Троя. Герои Троянской войны - Ирина Измайлова

Патрокл в свои без малого два с половиной года был необычайно крупным мальчиком — если бы не младенческие пропорции тела, он выглядел бы на все пять. Он был светло-смуглый, как и его отец, черноволосый и крупно кудрявый, как все Приамиды. Глаза — карие с золотыми искрами, тоже как у Ахилла, но в них никогда не появлялось того задумчиво-печального выражения, которое было присуще его отцу еще в детстве. Это был очень веселый мальчик, полный радости и озорства, что никого не удивляло — как ни тяжелы были условия их похода, как ни необычна из-за этого жизнь малыша, он рос среди любви, и эта любовь освещала всю его жизнь.

Обычно мальчик носил короткую белую тунику, которую мать сшила ему из тонкого, но плотного холста, чтобы защитить от безумного здешнего солнца, однако сейчас он бегал голышом, и Пентесилею это не беспокоило — кожа мальчика, хотя и нежная, как у всех малышей, была уже хорошо закалена, и час-другой, проведенный в прозрачной полутени легких ивовых ветвей и на освещенном солнцем берегу озерца, в которое он то и дело окунался, не могли ему повредить.

Как и его родители, Патрокл научился плавать едва ли не раньше, чем ходить: в скальной пещере, спрятанной за древней гробницей, где троянцы укрывались от лазутчиков Панехси, было озеро с прохладной, но очень чистой и мягкой водой, и Ахилл быстро приучил к нему малыша. Правда, потом почти пожалел об этом — за время их путешествия Патрокл то и дело пытался влезть без спросу то в реку, то в ручей, не желая уразуметь, что там могут быть крокодилы… В озерце, возле которого они на сей раз устроили стоянку, страшных водяных тварей уж точно не было, и мальчику разрешили купаться — само собою, только под присмотром взрослых.

— Папа! Я лыбу помал! — завопил Патрокл, увидав показавшегося из зарослей Ахилла, и помчался ему навстречу, что-то зажимая в кулачке.

— Покажи! — Ахилл нагнулся, и розовая ладошка раскрылась, как цветок, перед его лицом.

На ней, действительно, оказалась крохотная рыбка, голубоватая, с красными плавниками. Она чуть шевелила хвостиком, судорожно дергая жабрами.

— Замечательная рыбина! Но мы с Гектором принесли сегодня много другой дичи. Так что, может, отпустим ее? Вдруг через пару дней нам не повезет на охоте, вот тогда ты эту рыбу снова поймаешь. Она как раз подрасти успеет. Верно?

— Вено!

Малыш улыбнулся и ловко, по-взрослому размахнувшись, запустил рыбешку в воду. Сзади к нему подбежала Авлона, подхватила подмышки, закружила. Но при этом она серьезно, с тревогой смотрела на взрослых. Когда подошла Пентесилея, девочка решилась спросить:

— Что там случилось? Что был за рев, что за крики? Я слушала землю, и мне показалось, что там носится стадо слонов.

— Их там было два, — ответила Пентесилея. — Вон, Гектор принес их хоботы. Но один слон ростом с гору. Давай придумывать, что делать со слонятиной — жарить на палочках, или испечь в золе? Я никогда слонов не готовила.

Пока амазонки занимались стряпней, а маленький Патрокл играл возле них, сооружая шалашик из щепок, мужчины искупались в озере и затем растянулись в тени на полосатой шкуре зебры.

— Прости, брат, — проговорил Ахилл, небрежным движением руки отгоняя мушек, крутившихся над его лицом. — Я даже не сказал тебе «спасибо» за то, что ты снова меня спас!

— Это как «снова»? — не понял Гектор. — Даже если допустить, что ты бы не справился с тем слоном, то все равно, это в первый раз. До сих пор именно ты несколько раз спасал меня.

— У тебя плохая память! — усмехнулся Ахилл. — В самый первый раз ты спас меня, когда тебе было пять лет, а мне — три месяца. Забыл?

— Помню. Но ты тогда не утонул просто чудом, так что спасение относительное…

Гектор, повернувшись на бок, ловким движением поймал и раздавил слепня, который упрямо вился над плечом его брата.

— Вот. Если уж так считать, то сейчас я тебя в третий раз спас!

— Ну да. И убил второе чудовище подряд — сперва слона, потом эту муху… А что до спасения чудом, то знаешь, Гектор, я все меньше и меньше верю в такие чудеса. Мне кажется, это Он, Бог, которому мы с тобой молимся, все это решает и определяет. Он не отнимает у нас нашей воли, но когда мы оказываемся в безвыходном положении, проявляет свою волю. Если, конечно, хочет нас спасти.

— А разве проявления его воли не есть чудеса? — воскликнул Гектор. — Разве это не самое чудесное, что вообще бывает, братец?

— Да… Да, наверное. Эй, брат, по тебе ползет такое же чудовище, и сейчас оно тебя цапнет… Бей скорее — мне не дотянуться!

В это время тишину нарушил пронзительный визг и детский смех. Маленький Патрокл, подкравшись сзади к Авлоне, занятой возней с очагом, вскочил на нее верхом и вылил ей на голову воду из глиняной чашки. Девочка взвизгнула, но только для того, чтобы доставить озорнику удовольствие: она отлично слышала, как он подкрадывался. Однако она была амазонка и оставить нападение безнаказанным тоже не могла, а потому, быстро заведя руки за спину, поймала круглые мягкие пятки малыша и защекотала их. Патрокл завизжал еще громче девочки и кубарем скатился на землю.

— Ага! — закричала Авлона.

Вскочив с колен, она пустилась во весь дух вдоль берега.

Мальчик тоже вскочил и под звонкий смех матери, с удовольствием наблюдавшей за их возней, ринулся в погоню.

— Не поймаешь, не поймаешь! — кричала Авлона, хлопая в ладоши.

— Помаю!

— Догони! Ну! Догони!

Гектор привстал на локте и некоторое время следил за игрой детей. Впрочем, он смотрел только на стремительно бегущую Авлону. Ее бронзовые волосы, развеваясь, сверкали на солнце, загорелая кожа блестела, влажная от пота, глаза-изумруды, когда она оборачивалась, дразнили и смеялись.

Молодой царь опустил голову. Ахилл, искоса за ним наблюдавший, тихо спросил:

— Опять, да? Опять вспоминаешь?

— Да. Видишь, тебе уже и говорить не надо. Ты читаешь мои мысли, как я твои, — Гектор говорил, не поднимая глаз, стыдясь затаившихся в них слез. — Я ведь не говорил тебе о том, что чувствую, когда… когда смотрю на эту девочку. Она вырастает и становится все больше похожа на свою сестру! Вот точно так же когда-то Андромаха убегала от меня по берегу пруда, и дразнила, и кричала мне: «Догони! Догони!» Так же развевались ее волосы. Ей было шестнадцать. Авлоне сейчас тринадцатый год, но она взрослеет быстрее — слишком много испытаний… Знаешь, Ахилл, я привык терпеть эту боль, но иногда это слишком!

— Я понимаю тебя, — сказал Ахилл грустно.

— Знаю, что понимаешь! Знаю, что, кроме тебя, никто не поймет. Знаю, что нужно молчать об этом, и не могу. Если бы хоть знать наверняка, что Андромаха жива! Пускай даже я не увижу ее никогда больше, но только бы быть уверенным, что она где-то есть. Что Астианакс жив и растет… Пусть без меня… Я бы согласился на это. Правда!