Военные мемуары. Призыв, 1940–1942 - Шарль Голль

Мое решение было определенным, а дискуссия — короткой. Адмирал смирился, объясняя все недоразумением. Побуждаемый добрыми чувствами и учитывая обстановку, я сделал вид, что его объяснения меня убедили, выслушал его обещания и назначил его комиссаром Национального комитета по делам военного и торгового флота.

Функции в Национальном комитете были распределены следующим образом: экономика, финансы, вопросы колоний — Плевен, юстиция и народное просвещение — Кассен, иностранные дела — Дежан, сухопутные силы — Лежантийом, военно-воздушные силы — Вален, связь с метрополией, вопросы труда, информация — Дьетельм, незадолго до того прибывший из Франции. Катру и д’Аржанлье, находившиеся в то время в командировке, были назначены комиссарами без портфеля. Я поручил Плевену обеспечить координацию деятельности гражданских департаментов: «Положение о служащих наших органов, вопросы их расстановки и материального обеспечения, размещение наших организаций и т. п….» Вначале я имел намерение расширить состав Комитета путем привлечения некоторых французских деятелей, проживавших в Америке. Я даже неоднократно предпринимал шаги в этом направлении. Так, я обратился с приглашением принять участие в нашей работе к Маритэну и Алексису Леже. Я получил весьма вежливые ответы, но они были отрицательными по существу.

Работа Национального комитета уже наладилась, когда Мюзелье спровоцировал новый кризис. Вернувшись в Лондон после успешной экспедиции на Сен-Пьер, с которой мы его все единодушно поздравляли, он заявил 3 марта на заседании Комитета, что дела в «Свободной Франции» идут не так, как ему хотелось бы, и объявил о своем уходе с поста национального комиссара, о чем он мне официально сообщил в письме. Я принял отставку, отчислил его в резерв командования и назначил на его место Обуано, вызнанного с Тихого океана. Видя это, Мюзелье заявил, что он хотя и выходит из состава Национального комитета, но сохраняет за собою верховное командование военно-морскими силами. Словно наш флот был его вотчиной и он мог им распоряжаться по своему усмотрению! Этого, конечно, мы допустить не могли, и по существу вопрос уже был решен, как вдруг в дело вмешалось английское правительство.

Это вмешательство подготовлялось давно. Его вдохновителями были некоторые беспокойные элементы французской эмиграции, а также отдельные представители палаты общин и английского флота. Заговорщики заручились содействием Александера, морского министра. Как министру они представили ему дело таким образом, что в случае ухода Мюзелье свободный французский флот будет полностью дезорганизован и английский Королевский флот лишится немаловажной поддержки. Как лейбористу, они старались внушить ему, что де Голль и его Комитет тяготеют к фашизму и что нужно освободить от их влияния французские военно-морские силы. Английский кабинет, стремясь поддержать внутреннее равновесие сил, а также, по-видимому, стараясь сделать де Голля более сговорчивым путем ослабления его позиций, поддержал точку зрения Александера. Он решил потребовать, чтобы я оставил Мюзелье главнокомандующим военно-морскими силами «Свободной Франции».

5 и 6 марта Иден и Александер нотой сообщили мне об этом требовании. С этого момента для меня дело было уже окончательно решено. Необходимо было во что бы то ни стало выполнить решение Национального комитета, и надо было сделать так, чтобы Англия отказалась от вмешательства во французские дела.

8 марта я написал Идену, что как я сам, так и Национальный комитет приняли решение об отстранении Мюзелье от должности главнокомандующего французским флотом и что мы отклоняем всякое вмешательство английского правительства по этому поводу. Я писал: «Свободные французы считают, что их борьба за общее дело в союзе с англичанами предполагает, что к ним должны относиться как к союзникам, и что помощь Англии не должна сопровождаться вечными проверками и ограничениями или предоставляться на условиях, несовместимых с их существованием…

Если бы это тем не менее случилось, генерал де Голль и Французский Национальный комитет перестали бы бороться не щадя сил за выполнение задачи, поскольку она стала бы невозможной. Действительно, они считают самым существенным как для будущего Франции, так и для ее настоящего оставаться верными поставленной ими перед собой цели. Эта цель состоит в возрождении Франции и в восстановлении национального единства в войне на стороне союзников, но без принесения в жертву французской независимости, суверенитета и национальных институтов».

Ответ я получил не сразу. Несомненно, прежде чем предпринимать дальнейшие действия, англичане хотели выждать и посмотреть, как развернутся события на нашем флоте. Но ни на одном судне, ни в одном экипаже, ни в одном флотском учреждении не было никаких проявлений несогласия с нашим решением. Наоборот, из этого испытания военно-морские силы Франции вышли еще более сплоченными вокруг де Голля. Они еще больше прониклись решимостью продолжать борьбу. Лишь несколько офицеров, сгруппировавшихся вокруг адмирала Мюзелье, организовали постыдное выступление в здании военно-морского штаба, куда я явился, чтобы переговорить с ними лично. После этого я приказал адмиралу находиться в течение месяца в таком месте, откуда он не смог бы поддерживать связь с флотом. В соответствии с соглашением о юрисдикции от 15 января я обратился к английскому правительству с просьбой обеспечить выполнение моего решения, поскольку оно принято на британской территории. Затем ввиду того, что соответствующие заверения все еще не поступали, я отправился на дачу, будучи готовым ко всему и ожидая самого худшего. Плевену, Дьетельму и Куле я оставил своего рода секретное политическое завещание, поручив им сообщить французскому народу все необходимое, если я буду вынужден прекратить начатую деятельность и не смогу сам дать нужных объяснений. Одновременно я довел до сведения союзников, что, к величайшему своему сожалению, я не смогу поддерживать отношений с ними, пока они сами не выполнят обязательства, взятые ими на себя в силу соглашения между нами.

Это было 23 марта. Ко мне явился с визитом Пик. Он вручил мне ноту, заявив, что его правительство не настаивает на оставлении Мюзелье в должности главнокомандующего и что оно будет следить, чтобы в течение месяца адмирал не смог общаться с представителями французских военно-морских сил. При этом английское правительство рекомендовало мне проявить по отношению к нему благожелательность, учитывая его заслуги. Тем временем прибывший с Тихого океана Обуано принял командование военно-морским флотом. В мае я пригласил к себе адмирала Мюзелье, желая предоставить ему возможность продолжать службу и чтобы обсудить с ним условия инспекционной поездки, которую я рассчитывал доверить ему. Он не явился. Несколькими днями позже этот высший офицер, много сделавший для нашего флота, официально уведомил меня о том, что его сотрудничество со «Свободной Францией» окончено. Мне было очень грустно за него.