Перерождение - Джастин Кронин

В центре атриума застыл табун жеребят. Они стояли кругом под круглым же навесом. «Сейчас разбегутся. Как они вообще в молл попали?» — недоумевал Питер, неслышно приблизился и внезапно сообразил: жеребята ненастоящие. Это же карусель! Питер видел такую в книжке, которую читал Маленьким. Платформа вращается, играет музыка и лошадки «бегают» по кругу. Питер поднялся на платформу, увидел, что лошадки все в пыли, и очистил ту, что была поблизости. Из-под толстого слоя пыли проступили яркие краски. Лошадок расписали на совесть, выделив цветом и ресницы, и зубы, и даже ноздри!

Чужой взгляд Питер почувствовал внезапно, как прикосновение холодного металла, вздрогнул и поднял голову.

Перед ним стояла девочка.

Приблудшая.

Сколько ей лет? Тринадцать? Шестнадцать? В длинных темных волосах виднелись колтуны, задубевшая от грязи футболка и отрезанные по колено джинсы болтались на мальчишеской фигурке, как на вешалке. Вместо ремня был электрический шнур, на ногах — сандалии с пластмассовыми маргаритками.

Прежде чем Питер успел сказать хоть слово, девочка поднесла палец к губам: молчи, мол, торопливо прошла в центр платформы и поманила Питера за собой.

Тут из коридора донеслись шорох, лязг и скрежет ставень.

Вирусоносители приближались! Они искали его, охотились…

«Быстрее!» — сказали темные глаза девочки. Она за руку вытащила Питера в центр платформы, опустилась на колени и дернула металлическое кольцо в деревянном настиле — открылся не заметный беглому взгляду люк, под которым скрывался глубокий туннель. Девочка тут же впрыгнула в него и взглядом приказала: «Ну, давай!»

Питер влез следом и захлопнул крышку. Они оказались в техническом отсеке под каруселью. В расчерченном лучиками света мраке танцевали пылинки. Рядом с темной громадой двигателя Питер разглядел мятый спальный мешок, бутылки с водой и целую батарею консервов со стертыми от времени этикетками. Неужели девочка здесь живет? Дощатый настил содрогнулся, и девочка упала на колени. Лучики света заслонила тень.

«Ляг и не шевелись», — жестами показала девочка.

Питер послушался, и девочка — вот так так! — улеглась ему на спину. Он чувствовал тепло ее тела и легкий шелест дыхания. Девочка заслонила его собой! Между тем вирусоносители вовсю разгуливали по карусели, цокали языками, недоумевая, куда делся беглец. Как быстро они обнаружат люк?

«Не шевелись и не дыши!»

Питер зажмурился, приказав себе дышать как можно реже. Сейчас крышку люка сорвут с петель. Винтовка рядом, на полу, но сколько выстрелов он успеет сделать? Один или в лучшем случае два.

Медленно текли секунды. Дощатый настил грохотал, вирусоносители шумно втягивали воздух, пытаясь уловить человеческий запах, запах теплой крови. Только что-то мешало — Питер явственно чувствовал их неуверенность. Девочка неподвижно лежала сверху, прятала его, заслоняла, как щит. Наверху воцарилась тишина. Неужели пикировщики ушли? Теперь Питер считал секунды и размышлял не о вирусоносителях, а о том, что задумала девочка. Наконец она отстранилась, и Питер сел на корточки. Их лица оказались совсем близко. «На вид ребенок ребенком, — подумал Питер. — И запах детский. Но глаза… Дети так не глядят!»

— Как тебе… — начал Питер, но девочка покачала головой, показала на крышку люка и снова поднесла палец к губам.

«Они ушли, но скоро вернутся».

Встав на цыпочки, она открыла люк и кивнула Питеру: пошли, мол. Оба выбрались на дощатый настил карусели. Атриум пустовал, но Питеру казалось: там, где недавно стояли пикировщики, в воздухе образовались воронки. Девочка подвела его к распахнутой двери, которую подпирал обломок бетонной балки. Едва они переступили порог, девочка откинула обломок в сторону, замок щелкнул, и дверь захлопнулась.

Кромешная тьма накрыла с головой. Питер запаниковал, боясь, что утонет в ней, но девочка крепко сжала его руку и повела за собой.

«Не бойся, я здесь, я рядом!»

Питер начал считать шаги, но сбился. Видимо, девочка хотела, чтобы он шел быстрее, но ему мешали неизвестность и неуверенность. Споткнувшись, Питер выронил винтовку, и она тотчас исчезла во мраке.

— Подожди!

За спиной раздались оглушительное «бум!» и скрежет металла. Вирусоносители их обнаружили! Впереди забрезжил дневной свет, и из тьмы проступил длинный коридор с высоким потолком. Вдоль стен выстроились мумии, целый отряд ухмыляющихся скелетов, которые, судя по жутким позам, о чем-то предупреждали. «Бум! Бум! Бум!» — гремело сзади. Еще немного, и дверь слетит с петель. Коридор привел к открытой двери на лестницу. Ступеньки поднимались туда, где сияло солнце и ворковали голуби. «Пожарный выход», — гласила надпись.

