Возлюбивший войну - Джон Херси

"Дорогой Эмброуз!" - начиналось оно.

- А ведь я до сих пор не знал, как тебя зовут.

- Эмброуз, - ответил Кид. - По-гречески - "бессмертный". Самое подходящее имя для летчика.

- Вот потому-то, наверное, все и зовут тебя просто Кидом.

- К дьяволу! Кончится война, и я переменю имя, возьму новую вывеску. Скажем, Гефест. Вот имя так имя! Гефест Линч. Я хочу стать пожарным. Сидеть в пожарном депо в домашних туфлях. Соскальзывать вниз по шесту. Орудовать багром и лестницей... Читай. - Он кивнул на письмо.

Письмо было от жены Линча.

"...Поль - ты его знаешь, он торгует на рынке - недвусмысленно дает понять, что, если я не стану чиниться, он не прочь снабжать меня сахаром сверх положенного по карточке. Меня так и подмывает сказать ему: "А ты, мерзавец, знаешь, где мой муж?" Люди смотрят на тебя остекленевшими глазами, когда начинаешь жаловаться на войну. Иногда я считаю себя просто дурой, что не решаюсь из-за тебя доставать дополнительный сахар, дополнительное мясо и дополнительный бензин. Выезжая со стоянки задним ходом, я немного покалечила машину и в ремонтной мастерской Фреда с меня собираются содрать за починку долларов пятнадцать. Пожалуй, не стану торопиться, повреждения не так уж заметны. Милисент наконец-то получила водительские права. Занятия в автошколе обошлись ей долларов в двести. Позапрошлый раз она бросила заниматься - у инструктора не хватило терпения маяться с ней. "Я плачу вам вовсе не за то, чтобы вы кричали на меня", - сказала она ему. Я вспомнила об этом в связи с тем случаем, когда осаживала машину и повредила ее. Милисент никак не могла научиться ездить задним ходом и крутить рулевое колесо в обратном направлении. Она до того довела своего последнего инструктора, что тот заставил ее подвернуть к тротуару, вышел из машины и сказал, что пойдет по скверу пешком, а она в его отсутствие пусть въедет в подъездную аллею задним ходом. Он бросил ее и ушел. Милисент сделала шесть попыток и в конце концов все-таки въехала в аллею, - правда, по диагонали. А когда инструктор вернулся, она его и спрашивает: "Ну, мистер, вы довольны?" Ты же знаешь ее язычок. "Да не мне это нужно, мэм, - отвечает он, - а тому, другому, кто принимает экзамен". Все же она получила права. Я однажды поехала с ней, так она оседлала разграничительную линию и помчалась посередине дороги. Какой-то водитель позади сигналил, сигналил, а она знай одно твердит: "Ну что надо этому типу? Ох уж эти водители-мужчины!" Сегодня она заходила ко мне и приглашала поехать в город, но я собиралась идти в церковь. Я была рада..."

- Да, но в чем же тут смысл? - спросил я.

- Смысл? Дойдешь и до смысла. Первая часть - дымовая завеса.

Я действительно дошел до смысла. Через три мелко исписанные страницы, где рассказывалось о всякой всячине, в предпоследнем абзаце своего длинного, битком набитого сплетнями письма миссис Эмброуз Линч наконец-то добралась до сути.

"...Дорогой! - писала она. - Не знаю, хватит ли моих сил, у меня язык отнимается от стыда, но все же я должна тебе признаться. Умоляю, постарайся понять: я так люблю тебя, так скучаю по тебе, что не выдержала и сорвалась. Я не вынесу тоски по тебе. Каждый вечер засыпаю в слезах, грызу себе пальцы. Я встречаюсь с Томом. Милисент такая дурочка, такая доверчивая. Все началось на "Балу масок". Дорогой мой, ты должен мне верить - я люблю тебя больше всех и пыталась порвать с Томом. Я не люблю его. Он так непохож на тебя. Клянусь, клянусь тебе..."

Дальше я читать не мог.

