Бойся мяу - Матвей Юджиновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А затем ветви расступились.
И взору предстал изумрудно-зеленый простор, уходящий к отвесным и высоким до самого неба стенам каньона.
– Пришли, – объявил Анур.
Кровь из его порезов больше не стекала вниз, каплями алой краски она плавала у кожи, постепенно растворяясь. Пока раны не затянулись, оставив тоненькие красные черточки.
– Где мы? – спросил изумленный Женек, оглядывая таинственный мир.
– У меня дома, – он указал на стоящий неподалеку дом. – В краю приливов, – и зашагал туда: – Пойдем.
Женя заторопился следом. Усталость не ощущалась. Чувствовалось, словно идешь в толще воды, но не слишком плотной. Этот же воздух он спокойно вдыхал, рефлекторно глотая. Кровь с порезов растворялась в нем, боль стихала. Ни один «поцелуйчик» не напоминал о себе. Колеблющаяся волнами трава здесь росла не так густо, отдельными островками, между которыми пролегали песчаные тропинки.
Дом представлял собой одинокую избушку посреди этого луга. Стены обильно покрывали темно-зеленые и синевато-зеленые мхи, а на крыше покачивалась шапка вездесущей травы.
Царапины на лице Руси затягивались медленнее – смягчалась и растворялась корка запекшейся крови. Зато сажа сошла легко, смытая ласковым воздухом. Кудряшки осыпались все, и голова напоминала отцовскую. Но ей, несомненно, было намного лучше. Теперь она глядела на него в оба глаза.
– Не смотри на меня, я уродина, – буркнула вдруг и спрятала лицо у него в груди.
– А вот и смотрю. И вижу – ты прекрасна.
Она засмеялась. Тихо и коротко, пока еще неуверенно.
– Хорошо, друг, теперь ей нужен покой, – Анур протянул руки, и Женя переложил Русю. В краткий миг сердце сжалось. Увидит ли он ее снова?
Отец понес ее в дом.
– Русь, – позвал Женек. Она повернула голову. – «Руся» это от «Русалочки»?
Она, улыбнувшись, кивнула.
– Здорово.
– Великолепно, – произнесла Руся одними губами.
Пока ждал возвращения Анура, Женя погулял вокруг дома, полюбовался миром. Местность, в самом деле, напоминала большой и глубокий каньон. Скалистые серовато-зеленые и серовато-бурые стены где-то отвесно вздымались, где-то ступенчато карабкались вверх и терялись в небесах.
Удивительная вещь, которую следовало бы заметить в первую очередь, – ни солнца, ни луны не было на небосводе. Женя не представлял, как здесь ночью, да и бывает ли она в этом краю. Но дневной свет, в лучах которого он гулял, давали мириады ярких, невероятно близких звезд. Белоснежные, лазурно-васильковые, золотисто-бронзовые, лилово-розовые, изумрудные, они создавали настоящий цветастый полог, который, точно на ветру, плавно и размерено развевался над головой. Словно это не небо вовсе, а волнующийся, мерцающий океан.
Дом, похоже, был единственным. А пейзажи составляли не только колышущиеся подобно тем же волнам зеленые луга, были и рощицы, и леса в отдалении, как и одинокие деревья. Одно росло совсем рядом, напоминая многорукий вяз. Вытянутые листья казались лентами, они подрагивали, извивались и тянулись вверх.
А еще все пространство наполнял тот самый шелест, что был шелестом ветвей, приоткрывших дорогу сюда, и далеким шелестом родных осин-великанов. И находясь теперь в этом невозможном месте, Женек легко поверил, что, всякий раз гостя у бабушки, слышал голос этого потаенного мира. Но что именно рождало его здесь, разгадать не брался. Может, это перешептывания лугов, может, бурчание бегущих волн небосвода или пение звезд.
– Пойдем, провожу тебя, – позвал Анур, поймав его взглядом.
А может, это дыхание и биение сердца самого отца, подумал Женя, следуя за ним.
На обратном пути Анур посоветовал ему подставить раненое тело чудотворным прикосновениям и поглаживаниям ветвей.
– Кто же вы? – спросил Женек.
– Да я не знаю, если честно, – признался он. – Кто-то вроде домового в своем мире. Как, возможно, и твой Мяук в вашем.
– Был, – добавил Женя.
Но Анур промолчал. А потом пересказал скупо свою историю. О том, что живет в Краю приливов – он сам так нарек свой дом – много лет, кто все это создал, ему не известно. О том, как однажды одиночество и скука его доконали, и он облазил весь каньон в поисках пути в чужие края. Нашел три.
– Ваш мир приглянулся больше. И похож я на вас больше, чем на существ из двух других, и неприметным оставаться у вас легче: люди очень сосредоточены на себе, и большинство ни за что не поверит в пограничное. Но главное, по какой-то причине вас я чувствую – эмоции, страхи и желания. Благодаря этому я избавился от одиночества, ведь мог разговаривать, слушать и ощущать, что у вас творится внутри. Но завел твердое правило – не вмешиваться в чужие судьбы. Лишь в редких случаях, бывало, радовал себя, преподнося кому-нибудь маленькое чудо.
А потом – абсолютно по-земному – Анур влюбился.
– Лиля не говорила попусту, по-настоящему слушала. Заразительно смеялась. Энергия била в ней. И волны струились в волосах.
Любовь оказалась взаимной. И настоящим чудом этой любви стало рождение дочурки. Теперь у него была семья, и он не мог больше незаметно пропадать, возвращаясь в Край приливов. Потому открылся Лиле, показал свою родину. И она поверила.
Но это сыграло злую шутку. Лиля вдруг принялась рассказывать его тайну друзьям и знакомым. Естественно, никто не верил. Сперва просто смеялись. Но она продолжала настаивать, и тогда ее стали сторониться. Ужаснее всего, что Ануру, чтобы сохранить свою тайну, пришлось лгать, что, конечно, это бред, что Лиля все придумала. Закончилось все тем, что ее положили в психиатрическую лечебницу. Теперь она и сама не верит в Край приливов.
Руся тогда же узнала про таинственный мир отца. И неожиданно легко его приняла.
– Русалочка – умница. Я знал, что она сильно расстроена из-за матери, но меня винить она не стала. Не стала отрицать или ненавидеть мой дом, но и жить в нем не захотела. Ей не хватало друзей, бабушки, и, конечно, она не желала оставлять маму. Вот так и зажили. То она ко мне в гости, то я ее навещу, то вместе поедем к Лиле.
– А про способности свои когда узнала? – спросил Женек. Уже на земле.
Анур провел его по Почтовой осине. Бабушкин дом по другую сторону, такой близкий и привычный, показался вдруг странно далеким. Словно он ужасно долго сюда не приезжал.
– Кажется, в один дождливый день… Я потом ей показал, говорю: «Видишь свой глаз? Это значит, что в тебе частичка меня и, вероятно, моих сил». И снова это не стало для нее ударом. Умничка.
– А повязку она сама придумала?
– Да, сама. Кажется, боялась и очень не хотела, чтобы и на нее показывали пальцем, дразнили и считали какой-то не
