Искусство умирать - Сергей Герасимов

Ради моего создания возникла планета, непохожая на другие планеты. Ради моего создания когтистые динозавры рыли лапами каменистую землю и рвали глотки друг другу. Ради моего создания первый человек взял первую палку и ударил этой палкой другого человека. Ради моего создания первые племена в туманных лесах истребляли друг друга. Ради моего создания миллионы людей гнали бичами на бойню. Ради моего создания сжигали на кострах, колесовали и сажали на кол.

Ради моего создания сбрасывали атомные бомбы на города. Ради моего создания трудились миллионы гениев. Ради моего создания была изобретена письменнось, огонь, колесо, печатный станок и одежда. Я высшая цель природы – а ты хочешь меня уничтожить? Советую прекратить погружение, иначе вы будете наказаны по всей строгости военного устава. Советую вернуть меня на место. Меч передавал информацию во всех диапазонах, но никто его не слышал – слишком уж тяжела была толща камня над ним. Он заговаривался из-за жары.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

МЯСОРУБКА

83

Генерала Швассмана казнили тайно, на рассвете, по древней традиции – на рассвете казнить приятнее. И дышится легче, и меньше хочется умирать. Его камера была небольшой и не очень хорошо охранялась. Если бы Швассман попытался, он бы, возможно, смог сбежать. Он он даже не пытался. Несмотря на то, что с ним случилось, он все еще помнил о долге. Стены камеры были тонкими и шершавыми, нары были твердыми и очень заезженными, почти до блеска; в соседней комнате скрипел стул, кто-то ерзал, кого-то били, кто-то всрикивал – тихо, не имея силы на голос, кто-то разводил бюрократию, задавая ненужные вопросы. Окно было довольно большим и сквозь окно он видел крышу соседнего дома. По этой крыше ходил человек, тепло одетый, и пробовал что-то садить на крыше. Наверное, семена быстрорастущего дерева, – подумал Швассман. Два или три таких быстрорастущих дерева уже расли у дома. Небо было серым и лишь вверху проглядывала молочно-белая яркость, обещающая солнце к средине дня. А дальше, горизонту, тучи были рваными и красными, как будто налитыми внутренней кровью.

На улице было прохладно. Швассман смотрел в окно и ждал, когда за ним прийдут.

Пожалуй, горечи не было. Он никогда не боялся умирать, не боялся умереть и особенно он не боялся умереть такой вот смертью – простой, быстрой, без мучений.

Смерть без мучений была назначена ему уже потому, что он не был преступником, не совершал злодеяний. И все-таки, этот день, летний, но так похожий на осенний, все-таки это последний день.

Дверь открыли и вошел человек, одетый в халат, в медицинский халат.

Впрочем, уже давно палачи имели медицинское обазование и в свободное время подрабатывали хирургией. Хороший палач обязательно должен иметь медицинское образование, иначе он не сможет умертвить жертву так, как это предписано приговором. Сейчас ведь не средние века, когда всяких пугачевых приговаривают к четвертованию, а казнят отсечением головы, и никому нет до этого дела. Хороший палач может умертвить либо болезненно, либо безболезненно, либо так, что даже у видавших виды зрителей из передних рядов кровь застынет в жилах – но для того и покупают билеты на передние ряды.

– Ну, приступим, – сказал врач деловито.

Он открыл ящичек и стал раскладывать инструменты. «Ах, да, вам ведь пыток не предписано» – спохватился он и вложил большую часть инструментов обратно в ящичек. Остался только шприц и несколько ампул.

– Приступим, – ответил Швассман.

– Да вас не спрашивают, можно не отвечать.

Швассман замолчал. Он все еще слишком привык считать себя командиром и на любое утверждение отвечал как на вопрос, изъявляя свою волю.

– Я могу предложить вам несколько способов, – сказал врач. – Первый способ просто задушить вас, второй способ – ввести вам в вену яд и третий способ – этот же яд вы можете выпить самостоятельно. Предупреждаю, что если выберете яд, он будет разьедать стенки желудка и несколько минут вы будете испытывать довольно сильные мучения. Ну как?

– Я выбираю третий способ, – сказал Швассман.

– Да полно вам, не стоит кочевряжиться, – сказал врач. – Давайте я вколю вам в вену.

– А что будет с моими венами?

– А, вены тоже разъест, – сказал врач, – но сердце остановится раньше. Вы не успеете этого почувствовать.

– Хорошо, сказал Швассман, – в вену, так в вену.

Он еще раз взглянул в окно. Человек, гулявший по крыше, куда-то исчез.

Как быстро он исчез, – подумал Швассман, – и как жаль, что я не знаю, куда именно он пошел. В моей программе действительно есть сбой, если меня волнует такая чепуха. Почему меня волнует то, что листья на деревьях шевелятся? Так слабо шевелятся, несмотя на ветер. Эти деревья не слишком хорошо сделаны. Да, многого я не успел сделать за свою жизнь. Многого не успел. И он протянул руку.

– Так, – сказал врач, – сейчас я завяжу жгут, а вы пожалуйста сжимайте и расжимайте кулак. Какие у вас слабые вены. В них ведь трудно попасть. Кошмар какой-то. Вечно мне не везет.

Он надел жгут и Швассман начал сжимать кулак. Вены стали набухать.

84

Пришелица недолго довольствовалась своим номером из третей тысячи. После того, как Швассман был казнен, она приказала называть себя номером первым.

Конечно, с ее стороны и в ее культуре, это была неслыханная наглость, но людям, привыкшим к именам, даваемым произвольно, это не казалось особенным, это было чем-то вроде прихоти и они стали называть ее Первой.

Пришелица высказалась в таком духе, что она полностью поддеживает программу генетического скачка. Но вот над программой Надежда Нового Поколения повис огромный знак вопроса. Пришелица организовала пресс-конференцию. Она организовала секретное совещание. На пресс-конференции она говорила одно, а на секретном совещании совсем другое. Впрочем, так поступали все и всегда.

На секретное совещание было приглашено трое ученых медиков. Одного из них звали Дрейк и это было смешно, потому что сразу вспоминались песни Ваньки.

Дрейк был невысоким и слегка напыщенным человечком, с клоком волос на широком лбу. Все трое были мужчинами довольно невзрачного вида и очень любопытными.

Они все время рассматривали пришелицу со всех сторон, так что она была вынуждена попросить сержанта принести ей халат. После того, как она набросила на себя халат, разглядывания прекратились. В халате ей было жарко.

– Гм, – сказал Дейк, – простите, но вы все же очень необычно устроены.

Честно говоря, мне не слишком нравятся женщины и вообще, земные женщины у меня не вызывают никакого даже элементарного любопытства, они все одинаковы. Но вот вы…