Перерождение - Джастин Кронин

— Даже не знаю, что сказать, Санджей…

— Ты ничего и не должен говорить. Семейный совет принял единогласное решение: по закону место принадлежит Дане.

— А она хочет его занять?

— Захотела, когда я ей все объяснил. — Санджей положил руку на плечо Питеру, якобы чтобы утешить и подбодрить, но ни того ни другого молодой человек не чувствовал. — Только не расстраивайся! В тебе никто не сомневается, а недоразумение мы уладили исключительно из уважения к Тео.

«Ну вот, брата и нет, как будто и не было вовсе», — с горечью подумал Питер. Хоть рубашки Тео еще лежали в шкафу, а сапоги стояли под кроватью, казалось, что он никогда не существовал.

— Вон Су идет! — посмотрев вдаль, объявил Санджей.

По ведущей от ворот тропинке спешили Су Рамирес и Джимми Молино. Высокая рыжеволосая Су едва разменяла пятый десяток, а Первым капитаном Охраны стала после гибели Уиллема. Помимо неоспоримой компетентности она славилась бурным темпераментом и вспышками гнева, которые с содроганием вспоминали даже самые опытные Охранники.

— Питер, я тебя искала! Если нужно, возьми пару выходных, а еще обязательно сообщи, когда будут высекать имя на Камне. Я бы хотела сказать несколько слов.

— Я тоже думал об этом! — вмешался Санджей. — Обязательно возьми выходные. Спешить некуда!

Питер догадался, что Су с Джимми появились не случайно, а в поддержку Санджею.

— Да, пожалуй, возьму, — выдавил он.

— Тео мне очень нравился, — подал голос Джимми, явно желая как-то объяснить свое присутствие, — и Карен тоже.

— Спасибо, мне все так говорят! — с горечью произнес Питер, но, увидев выражение лица Джимми, прикусил язык. Джимми Молино, Второй капитан охраны и близкий друг Тео, знал, каково терять брата. Пять лет назад Коннор Молино погиб при облаве на группу вирусоносителей на Верхнем поле. Тридцатипятилетний Джимми, второй по возрасту Охранник после Су, был женат, имел двух дочерей и давно с чистой совестью мог бы перейти на службу поспокойнее, но предпочел остаться. Время от времени жена приносила Джимми горячие обеды прямо на Стену — ему это очень нравилось, но стало предметом насмешек, и он сильно смущался.

— Джимми, прости…

— Ладно, забыли, — пожал плечами Молино. — Честное слово, я тебя понимаю!

— Мы все разделяем твое горе, Питер. Каждый житель Колонии искренне уважал Тео, — объявил Санджей и, давая понять, что беседа закончена, церемонно обратился к Су: — Капитан Рамирес, можно вас на пару слов?

Су кивнула, не сводя взгляда с Питера.

— Я серьезно, — проговорила она, сжав его руку чуть выше перевязанного локтя. Отдыхай, сколько потребуется.

Питер выждал пару минут, чтобы троица отошла подальше. Душу раздирало странное, ничем конкретным не вызванное волнение. Неужели причина в разговоре? По сути, ничего удивительного в нем не было: в его положении ни на что, кроме неловких полуискренних соболезнований, рассчитывать не следовало. Известие о том, что не придется участвовать в Семейном совете, могло бы обрадовать — ежедневно принимать ответственные решения совершенно не хотелось, — если бы в каждой фразе той беседы Питер не чувствовал потайной смысл. Казалось, и Санджей, и Су, и даже Джимми знают больше, чем он, и ловко им манипулируют.

Питер надел рюкзак — полупустой, зачем он только домой заглядывал? — но отправился не в казарму, а в противоположном направлении.

В дальнем конце Солнечного центра стоял Камень — памятник жертвам Страшной ночи, огромный грушевидный кусок сероватого гранита с вкраплениями розового кварца. Ради него Питер и пришел, точнее, ради списка погибших и пропавших без вести — всего сто шестьдесят два имени, их высекали несколько месяцев. Семьи Левиных и Дарреллов в полном составе, все девять членов семьи Бойс, множество Гринбергов и Паталов, Чоу и Молино, Страуссов и Фишеров, Джон и Анжела Донадио, родители Алиши… Из Джексонов первыми в списке значились Дарла и Тейлор, бабушка и дедушка Питера, погибшие под развалинами своего дома у северной стены. Питер всегда считал их старыми, потому что почти не помнил: они умерли пятнадцать лет назад, и вся их жизнь для него сводилась к одному слову — давно. А ведь Тейлору на день гибели едва исполнилось сорок, а его второй жене Дарле — тридцать шесть.

