Генералиссимус князь Суворов - Александр Петрушевский

Победа была решительная, но она могла быть еще полнее, если бы русская эскадра, стоявшая в Глубокой, приняла хоть под конец участие в деле. Сам Суворов в донесении Потемкину говорит, что если бы «флот, как баталия была, в ту же ночь показался, дешевая В была разделка». Но эскадра оставалась бездеятельным зрителем, исключая одной галеры лейтенанта Ломбарда, а между тем, вслед за кинбурнской победой, адмирал Мордвинов нашел возможным сделать попытку к сожжению турецкого флота. Попытка не удалась, и одна плавучая батарея попалась Туркам в руки; находившийся на ней в качестве охотника храбрец Ломбард хотел ее взорвать, но был удержан другими, и Турки взяли его со всеми прочими в плен 8.

Октября 2 происходило победное торжество. Войска Суворова выстроились на косе лицом к Очакову, отслушали молебен, произвели победные залпы; большая часть раненых была в строю. Очаковские Турки высыпали на берег, смотрели и слушали. Они уже не осмеливались беспокоить Кинбурн, впечатление понесенного поражения было слишком сильное. Долго после того морские волны выкидывали на окрестные берега турецкие трупы; в один день 28 октября их было выброшено на кинбурнскую косу до 70.

В память отражения Турок от Кинбурна, построили в крепости церковь Покрова Богородицы. На месте этой бывшей церкви, еще в 1855 году стоял столб с иконою покрова Богородицы, на которой внизу был изображен Суворов, приносящий на коленях благодарственную Богу молитву за дарованную победу, а под иконою значились современные стихи, очень не изящные 8.

Кинбурнское сражение отличалось особенным, необычным упорством Турок. «Какие молодцы, с такими я еще не дирался», писал Суворов Потемкину. В Очакове сидели отборные войска, и из них были назначены в десант лучшие. Всего высажено на кинбурнскую косу 5300 человек, перевезено обратно на другой день не больше 700, в плен попалось мало. Русских войск находилось в бою никак не более 3000 человек, а вернее, что на несколько сотен меньше. Из них показано убитых 138, да раненых 302; всего 440, считая с офицерами. Пронеслись однако слухи, что цифры реляции не верны и потеря наша гораздо значительнее. Такое сомнение в справедливости официальных сведений случается вообще часто, особенно при поражениях, когда подозревается желание — уменьшить тяжесть впечатления на общество и умерить происходящее оттого беспокойство. Хотя бы к средству этому прибегали в случаях редких, но публика расположена их обобщать и искать преднамеренного искажения истины там, где есть только ошибка, от которой уберечься иногда совсем невозможно, особенно на первых порах. В настоящем случае молва была справедлива; число убитых и раненых простиралось с нашей стороны до 1000, что сам Суворов подтверждает впоследствии, в письме к генералу Текелли. Но больше половины этого числа составляли весьма легко раненые, которые не покидали строя; цифра же тех, кои пострадали более или менее серьезно, сходилась с официально показанной. Вообще убитых, умерших от ран и искалеченных оказалось потом свыше 250 человек 9.

Из общего числа раненых (больше третьей доли сражавшихся) видно, до какой степени упорен был бой. Турецкий флот иногда принужден был прекращать свой огонь, до такой степени обе стороны в свалке перемешивались. Большая цифра раненых зависела между прочим и оттого, что Русским приходилось три раза вести атаку, вследствие позднего прибытия резервов, находившихся очень далеко от Кинбурна. Следовало послать за ними накануне, но Турки так ловко приступили к делу, что Суворов, подозревавший их намерение, убедился однако в нем только утром, в самый день сражения, и приказал притянуть резервы слишком поздно.

Не обошлось и без преступивших свой долг. Потемкин пишет Суворову: «прошу тебя для Бога, не щади оказавших себя недостойными»; может быть это служило ответом на письмо. где Суворов говорит: «не оставьте, батюшка, будущих рекомендованных, а грешников простите». Ход дела показывает, что главный «грех» произошел при первой атаке и заключался в её неудаче, причем Суворов чуть не остался один перед Турками. Кроме того, в одном из писем Суворова к управляющему канцеляриею Потемкина, Попову, читаем, что Рек надавал многим похвальные аттестаты несправедливо, что некоторых из этих лиц «следовало бы расстрелять», и что «потворство научит впредь шире заячьи каприоли делать». Но это были частные случаи, главное же обстоятельство, затруднившее победу, по позднейшему заявлению Суворова состояло в недостатке обучения войск. Суворов был так занят приготовлением своего района к войне по всем частям, что у него не достало времени собственно на войска, и это породило «беду под Кинбурном», как он свидетельствует в одном частном письме спустя шесть лет 10.

Кинбурнская победа произвела большое впечатление. В Константинополе распространилось всеобщее смущение, которое было тем сильнее, что Турки ожидали совсем иного от внезапного открытия военных действий при неготовности Русских. В Петербурге все были в восторге, начиная с Государыни, «Победа совершенная», говорила она: «но жаль, что старика ранили». Она рассказывала приближенным подробности сражения, во дворце был большой выход, Безбородко читал реляцию, Екатерине приносили поздравления, отслужен молебен с коленопреклонением и с пушечной пальбой. Отслужен благодарственный молебен и в Казанском соборе; реляцию читал губернатор и внутри церкви и наружу, в ограде, по требованию предстоявших четыре раза. Потемкин оживился и повеселел. «Не нахожу слов изъяснить», писал он Суворову: «сколь я чувствую и почитаю вашу важную службу; я так молю Бога о твоем здоровье, что желаю за тебя сам лучше терпеть, нежели бы ты занемог» 11.

Награды были щедрые: георгиевские кресты, золотые и серебряные медали, повышение чинами, денежные выдачи солдатам по 5, по 2 и по 1 рублю. Государыня сама укладывала в коробочку орденские ленточки. Реку, сподвижнику Суворова еще при Козлуджи, «старому герою» по выражению Суворова, пожалован 3 класс Георгия и 4000 рублей. Назначение награды самому Суворову Государыня решила не сразу. «Я рассудила написать Суворову письмо, которое здесь прилагаю», писала она Потемкину: «если находишь, что это не лишнее, то отошли... Ему думаю деньги, тысяч с десяток, либо вещи»; придумай и напиши... Не послать ли ленту Андреевскую? Но старше его князь Долгорукий, Каменский, Миллер и другие... Не могу решиться и прошу твоего дружеского совета, понеже ты еси во истину советодатель мой добросовестный». Рескрипт Государыни был собственноручный, в самых милостивых выражениях; Екатерина, умевшая любезностью своею покорять сердца, написала: «чувствительны нам раны ваши». Потемкин, поддержанный победою Суворова, и действительно ему благодарный, отослал рескрипт по принадлежности и посоветовал Государыне не стесняться старшинством других над Суворовым. «Я поставляю себе достоинством отдавать вам справедливость», писал он между прочим Суворову, подчеркивая эти слова. Екатерина прислала орден Андрея Первозванного при вторичном рескрипте; Потемкин с видимым удовольствием сообщил Суворову о награде, изъявив сожаление, что не мог сделать это лично 12.