Людовик XI. Ремесло короля - Жак Эрс

А новые времена? Где те независимые и вольные умы, которые оставили позади «мрак Средневековья»? Принять на веру некоторые клише снова значило бы допустить ошибку. Скептик и великий реалист Монтень поклонялся в Италии святым мощам в разных церквах. Он лично убедился в том, что его обетные дары церкви Богоматери в Лоретте выставлены на виду. Да и «неверие» Рабле было лишь мифом, созданным комментаторами его произведения — дурными читателями, придерживающимися «правильных» позиций. На протяжении всего «нового» времени художники, нанятые разными людьми или общинами, постоянно изготовляли ковчеги, монстрации и раки, от которых теперь, после революционного террора 1791—1794 годов, сохранилась лишь малая толика в сокровищницах церквей.

А в наши дни? Выставлять благочестие на посмешище, словно пережиток иной эпохи, даже иной культуры, является, конечно, хорошим тоном, но и признаком невежества или глупости, а то и обоих вместе. Кроме того, это значит плохо знать свою эпоху. Политические или литературные «паломничества» в дома и к могилам «великих людей» еще никогда не вызывали такого рвения, не собирали столько «святош» из разных слоев общества. И это в то время, когда платья, меха, драгоценности или предметы домашнего обихода какой-нибудь принцессы, герцогини, «звезды» экрана уходят с аукциона — настоящей мирской мессы — по ценам, выходящим за рамки разумного!

Молитвы и благочестие Людовика XI, особенно в преддверии смерти, не были ни чем-то особенным, ни чем-то безрассудным. Для него, как и для его современников разных сословий, поддерживать в себе надежду и молиться об избавлении от страданий и болезни было обычной отдушиной. Он не выжил из ума и совсем не изменился в последние годы. На протяжении всей его жизни пожертвования церквам часто сопровождались просьбами помолиться за его здоровье или за здоровье его близких. Зимой 1469/70 года его верные подданные читали девятины и совершали паломничества к святым местам, чтобы королева Шарлотта родила сына. Она вверила себя покровительству святой Петрониллы, римской девственницы, а король, со своей стороны, пообещал церкви Нотр-Дам-дю-Пюи дар из серебра, который весил бы столько же, сколько новорожденный дофин; и действительно, сразу после рождения сына он выплатил двадцать тысяч золотых экю. Годом позже юный Карл заболел, и его родители принесли Петронилле обет: если он выздоровеет, отстроить часовню в ее честь при соборе Святого Петра в Риме. Когда опасность для жизни ребенка миновала, Людовик послал тысячу двести экю для проведения этих работ и передал римским банкирам суммы, необходимые для содержания двух капелланов. В то же время, сраженный болезнью и тревожась за себя самого, он велел купить сто шестьдесят четыре фунта воска, чтобы изготовить по обету свое изображение, которое приказал установить в знак своего благочестия перед алтарем церкви Святого Мартина в Канде. В апреле 1475 года, снова подхватив болезнь, кото-рая не вызывала у него пока большой тревоги, но сковывала его деятельность, мешая передвижениям, он попросил монахов Нотр-Дам-де-Саль в Бурже молиться за него; просьбу сопровождало заманчивое обещание: «Скажите мне, сколько потребно денег для красивой церковной ограды».

Потом дофин Карл снова заболел, и король дал обет снова преподнести Богу серебро на вес своего сына, если тот выздоровеет. Немного спустя Жан Бурре сообщил, что юный Карл здоров. В выполнение обета пришлось набрать сто тридцать две марки серебра (около тридцати двух килограммов), что составляло, если брать по десять ливров и пять су за марку, восемьсот сорок четыре экю. Король быстро велел доставить восемь сотен, не требуя «уведомлений». В то же время он преподнес колокол церкви Сантьяго-де-Компостела и засыпал подарками каноников из Кёльна, чтобы, вернувшись в свой город, они молились блаженным волхвам, покровителям новорожденных и малых детей.

Эта милостыня не была поступком наивного человека, способного поверить чему угодно. Добрый христианин, он не подвергал сомнению силу подлинных реликвий, однако, будучи проницательным, подозрительным и порой скептическим, столь же осторожным в таких вещах, как и в политике, он не собирался выслушивать небылицы. Его панический страх, о котором столь охотно говорят Коммин и некоторые другие, не заставлял его совершать непродуманных или нелепых поступков.

