Воспоминания. От крепостного права до большевиков - Н. Врангель

Через несколько дней я узнал, что Абаза с приезжим из Тифлиса управляющим Контрольной палатой и инженерами собирается на осмотр строящегося шоссе в город Романовск. Я просил позволения присоединиться к ним. Просьба моя, насколько я мог заметить, Абазе была неприятна.

— Очень рад, — сказал Абаза. — Но предупреждаю, едва ли вы, непривычный к горам, доедете. Нужно ехать верхом через ужасный Черный лес, описанный Толстым в его «Кавказском пленнике» 42*. Пока в Романовск от побережья другой дороги нет. Лихорадку недолго там схватить, а потом от нее и не отделаетесь. Наша лихорадка хуже малярии.

Но я настоял.

— Я вас предупредил, а там дело ваше, — сказал Абаза. — Впрочем, если вам будет невмоготу, можно будет с полпути вернуться: на всякий случай я захвачу проводника, который, если нужно, вас проведет обратно в Сочи.

На следующий день мы двинулись в путь. Проехав по берегу верст десять, мы достигли ущелья, в котором нас ожидали верховые лошади, вьюки с провизией, туземцы-проводники, целый караван. На мой вопрос, к чему таскать в благоустроенный город провиант, собеседник мой, инженер, только улыбнулся. Видно, местная привычка, — на некоторые вопросы ответов не давать.

Мы ехали верхом по узкой тропинке через какой-то угрюмый, серый, странный лес. В эту могилу никогда, как утверждают туземцы, не проникает луч солнца. Тут нет просвета, тут вечные сумерки. Кроме высоких голых стволов, под непроницаемым навесом листвы — ни кустика, ни травки. Тут не только птицы, но и гады, и букашки жить не могут, а вымирают от лихорадки. Молча, обливаясь потом, плелись мы шагом по проклятому лесу. Кони водили боками, как после бешеной скачки. Я попробовал слезть и пройтись пешком. Через несколько шагов я задыхался, — дальше идти не был в состоянии.

— Вернитесь, — сказал Абаза. — Дальше еще будет хуже.

Я опять влез на коня и в томительной дремоте двинулся дальше.

Наконец вдали как будто стало светать. Повеяло струей свежего воздуха. Лес редел, показались клочки синего неба. И мы жадно вздохнули полною грудью. Но увы! опять потянулся проклятый заколдованный лес. И опять меня одолела кошмарная дремота.

— Вернитесь! — повторил Абаза.

Наконец через несколько томительных часов мы выехали на широкую, открытую поляну. Перед нами зеленым ковром расстилалась роскошная горная равнина — это была Красная Поляна 43*.

Никем не понукаемые лошади перешли на рысь. Какие-то постройки показались вдали. Три домика из бревен, на будку похожая, из досок сколоченная малюсенькая часовня. Несколько греков стояли около нее, держа в руках блюдо. Мы остановились. Старый грек на ломаном русском языке приветствовал Абазу и поднес хлеб и соль. Все слезли с коней.

— Далеко осталось до Романовска? — спросил я инженера.

Тот усмехнулся:

— Мы приехали, это и есть Романовск.

— Вы шутите! А как же американское чудо! Сказочно быстро развившийся Романовск, благородные начинания! Город, о котором говорит весь Петербург! Город, на строительство дороги к которому выделили пять миллионов! Быть этого не может.

Инженер пожал плечами и последовал за Абазой 44*.

Переночевав у греков и осмотрев место, где строился туннель для шоссе, мы на следующий день вернулись в Сочи. И хотя, как вчера утверждал Абаза, к Романовску вела лишь одна дорога через Черный лес, вернулись мы не по ней, а по другой, значительно более удобной, через Адлер.

И, вспомнив повторные советы Абазы вернуться с полдороги, я понял.

В Сочи мне швейцар доложил, что приехал «генерал» Ковалевский с супругою и меня спрашивал.

Утром я еще лежал в постели, когда, не стучась, ко мне влетел Ковалевский:

— Есть у вас папиросы? Мои все вышли, а послать купить нет времени, спешу к Абазе.

— Помилуйте, Владимир Иванович, хоть минутку погодите. Нам нужно переговорить.

— Не могу, не могу, и так опоздал. Ровно в час, хотите, будемте завтракать вместе. Только не опоздайте. Сверимте наши часы. Я люблю аккуратность, — время деньги. — И убежал.

Я пошел на пляж искупаться. Кабинок для переодевания в Сочи не было. Недалеко от меня плавала немолодая женщина. Немного позже, уже в гостинице, мы опять встретились. Женщина оказалась известной антрепренершей Шабельской, которую швейцар и назвал «супругой» Ковалевского. Эта Шабельская недолго спустя втянула бедного Ковалевского в неблаговидную историю с векселями, из-за которой он был вынужден подать в отставку 45*.

Завтракать Владимир Иванович явился не в час, а в три, и не один, а с «супругой». Говорить о деле «супруга» нам, конечно, не дала. Она все время трещала без умолку.

— Ого, — сказал я, — скоро половина пятого.

Ковалевский вскочил:

— А я в три назначил свидание городскому голове.

— Помилуйте, Владимир Иванович, когда же мы поговорим о деле? Вечером?

— Вечером не могу, я должен быть у графа Шереметева, который сегодня приехал. Но завтра ровно в восемь утра я буду у вас. Прикажите никого не принимать и поговорим на свободе. Ровно в восемь часов. Я всегда аккуратен, — время деньги. — И убежал.

Утром, прождав до одиннадцати, я послал узнать, встал ли Ковалевский. Посланный доложил, что генерал с генеральшей утром с пароходом уехали в Одессу, и передал мне записку. Ковалевский уверял, что спешно вызван в Петербург, где ждет меня, чтобы переговорить. О том, что время деньги, в записке упомянуто не было.

В тот же день и я оставил Сочи. И Витте и Ковалевского после этого я видел неоднократно, но о Кавказе и нашем банке с ними больше не говорил. Было не до того. На Дальнем Востоке собирались грозные тучи.

Ни об Абазе, ни о его Романовске я с тех пор больше не слыхал. Обстоятельства изменились. Приходили и исчезли более интересные, чем Абаза, случайные люди. Жив ли он? Существует ли шумный, многолюдный город Романовск или только уединенная Красная Поляна? — не знаю. Да это и неинтересно теперь, когда и на вопрос, существует ли Россия, никто ответа дать не может.

Случайные люди

Мой друг, генерал Давыдов, однажды сделал мне странное предложение. Он предложил, чтобы вместе с ним я получил бы — никогда не догадаетесь что! — единоличное право на разработку золота и других минералов в районе, который в два-три раза больше Франции. Я забыл название района, он находился в Абиссинии, и право на разработки было выдано самим Менеликом 46*, Царем царей и, как было написано, светлейшим Львом Абиссинии. Но рассказ мой не о единоличном праве, а о людях, через руки которых это право попало в руки царского правительства. Но до этого несколько слов о том, что имею в виду под «случайными людьми». В XVIII столетии, при императрицах, случайными людьми называли тех, которые нежданно-негаданно попадали в их фавориты, «были в случае», как говорили тогда. В «случай», конечно, в те времена попадали чаще всего за красоту. В начале XX столетия случайными людьми были уже не фавориты, а люди, вчера еще никому не ведомые, которых Царь, почему, Бог знает, считал рожденными для блага Престола и отечества. И попадали эти избранники в случай уже не за свою красоту, а исключительно за свое нахальство!