Питер обернулся — девочка так и стояла у двери в коридор. Их глаза встретились, а в следующий миг она сделала шаг вперед и, поднявшись на цыпочки, прильнула губами к его щеке.

Взяла и поцеловала, легко, невинно, совсем по-детски.

Потрясенный Питер словно онемел, а девочка уже пятилась в темный коридор.

«Беги!» — беззвучно велела она и закрыла дверь.

— Эй! — крикнул Питер, но услышал лишь щелчок замка, нажал на дверную ручку, но она не двигалась. — Эй! — Он заколотил по бездушной металлической двери. — Не бросай меня!

Девочка исчезла, точно сквозь землю провалилась. Раздосадованный, Питер снова взглянул на плакат. «Пожарный выход» — именно туда она велела бежать, на крышу.

Питер начал подниматься. Горячий воздух отвратительно пах голубями. Помет толстым слоем облепил и ступени, и перила. Голуби едва его заметили и перелетали с балки на балку с таким видом, словно считали появление человека чистым недоразумением. Два лестничных марша, три… На четвертом у Питера сбилось дыхание, мерзкий запах проник в носоглотку, а глаза заслезились, словно в них брызнули кислоту.

Последняя ступенька, наконец-то! Лестница упиралась в дверь, над которой когда-то было оконце, а сейчас щетинились крупные, пожелтевшие от времени и грязи осколки.

На двери висел замок.

Тупик… После стольких испытаний девчонка завела его в тупик! За спиной раздались лязг и грохот: первый вирусоноситель пробрался к двери на лестницу. Испуганные голуби разом вспорхнули с балок, и Питеру на голову полетели сизые перья. Тут он и заметил топор, едва различимый на стене из-за толстого слоя помета. Питер разбил локтем стеклянную перегородку и сорвал топор со стены. Вирусоносители вовсю напирали на дверь. Еще немного, и они проникнут на лестницу.

Питер размахнулся и ударил топором по замку. Попасть он попал, но чего добился? Так, глубокий вдох — и попытка номер два. На сей раз Питер прикинул расстояние и вложил в удар последние силы. Получилось! Замок раскололся и отлетел. Питер налег на дверь, и она со старческим скрипом распахнулась, выпуская его на свободу.

Питер стоял на северной части крыши лицом к горному склону. Он быстро пробрался к самому краю. От земли его отделяло добрых пятнадцать ярдов. Если спрыгнуть, он в лучшем случае сломает ногу, а в худшем — отобьет внутренности и распластается на земле в ожидании вирусоносителей. Нет, такой конец его совершенно не устраивал. Локоть кровоточил, от двери по крыше тянулся красный след. Боли Питер не помнил, а локоть, вероятнее всего, порезал, когда разбил стеклянную перегородку. Что же, сейчас небольшая кровопотеря особой роли не играла, а вот топор давал серьезные преимущества.

Питер уже поворачивался к двери, чтобы достойно встретить преследователей, когда снизу закричали: «Прыгай!»

Из-за угла показались всадники: Алиша и Калеб гнали коней во весь опор. Лиш подалась вперед и махала рукой: «Прыгай, прыгай!»

Питер вспомнил о похищенном вирусоносителями Тео, об отце на берегу океана, о звездах, о девочке, заслонившей его собой, о ее легком дыхании, медовом запахе и прощальном поцелуе.

Снизу звали друзья, по лестнице поднимались пикировщики, уставшие пальцы сжимали топор.

«Только не сейчас! Еще рано!» — подумал Питер, закрыл глаза и прыгнул.

Снова лето, и она снова одна. Снова наедине с голосами, которые слышала всегда и повсюду.

Она помнила людей, особенно Его, самого лучшего. Помнила мужчину с женой и сыном. Помнила женщину. Некоторых помнила лучше, чем других. Помнила всех вместе и никого по отдельности. Помнила, как вдруг подумала: «Я одна, одна на веки вечные». Она жила во мраке. Она научилась не бояться света, хотя это было нелегко: первое время свет мучил, терзал и делал больно.

Она все шла и шла. Она брела вдоль гор. Он велел бежать в горы, бежать без оглядки, но однажды горы кончились. Разыскать те самые горы снова никак не получалось. В отдельные дни она не шла никуда. Отдельные дни растянулись на годы. Она жила, где получится и с кем получится: с мужчиной, его женой и сыном, потом с женщиной, потом ни с кем вообще. Некоторые перед смертью были к ней добры, некоторые — не очень и говорили, что она другая, непохожая, непонятная. Она была всем чужой, таких, как она, не существовало на целом свете. Гнали ее люди или нет, в итоге они всегда умирали.