Он долго благодарил Лоренцо Медичи за то, что тот подарил ему (наверное, в оплату за союз) кольцо святого Зиновия, епископа Флоренции в IV веке, друга святого Амвросия; и тем не менее он тревожился: скажите нам, взаправду ли это то самое кольцо, что святой обычно носил при жизни, и какие чудеса оно сотворило, не излечило ли кого, и если излечило, то кого именно, и как его следует носить. В августе 1479 года король молился в Аваллоне пред главой святого Лазаря, а в октябре прислал двух ювелиров, чтобы они сняли мерки для изготовления золотого ковчега. Но вскоре после того он узнал, что, по утверждению каноников из Отена, у них хранится все тело целиком. Сбитый с толку и пребывая в нерешительности, Людовик отозвал заказ. Вернулся он к этому делу только в июне 1482 года, потребовав провести расследование. Справьтесь о том, каким образом были доставлены эти мощи, наказывал он, пошлите викариев, поезжайте туда сами и вынесите свой приговор, чтобы никого уже нельзя было ввести в заблуждение. «Нет вины в том, если я имею великое желание узнать правду».

Ни подаяние, раздаваемое день за днем, ни пожертвования церквам и монастырям, ни почитание драгоценных реликвий или святых отшельников не позволяют думать, что король отличался от своих современников. Как всякий добрый христианин, он прежде всего твердо верил в милосердие Господне и постоянно молил о нем. Он заказал художнику Жану Бурдишону пятьдесят больших свитков, размещенных «в разных местах в парке Плесси», на которых велел написать: «Misericordias Domini in aeternum cantabo»[14]. Государи и их подданные, говорил он, должны в черный час обратиться к Господу и его небесному двору. Его судьба, судьба французской короны и всей страны, исход сражений, поражение врагов, изменников и мятежников зависят не только от доблести и храбрости людей, но и от Божественного провидения. 3 января 1478 года он писал из Плесси епископу Мандскому, напоминая, что папа пообещал триста дней индульгенции тем, кто в полуденный час прочитает три «Богородицы» «ради мира и единения в королевстве». Сообщите же жителям вашего города об этой «Богородице» Мира, отправив глашатаев на перекрестки и площади, через проповеди в церквах и через религиозные процессии, и велите исполнить все точь-в-точь как указано в папской булле. Это письмо, единственное, дошедшее до нас, верно, было лишь одним из многих, разосланных французским епископам. В Париже устроили прекрасную и огромную процессию в честь Пресвятой Девы. Один ученый богослов, уроженец Тура, проповедовал и говорил, что король «особенно доверяет Богородице», и призывал «добрый народ, крестьян и жителей града Парижа, дабы отныне и навсегда в полуденный час, когда прозвонит в соборе Парижской Богоматери большой колокол, каждый бы преклонял колени и читал Ave Maria, дабы мир и согласие королевству французскому ниспосланы были». Некоторые усматривают в этом происхождение молитв к Пресвятой Богородице — Angélus, которые король учредил почти официально по всему королевству.

Он никогда не забывал помолиться или поблагодарить Бога, через богатые дары и торжественные процессии, за победу своего оружия и разгром своих врагов, в особенности герцога Бургундского. 19 марта 1470 года в Бове он отправился в собор помолиться Пресвятой Деве об успехе своего оружия и «славном мире». Король велел воздвигнуть алтарь, посвященный Богоматери Мира, со статуей Мадонны с младенцем, и с тех пор всегда называл капитул этого собора «капитулом Богородицы Мира». Он вернулся туда шестью годами позже, подарил три тысячи ливров и велел добавить статую святой Анны. В 1793 году долго хранившаяся статуя Пресвятой Девы была признана изображением богини Разума, а младенец, на которого надели красный колпак, должен был изображать «французский народ, раздавивший чудовище тирании».

В 1476 году, после встреч в Лионе, где он подчинил своей власти Рене Анжуйского, Людовик узнал о поражении Карла Смелого от швейцарцев под Муртеном и тотчас «отправил деньги в разные места, где почитают блаженную и достославную Пресвятую Деву Марию», в частности в Нотр-Дам-дез-Арденн.

Раз в неделю он принимал золотушных и дотрагивался до них, после того как их осмотрит врач и отсеет тех, кто страдает иными заболеваниями. В этом он четко следовал традиции и отвечал ожиданиям: «Когда короли Франции хотят прикоснуться к золотушным, они исповедуются, и наш король всегда это исполнял. Если другие этого не делают, они поступают дурно, ибо больных всегда много».