Человек из пустыни - Елена Грушковская

— Что ты говоришь? Ты с ума сошёл!

От пощёчины Лейлор отшатнулся. Его глаза влажно сверкнули, и он бросился ничком на свою кровать. Илидор, обняв отца за плечи, проговорил:

— Пойдём, папуля… Успокойся.

Через десять минут, делая маленькие глотки успокоительного чая, Джим сидел в кабинете в большом кресле у горящего камина. Илидор поддерживал его дрожащие руки, чтобы чай не расплескался.

— Я не знал, что всё обстоит так скверно, — проговорил он. — Кажется, Лейлор совсем от рук отбился. Он никогда таким не был… Не беспокойся, папуля, я во всём разберусь.

— Если бы только милорд Дитмар был жив, — прошептал Джим. — Я не справляюсь… Я запутался.

— Я наведу порядок, папуля, — сказал Илидор твёрдо. — Времени у меня немного, но я сделаю всё, что смогу.

Отдав ему чашку, Джим горько покачал головой.

— За неделю не разобрать завалов, скопившихся за месяцы, — вздохнул он. — Наверно, он таким образом протестует против Эриса… Не хочет, чтобы я с ним встречался. Боюсь, из-за этих встреч я мало уделял времени Лейлору.

Когда Эннкетин подходил к двери комнаты Лейлора с его пижамой в руках, его насторожила тишина, царившая там. Он постучал.

— Сударь, ваша пижама.

Никто не ответил, и Эннкетин осторожно вошёл. Лейлор лежал поперёк кровати в странной, безжизненной позе, с одной рукой на груди, а другая его рука свешивалась вниз. Комната была освещена лишь висящим в воздухе голубым прямоугольником экрана ноутбука, на котором был какой-то текст. Подойдя и склонившись над Лейлором, Эннкетин позвал:

— Сударь… Вы бы переоделись в пижамку и легли бы в постель, как положено.

Лейлор не отозвался. В безжизненности его лица было что-то пугающее, и Эннкетину невольно вспомнился мёртвый Эгмемон. Боясь верить своей догадке, он осторожно взял свешенную с кровати руку Лейлора, приподнял, и она упала снова, как неживая. Холодея от ужаса, Эннкетин позвал громче:

— Господин Лейлор! Что с вами? Вы меня слышите?

Ответа не было, под сомкнутыми ресницами Лейлора залегла мертвенная тень. Эннкетин уронил пижаму и нагнулся, вслушиваясь, есть ли дыхание. Дыхания он не уловил. Попробовав прощупать пульс, он и его не нашёл. Встряхнув Лейлора и похлопав его по щекам, он ещё раз позвал дрожащим и сдавленным голосом:

— Господин Лейлор… Деточка!

В том, как мотнулась от встряхивания голова Лейлора, Эннкетину почудилась рука смерти. Зажав белой перчаткой горестный вопль, он выскочил из комнаты.

Джима с Илидором он нашёл по-прежнему в кабинете. Его голос отказался сообщать страшное известие, и он пару раз поймал ртом воздух, прежде чем смог произнести хоть слово. Илидор взглянул на него недоуменно.

— Что, Эннкетин? Что такое? На тебе прямо лица нет.

Джим тоже повернул к нему лицо — бледное и печальное, с усталым вопросительным взглядом. Снова подчинив себе голос, Эннкетин глухо выговорил:

— Ваша светлость… Беда… Там господин Лейлор лежит… Мне кажется, он… Он мёртвый!

Глаза Джима распахнулись, тёмные от ужаса, Илидор вскочил. Они оба бросились в комнату Лейлора — Эннкетин еле поспевал за ними. Илидор вбежал первый и на секунду замер у порога, а потом бросился к Лейлору, лежавшему в той же позе, в какой Эннкетин его оставил. Он делал всё то же, что и Эннкетин: послушал дыхание, пульс, а также для чего-то приподнял ему веки. Джим застыл на месте, с белым как мел лицом, не сводя с Лейлора широко раскрытых, полных горя и ужаса глаз. Илидор приподнял голову Лейлора, с болью всматриваясь в его лицо.

— Пузырёк, маленький мой… — И, подняв взгляд на Джима, проговорил тихо: — Папа, я не могу понять, жив он или мёртв.

— Дейкин! Дарган! — закричал Джим. — Эннкетин, зови их!

Через три минуты запрокинутая голова Лейлора лежала на коленях Даргана, к вискам его были прилеплены круглые датчики, а Дейкин всматривался в экран маленького энцефалографа.

— Он жив, папа, — сказал он. — Но в состоянии комы.

— Комы? — пробормотал Джим со слезами. — Но из-за чего?

Илидор между тем поднял с пола небольшую баночку из тёмного стекла, лежавшую недалеко от кровати, повертел в руках и хотел понюхать, но Дейкин выхватил её у него.

— Стой, нельзя! Неизвестно, что там было… — Осмотрев баночку, он сказал: — Это реактив из школьной химической лаборатории. Я знаю, что это… Это очень ядовитая штука! Если он принял это внутрь, то причина комы ясна: отравление. Его нужно срочно в больницу! Я вызову неотложку.

Пошатываясь, как пьяный, Джим подошёл к кровати, его ноги подогнулись в коленях, и он осел на пол. Дрожащими руками он сгрёб Лейлора в объятия, гладил его волосы и желтовато-бледный лоб.

— Мой Лейлор, моя детка, — бормотал он дрожащим шёпотом. — Что же ты наделал… Зачем, ах, зачем? Как же я без тебя…

У него из груди вырвался долгий горестный стон, и он зарылся лицом в шею Лейлора, держа его голову на ладони. До самого приезда бригады врачей он не выпускал Лейлора из объятий. Эннкетин вытирал перчатками слёзы, градом катившиеся по его щекам; не переставая плакать, он пошёл встречать приехавших врачей.

Лейлору на месте сделали промывание желудка и ввели антитоксический раствор, после чего уложили в транспортировочную капсулу. Джим встрепенулся:

— Я поеду с ним!

Дейкин сказал, мягко положив руку ему на плечо:

— Позволь поехать мне, папа. Тебе лучше остаться дома.

Когда капсулу выносили, Джим шагнул следом, протягивая к ней руки, но Илидор и Дарган удержали его и усадили на кровать.

— Я сообщу тебе, как дела, — пообещал Дейкин.

Он уехал вместе с бригадой, а Джим остался. Его состояние было близко к истерике, и Дарган дал ему успокоительное. Только сейчас Илидор обратил внимание на текст на световом экране ноутбука Лейлора.

— Смотрите-ка! Он оставил записку.

Как раз в этот момент вошёл Серино.

— Что здесь случилось? Что с Лейлором?

— Наглотался какой-то химической дряни, — ответил Илидор.

— Но зачем? — потрясённо пробормотал Серино, бросаясь к отцу, сидевшему на кровати Лейлора с приоткрытыми губами и полными боли и ужаса взглядом.

— Это мы сейчас и пытаемся выяснить, — сказал Илидор. И прочитал: — «Я сделал это сам. Украл в школе реактив и выпил его. Я не могу так жить. Раданайт, ты убил мою душу. Во мне всё умерло. Папа, прости меня».