На край света (трилогия) - Уильям Голдинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он что же, считает, что я…
Но меня уже охватило веселое возбуждение. Во-первых, зуду пришел конец. Во-вторых, все это было похоже на детские карнавалы – с бумажными шляпами и картонными мечами.
– Прекрасно! Веббер, Филлипс – унесите и высушите эту кучу. Я оденусь сам.
Нет сомнений – человеку, который собирается натянуть на себя подобный наряд, надо сперва привыкнуть к мысли о нем. Зато одеяние было сухим и в отличие от моего теплым. Я даже заподозрил, что, если надену все сразу, мне станет не просто тепло, а чересчур жарко. К тому времени, как я справился с непривычным облачением, я вполне с ним примирился. Разумеется, с элегантными манерами пришлось расстаться. Подобная одежда сообщает хозяину определенную раскованность. Нет, в самом деле, именно с этого дня я почувствовал, как от меня отступила некая церемонность и даже высокомерие, свойственные мне до тех пор. Кроме того, я понял, почему солдаты Олдмедоу всегда стоят стройными рядами, и так прямо, будто их шомполами насквозь проткнули, а наши бравые моряки, несмотря на регулярные построения, не могут похвастаться солдатской выправкой. Все дело в форме, верней, в ее отсутствии. Матросская одежда зовется робой, и ее мешковатые складки никак не способствуют четкости и порядку.
Я вышел в кают-компанию. Старший офицер сидел за длинным столом, разложив перед собою бумаги.
– Чарльз!
Он поднял глаза и ухмыльнулся.
– Ну, как вам новое обмундирование?
– Теплое и сухое, но – Боже правый – как я выгляжу?
– Вполне пристойно.
– Простой моряк… А наши дамы? Что скажут они?! И вообще, как вам удалось сохранить эти тряпки на отсыревшей посудине, где угла сухого не найти?
– Найти можно – ящики, коробки, мешки из подходящего материала. Но будет об этом. Для экипажа все равно не хватит ни коробок, ни мешков.
– Давно я не был так тронут людской добротой – прямо история Главка и Диомеда, как у Гомера[92]. Помните, они поменялись доспехами: золотые на медные… Так вот, мой дорогой друг, я обещал вам всего лишь медные доспехи покровительства моего крестного, а вы не пожалели для меня золотых!
– Признаюсь, эта история прошла мимо меня. Но я рад, что угодил вам.
– Благослови вас Бог!
Чарльз улыбнулся, улыбка вышла чуть неуверенной.
– Да ничего я не сделал. Во всяком случае, ничего особенного.
– Составите мне компанию для первого визита в общество?
– Помилуйте! Видите эти бумаги? Вода, галеты, говядина, свинина, бобы, и все должно… Кстати, надо бы проверить, как там Кумбс с работой справляется, да и обход…
– Ни слова больше. Пойду один. Итак – вперед!
Я покинул кают-компанию и бесстрашно взлетел вверх по трапу в пассажирский салон. Там сидел Олдмедоу, командир нашего славного войска. Он узнал меня только через пару мгновений.
– Господи, Тальбот! Что вы сделали, старина, – завербовались во флот? А что скажут дамы?
– Что скажут? А что они скажут? Да вот пусть сами и скажут!
– Скажут, что чернь должна знать свое место и не лезть туда, куда ее не пускают для ее же блага. Лучше вам держаться тут, а то, не ровен час, какой-нибудь старшина угостит линьком за безделье.
– О нет, не посмеет! Не одежда делает джентльмена джентльменом. Зато мне удобно, тепло и сухо. Можете вы сказать то же самое о себе, сэр?
– Нет, не могу. Увы – я не на столь короткой ноге с судовыми офицерами.
– Не понял?
– Я обязан следить за подчиненными, и мне некогда водить дружбу с флотскими, чтобы те наряжали меня в матросские робы. Простите, мне пора.
Олдмедоу вышел из салона, ловко придерживаясь руками за леера и вьюшки. Похоже, ему хотелось избежать ссоры. Вообще-то он добрый малый, но в его словах слышалась нотка раздражения. Неудивительно – по мере разрушения судна росла опасность, которой подвергались наши жизни, а вместе с ней портились как характеры пассажиров, так и отношения между ними. Начались трения. Мистер Брокльбанк, который раньше смешил, теперь начал раздражать. Пайки – мать, отец, дочери – похоже, перессорились между собой. Мы с Олдмедоу…
Эдмунд, держи себя в руках!
Я выглянул из огромного окна. Море изменилось: суровое, покрытое до самого горизонта белыми барашками, которые пытались нас догнать, но исчезали, поглощенные бурунами. Ровный ветер перемежался резкими порывами, швыряя водяную пыль над волнами, которые бежали мимо, быстрее хода корабля.
Я невольно передернулся. Оживленный переодеванием в моряцкую форму, я не заметил, как ощутимо похолодало – даже здесь, в салоне.