- Довольно мило с ее стороны, все-таки не стала скрывать, - заметил я.

- Да, но Рути эксцентричная особа. Она отличалась этим еще в школе. Можно не сомневаться, она придумала какой-то новый гениальный трюк. Для нашей Рути нет ничего скучнее заниматься обыкновенной проституцией, как другие бедные женушки, брошенные скверными мужьями и вынужденные грызть пальцы. Вот она и придумала номер: ей-де полезно исповедоваться, а мне полезно выслушать ее исповедь. Она хочет видеть во мне священника. Облегчить старенькому отцу Эмброузу соблюдение обета целомудрия. Понял?

- Что этот Том?

- Муж Милисент, той самой, что училась водить машину. Один из младших руководителей фирмы по производству алюминиевых труб. Он, видите ли, незаменимый специалист, без которого тыл неминуемо развалится, и известный всему городу бабник. Но обрати внимание, Боу, она, видно, и сама не понимает, сколько иронии в ее словах, будто она не любит его!

Ну, а теперь признание должен сделать я. Горе Линча не испортило моего хорошего настроения, и, кажется, вот почему: в то утро, пока мы ожидали в зонах рассредоточения команду занять места в самолетах, я неожиданно обнаружил, что некоторые члены нашего экипажа видят во мне сильного, доброго человека, на которого всегда можно положиться. Что касается Малыша Сейлина - тут нечему удивляться, недаром же все мы так заботились о нем; но вот подходит ко мне тихоня Прайен и говорит: "О, как мы рады, что вы снова с нами, сэр!" - а я вспомнил, что у Прайена во время рейда на Сен-Назер опять скопилось в желудке много газов, и так и сказал ему, и он ответил: так-то оно так, да только потому, что без вас царил настоящий хаос. Не забудьте, Мерроу в те дни уже стал героем, парил на крыльях своей славы. А потом Хендаун шлепнул меня по спине и проворчал: "Ничего-то у нас не клеилось без вас, сэр". И Макс и Клинт - оба сказали мне нечто большее, чем требовала пустая формальность, а потом даже Джаг Фарр заявил: "Вы бы только знали, как нам досталось вчера с этими двумя олухами!"; он имел в виду Мерроу и Малтица. Как это верно, что героизм Мерроу - всего лишь костюм, который надевает актер перед выходом на сцену; Базз быстро подходил к той опасной черте, которая отделяет героическое от смешного, и еще больше раздулся от сознания собственного величия, когда его назначили в этом рейде ведущим эскадрильи. Поскольку Уэлен пропал без вести, временным командиром нашей авиагруппы стал полковник Траммер - обезьяна, опозорившая себя над Гамбургом. По обшему убеждению, он не мог долго продержаться - ведь даже близорукие идиоты из штаба авиакрыла должны были в конце концов увидеть, какой он кретин. Все прекрасно понимали, почему Траммер позволил Мерроу стать ведущим эскадрильи, - все, кроме самого Мерроу; Базз рассматривал свое назначение как само собой разумеющееся признание его исключительных способностей. Он беспечно относился к предполетным проверкам и подготовке, считал их обязанностью простых смертных, и это возлагало на меня, второго пилота, особую ответственность.

И вот, когда Линч в свойственной ему иронической, сухой и уклончивой манере делился со мной своим несчастьем, я начал рассматривать себя как довольно полезного, в общем-то, человека, как нечто такое, на что в самом деле можно положиться. Пока он рассказывал о своей жене, мои мысли лихорадочно работали в двух направлениях: я не только пытался из сочувствия к Линчу отвлечь его от горьких размышлений, но и стал думать, как вызволить Джфни из секции Би, достать для нее комнату в Бертлеке, освободить от каторжной работы, устроить на другое место и наслаждаться нашей близостью. Во время последних встреч я почувствовал в Дэфни какую-то острую неудовлетворенность, какую-то мучительную тоску, но лишь много позже мне стало ясно, что тогда я ничего не понял и что все мои намерения были грубой ошибкой. В то время я видел свой долг только в одном: помочь ей.