Камень изначально предназначался для жертв Страшной ночи, но впоследствии вполне естественным показалось дополнять их список именами погибших и пропавших без вести. Имя Зандера уже выгравировали, оно стояло не в одиночку, а вместе с именами его отца, сестры и женщины, на которой он был женат много лет назад. Нелюдим Зандер рот-то лишний раз не открывал, а тут жена… Питер даже забыл о ее существовании! Звали ее Джанелль, она умерла родами вместе с новорожденным через пару месяцев после Страшной ночи. Ребенку имени не дали, поэтому гравировать было нечего, и его краткое пребывание на земле прошло бесследно.

— Если хочешь, я имя Тео высеку.

Питер обернулся и увидел Калеба в новых ярко-желтых кроссовках. Огромные, они совершенно не подходили ему по размеру и больше всего напоминали перепончатые утиные лапы. При одном взгляде на них Питер почувствовал укол совести: нелепые кроссовки Калеба стали единственным свидетельством трагического происшествия в молле. Тео, увидев такие кроссовки, наверняка бы расхохотался. Он понял бы шутку прежде, чем Питер сообразил бы, что это шутка.

— Имя Зандера — твоя работа?

— Ну да, с долотом обращаться умею, — кивнул Калеб. — Тем более охотников больше нет. Жаль, Зандер друзей не завел! — Мальчишка посмотрел через плечо Питера, и его глаза заблестели от слез. — Хорошо, что ты его застрелил! Пикировщиков Зандер ненавидел, всегда говорил, лучше умереть, чем их вирусом заразиться. Рад, что он недолго мучился!

Тут Питер и решил: имя Тео на Камне высекать не будут, пока он окончательно не убедится, что брат погиб.

— Где ты устроился? — спросил он у Калеба.

— В казарме, где же еще?

— Соседом возьмешь? — демонстрируя рюкзак, спросил Питер.

— А что, давай!

Лишь когда распаковал рюкзак и наконец улегся на койку с продавленным матрасом, Питер понял: Калеб смотрел не через его плечо, а на Камень, и не на имя Зандера, а на высеченные повыше имена Ричарда, Мэрилин и Нэнси Джонс, своих родителей и старшей сестры. Отец, механик Аварийной бригады, в суматохе Страшной ночи хотел восстановить прожекторную установку, но упал и разбился насмерть, а мать со старшей сестрой погибли, когда рухнула крыша Инкубатора. Калебу в ту пору не было и месяца.

Так вот почему Лиш повела его на крышу станции! Звезды ее совершенно не интересовали! Страшная ночь оставила сиротой не только Калеба, но и ее. Алиша собиралась исполнить Долг милосердия перед Калебом Джонсом.

Майкл Фишер, Первый инженер по энергопотребляющему оборудованию, сидел в Щитовой и слушал призрак. Призрак сигнала — именно так он называл то, что они выбраковывали из сора помех на ультравысоких радиочастотах, там, где, по мнению Майкла, и ловить было нечего. Призрак, тень тени, фрагмент фрагмента. В найденном на складе справочнике оператора частоту называли свободной.

— Я так и знал! — заявил Элтон.

Призрак они услышали на следующий день после возвращения отряда. Майкл по-прежнему не смирился с гибелью Тео. Алиша заверила, что Майкл ни в чем не виноват, мол, материнка с трагедией никак не связана. Тем не менее Майкл чувствовал себя виноватым, а свою просьбу — одним из факторов, вызвавших смерть друга. Особенно горько было оттого, что потребность в материнке уже отпала. Через день после отъезда отряда на станцию Майкл снял процессор со старого индикатора состояния аккумуляторов. Не «Пион», конечно, но достаточно мощный, чтобы запеленговать сигнал на ультравысоких частотах. Да и разве дополнительный процессор стоит таких жертв? Разве его ценность сопоставима с жизнью Тео?

Сигнал уловили на частоте 1432 мегагерца; слабый, как шепот, но ведь что-то он означал! Как Майкл ни вслушивался, сущность он уловить не мог. Сигнал был цифровой, повторяющийся: то появлялся, то таинственным образом исчезал. Лишь через некоторое время Майкла осенило — ладно, по правде осенило Элтона! — что сигнал появляется каждые девяносто минут, длится ровно двести сорок три секунды, а потом исчезает.

Эх, почему же он сам не догадался?!

С каждым часом сигнал усиливался, но ощутимее всего — ночью. Казалось, он на гору поднимается! Майкл позабыл обо всех остальных сигналах и отсчитывал секунды в ожидании того единственного и непонятного.

Судя по девяностоминутным циклам, сигнал издавал не естественный источник, не спутник и не аккумуляторная батарея. Что же это — у Майкла даже фантазии не хватало!

А в каком настроении пребывал Элтон! Знакомый Майклу неунывающий оптимист превратился в неопрятного ворчуна, из которого и слова не выжмешь. Нацепит наушники, а как поступит сигнал, поджимает губы и качает головой. Разве только на недосыпание пожалуется… Элтон даже прожекторы ко Второму утреннему колоколу едва удосуживался зажечь! Майкл мог зарядить аккумуляторы так, что вся Щитовая улетела бы на Луну, а слепой и бровью бы не повел!