курдюков, как воду.
19-го колонна прошла несколько верст вверх вдоль левого берега Иргиза, преодолев скальные холмы - последние отроги Мугоджарских гор. Река образовала здесь небольшие озера (плесы). Так как тут располагалось много киргизских аулов, пастбища были скудными. После того как полковник Бай-Мухаммед угостил меня на прощание замечательным кумысом, он покинул колонну со своими султанами, баями, слугами и множеством кобылиц и двинулся в западном направлении на родину. Поручик Емельянов вернулся позднее, привезя съемку 50 верст вдоль Иргиза.
20-го колонна прошла 27 1/2 версты по волнообразной равнине. Повсюду возвышались гранитные и кварцевые валуны. Мы сделали привал на Иргизе, ширина и глубина которого постепенно уменьшались. По выщипанной траве было видно, что здесь недавно располагались большие киргизские аулы. Термометр показывал 20°.
22-го мы двигались по равнине вдоль Иргиза, который все больше вырождался в маленькие озера, не соединявшиеся между собой. Нам встретилось несколько киргизских захоронений. Пройдя 21 1/2 версты, мы остановились у одного из них. Оно заросло кугой - видом камыша, который не едят ни лошади, ни верблюды. Земля в окрестностях насыщена солью. Термометр показывал 21°. 24-го я сделал дневку и послал поручика Емельянова с топографами на северо-восток, чтобы заснять истоки Иргиза.
25-го, на рассвете, был только 1° тепла. Мы прошли 24 1/2 версты по волнообразной равнине, покрытой замечательной травой, и в 11 часов раскинули лагерь у ручья Утиис. Было 15° тепла. 26-го я вынужден был снова сделать дневку, чтобы подождать поручика Емельянова, который вернулся лишь 27-го, сделав съемку истоков Иргиза. Истоки находятся на возвышенности (плато) Текитау; там же расположены истоки Улькаяка и Камышаклы. Стояла прекрасная погода, несмотря на то что по утрам было прохладно; к полудню воздух прогревался до 18°. 28-го мы двигались через небольшие холмы, на вершине которых выступали выходы полевого шпата. Пройдя 31 ?? версты, мы спустились в долину Камышаклы и расположились здесь в окружении гор. Термометр показывал 19° тепла, но горизонт заволакивало.
29-го мы продолжали наш путь на северо-запад по сильно пересеченной местности, дважды форсировали Камышаклы, которая катила свои кристально-чистые воды по галечному руслу. На поверхность почвы выходили скалы из кварца и зеленого камня. Пройдя 26 верст, мы остановились на вышеупомянутой речке. Было 20° тепла. Стояла хорошая погода, но небо заволокли тучи. 31-го мы перешли вброд Аще-Бутак, миновали широкую лощину Кум-Сай, в которой находилось несколько озер. Затем мы постепенно спустились в долину Ори и, проделав переход в 36 ?? версты, расположились на правом берегу реки Орь, южного притока Урала. По пути нам попадалось много невозделанных полей. Тут проходит также большая караванная дорога из Орска на Яксарт. Бесчисленные стаи диких гусей тянулись над нашими головами на юг.
1 сентября я сделал последнюю дневку и объявил ее банным днем, так как на следующий день колонна должна была вступить в Орск. Повсюду виднелись развешанное белье, кители, панталоны и т. д. Мои подчиненные были веселы, бодры и радовались тому, что почти четырехмесячное однообразное и часто трудное путешествие по киргизским степям подходит к концу. Смех и шутки слышались повсюду, особенно после того, как к выходному дню я приказал выдать двойную порцию водки. Сегодня был первый осенний день; в 6 1/2 часов утра в моей кибитке было около 5°, небо пасмурное. Позднее температура поднялась до 17°. В полдень я послал поручика Емельянова с квартирмейстером в Орск, чтобы подготовить квартиры.
2-го, в 7 часов утра, мы начали последний переход. Густой туман, окутавший всю степь, рассеялся лишь к полудню. Мы пересекли необозримую равнину, усеянную полями и киргизскими аулами, и после марша в 36 ? версты около часу дня достигли лагеря под Орском, где меня ожидал поручик Романов, благополучно прибывший сюда со своим отрядом два дня назад. Его казаки приветствовали меня громким "ура!", а комендант крепости полковник Д. Н. Исаев вышел мне навстречу и поздравил с окончанием экспедиции. Войска с пением проследовали в крепость. Часть солдат и казаков устроилась на квартирах, остальные вернулись в лагерь. Полковник Исаев пригласил меня на обед. Я был принят с обычным гостеприимством, которое является прекрасным качеством всех русских.
У полковника Исаева я познакомился с майором Тютчевым, суворовским ветераном, который получил три памятные медали за участие в штурме Очакова, Измаила и Праги. Кроме того, он был с Суворовым в Италии и Швейцарии. В сражении у Цюриха он попал в плен. Тютчев был еще бодрый старик, никогда не спал в кровати, а всегда на полу, на ковре или на войлоке и укрывался шинелью - настоящий русский солдат XVIII столетия. Он был одним из последних оставшихся в живых сподвижников знаменитого русского полководца и рассказал мне много интересного о своей молодости. Удивительно, что он помнил все детали сражения при Цюрихе, однако то, что с ним было позднее, т. е. до 1830 г., он абсолютно забыл; впрочем, его память сохранила все, что происходило после этого года.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});