Сталинские соколы. Возмездие с небес - Станислав Сапрыкин

День не обошелся одним вылетом. Приблизительно в четыре часа после полудня нас опять подняли по тревоге служб воздушного наблюдения, сообщавших о русских самолетах направляющихся к нашему аэродрому. Мой Харрикейн поставили на ремонт, и в этот раз я, включенный в состав третьего отряда лейтенанта Кархунена, мог испытать заявленные преимущества Б-239. Теперь СБ, давеча поплатившиеся за самонадеянность, в районе советско-финской границы сопровождались несколькими парами И-16, также несущих бомбовую нагрузку. Отсечением «ишачков» и занялась четверка наших В-239. Лейтенант Кархунен возглавлял первую пару, моим ведущим был прапорщик «папа Викки». Он блестяще пилотировал самолет, позволяя мне не только прикрывать его хвост с хорошо заметным тактическим номером «376», но и самому активно участвовать в воздушном бою. Финская тактика оказалась на высоте. В результате карусели, описать подробности которой я не в состоянии, так как бой был захватывающим и напряженным, четыре советских истребителя оказались поверженными, и только одна из наших машин, пилотируемая ведомым командира, получила повреждения, заставившие его сесть на вынужденную.

Мои успехи были ошеломляющими, еще бы, я лично сбил два самолета – больше остальных членов отряда, ведь и Кархунен, и Пюетсия сбили только по одному. Обоих советских летчиков я сбил атаками с задней полусферы, используя маневренные и скоростные качества своего самолета и усвоенную теорию Магнуссона.

Командир был так удивлен моими достижениями, что собрался представить меня к награде, еще бы, за первые сутки боевых действий я стал асом, сбив один бомбардировщик и два истребителя. Возможно, мне хорошо помогало знание тактики советских летчиков и ТТД их машин, а также короткая, но интенсивная подготовка, полученная у финнов.

На следующий день нас отвезли на место падения одного из сбитых вчера самолетов, и я смог лично убедится в плодотворности своих «скорбных» усилий. Рядом с покореженным самолетом лежало еще не убранное тело советского летчика. Он казался неповрежденным, но на самом деле это уже был не «целый» человек, а безжизненный мешок переломанных костей. Здесь, впервые я почувствовал угрызения совести за содеянное. Я понял, что убиваю, убиваю людей, лично мне не сделавших ничего плохого. И все разговоры о войне, о коллективной безответственности, о том, что она все спишет – это всего лишь разговоры, попытка переложить личную ответственность на непреодолимые обстоятельства. Нет, у каждой выпущенной пули или снаряда, лишивших кого-то жизни, есть свой автор с именем и фамилией. И только он, а не безликие обстоятельства, виновен в содеянном! Вечером я напился до чертиков, благо был официальный повод – воздушные победы, и несколько дней потом выходил из тяжелого похмелья. Англичане поставляли финнам отличный виски, тот алкоголь, что мог я себе позволить до этого момента, казался смрадной отравой, кроме настоящего коньяка и водки, которые пробовал еще до первой финской войны.

Через пару дней Магнуссон зачитал нам обращение Маннергейма о начале «Континентальной» войны с Россией, стало понятно, что продолжительная война, которой я так хотел избежать, настигла меня и здесь.

День 30-го июня, когда я окончательно вышел из запоя, принес мне еще одну победу в начавшейся «Континентальной» войне. В 11.30 в составе шести В-239 отряда лейтенанта Кархунена мы поднялись на прикрытие обширного района между нашим аэродромом, аэродромом Утти и Финским заливом. Над Куусанкоски мы обнаружили группу советских самолетов И-153 и И-16 идущих на высоте три тысячи метров, то есть на пятьсот метров выше нас. У нас получилось набрать еще высоты и начать преследование. Мне удалось зайти в хвост и сбить продолжительной очередью с дистанции менее четырехсот метров один И-16. Разгром противника был очевиден, в результате короткого боя нашим Брюстерам удалось сбить до восьми самолетов, еще один упал от зенитного огня, и только один В-239, получив пулю в двигатель, был вынужден сесть на аэродром Утти.

Через день после полудня под началом лейтенанта Сорванто, я и еще четверо летчиков отправились прикрывать границу, по направлению к занятому Красной армией поселку Вайниккала. Погода была по-летнему безоблачной, и мы шли на высоте всего в полторы тысячи метров, чтобы иметь возможность обнаруживать советские самолеты, идущие на штурмовку наших позиций. Дабы не попасть под огонь зениток, мы старались держаться собственной территории. Наши старания увенчались успехом, через какое-то время отряд обнаружил несколько И-153 идущих на штурмовку позиций финской армии под прикрытием И-16. В ходе достаточно продолжительного боя нам удалось без собственных потерь сбить шесть советских машин, половина из которых пошла на мой счет.

Вернувшись, мы были встречены овациями, а Магнуссон еще раз подтвердил, что будет ходатайствовать о моем награждении.

Почему я так легко сбиваю советских летчиков – своих бывших коллег и побратимов, меня интересовал не только моральный, но и технический аспект. Основное преимущество финско-американских самолетов – это надежный двигатель «Райт-Циклон», не дающий сбоев при отрицательных перегрузках, в отличие от поплавковых моторов советских машин, но это не столь решающее преимущество, например у Харрикейнов карбюратор тоже с поплавком. Вооружение приблизительно одинаковое, некоторые советские машины имеют пушки, пусть они уступают по скоростным возможностям, но такие же юркие в маневрах. В чем тогда проблема. в подготовке, организованности, тактике, или нам постоянно везет и красные пилоты просто вовремя не замечают атаки?

Последнее время мне часто снится, что я дерусь с И-16 и срываюсь в штопор у самой земли. За мгновение до столкновения с землей я просыпаюсь, чувствуя, как холодный пот течет по лицу. Наверное, это действует жара летних ночей.

Несмотря на начавшуюся полномасштабную войну, потери эскадрильи не велики, но смерть, так или иначе, постоянно присутствует в нашей жизни, витая в воздухе и собирая свою жатву. То, что я вижу и чем живу, периодически наталкивает на философские мысли о смысле происходящего. Все живое в мире проходит, а смысл самой жизни – сложного и необъяснимого процесса «живого существования», получается, только в ней самой. Порой нам кажется, что живое от гибели отделяет лишь малый шаг, секунда и все, конец! Но это лишь часть правды, на самом деле. живое активно сопротивляется, пытаясь выжить, приспособившись к любым изменениям. В раскуроченной земле в воронке от бомбы через пару недель начинает зеленеть трава, тяжело раненый организм включает резервы, изо всех сил стараясь продлить свое существование. Все живое просто хочет жить, выходит только в этом и есть смысл самой жизни! Это во многом объясняет и оправдывает мой опрометчивый поступок, но не отвечает. что дальше!