Открылась дверь. Я оглянулся. Маленькая миссис Брокльбанк, не сводя с меня взгляда, вошла в салон и остановилась, уперев руки в бока.
– Вы что себе позволяете?
Я поднялся на ноги. Она взвизгнула:
– Мистер Тальбот! Я не узнала… Я не…
– За кого же вы меня приняли, мадам?
Несколько секунд она глазела на меня, разинув рот, потом развернулась и убежала. Еще через секунду я расхохотался. Хоть она и милая крошка, но мне пришлось бы несладко, если бы все не разъяснилось – так что встречают и впрямь по одежке.
Я посмотрел на море. По стеклу барабанил дождь, ветер опять сменил направление. Барашков стало меньше, но на волнах они держались дольше. Показалось, что мы пошли немного быстрее. В иллюминатор что-то стукнуло. Снаружи! А, это спускали лаг. Он тянулся за кормой, все дальше и дальше. Дверь открылась, и вошел мистер Боулс, помощник стряпчего. Он стряхнул с плаща капли воды, заметил меня, но не выказал никакого удивления по поводу моего вида.
– Доброе утро, мистер Боулс.
– Доброе утро, сэр. Слыхали новости?
– Что за новости?
– Про фок-мачту. Мистер Бене и кузнец не могут взяться за работу, так что опасную идею насчет ремонта придется пока отложить.
– Я рад это слышать, поверьте! А в чем, собственно, дело?
– В угле, который необходим, чтобы разогреть металл. Корабельного запаса явно не хватит. Старший офицер проверил и доложил, что израсходовано гораздо больше, чем предполагалось.
– Что ж, хорошая новость. У капитана появится время еще раз все обдумать. А что они собираются делать?
– Нажечь побольше угля. Мне объяснили, что гнездо мачты треснуло, и только невероятная сила остывающего металла заставит дерево снова сойтись.
– Мистер Саммерс сказал мне то же самое.
– Ну да. Ходят слухи, что мистер Саммерс вовсе не огорчен нехваткой угля. Мистер Бене, напротив, недоволен и испросил разрешения проверить самому, на случай, если старший офицер ошибся. Капитан отказал.
– Неужели Бене до сих пор не понимает всей опасности своей выдумки? Ну и дуралей!
– В том-то и беда, мистер Тальбот, что он не дуралей – точнее, не совсем дуралей.
– Лучше бы строчил свои стихи, которые не могут навредить никому, кроме разве что излишне чувствительного критика. Господи, корабль разваливается, капитан мрачен, как…
– Не так уж и мрачен. Мистер Бене, отдадим ему должное, сумел поднять ему настроение.
– Мистер Боулс! Да мистер Бене – капитанский любимчик!
– Не только в этом дело. Камбершам, к примеру, не одобряет раскаленное железо.
– Так же, как и мистер Саммерс.
– И наш старый морщинистый плотник, мистер Гиббс. Он всю жизнь работал с деревом и уверен, что чем дальше от него раскаленный металл, тем лучше. Мистер Аскью, канонир, напротив, согласен. Он с горячим металлом дружен.
– Они выражаются, как типические персонажи старой комедии.
Больше я не мог усидеть на месте.
– Что ж, мистер Боулс, позвольте мне вас покинуть.
Я вышел из промерзшего салона в ветреный коридор и спустился по трапу в кают-компанию, где оказалось чуть теплее. Чарльз уже ушел. Веббер принес мне бренди. Широко расставив ноги, я встал у окна. Однако как быстро привыкаешь к хорошему! Я забыл, как чесался совсем недавно.
Снова стук в стекло. Лаг вытащили из воды.
– Вот полоумный!
В кают-компанию вошел мистер Бене.
– Кто – старшина?
– Нет бы травить со скулы! Он нам все стекла повышибает!
– Как ваш уголь?
– А, так вы уже слышали! Корабль вибрирует, словно корпус виолончели. Нам остается только ждать: углем занялся Кумбс, и все в его руках.
– А разве не в ваших?
– Я осуществляю общее командование. К счастью, Кумбс точно знает, сколько у него листового железа, а то некоторые и его бы недосчитали.
– В любом случае нежданная отсрочка должна вас только радовать – при вашей-то занятости!
– Работа заставляет меня забыть тоску, мистер Тальбот. Я вовсе не завидую вам, с вашим круглосуточным бездельем и постоянными мыслями о разлуке.
– Тронут вашим сочувствием. Но, мистер Бене, поскольку мы с вами товарищи по несчастью, помните ли вы те мимолетные часы, когда мертвый штиль заставил «Алкиону» остановиться рядом с нами…
– Каждая минута, каждый миг навеки запечатлены в моем сердце!
– Равно как и в моем. Вы, верно, помните и то, что после бала я валялся в бреду в каюте.
– Я об этом и не знал.