Первый шпион Америки - Владислав Иванович Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я приду и пусть меня выгонят! — амбициозно заявил он.
Пул вызвал к себе в кабинет Каламатиано.
— Что будем делать с этим газетчиком из «Фигаро»? — раздраженно спросил Девитт. — Он, кажется, до сих пор еще симпатизирует Ленину?
— Это все показное, — сказал Ксенофон. — Я не думаю, что он завтра же побежит доносить Ленину.
— А если побежит?
— Во-первых, мы не будем раскрывать детали конкретной операции. — Каламатиано успел рассказать Пулу о замысле Рейли, о том, что Треста? в обмен на вексель уже выдал три миллиона Сиду и через пару дней обещал еще два. — Я не буду говорить о своей поездке в Самару и подключении чехословаков. Рейли знает, а Гренару вы скажете наедине. Речь пойдет об объединении усилий, общие фразы, за которыми не угадывается преступный заговор… Отменять же все нет смысла. А потом, Маршан, как всякий газетчик, прибежал выпить на дармовщинку виски и съесть пару-тройку бутербродов. В нынешнее голодное московское время это понятно.
Пул несколько секунд сидел нахмурившись, посасывая сигару. Он любил осторожность, но ситуация складывалась весьма неприятная и было жалко затраченных усилий.
— Хорошо, так и поступим, — изрек Пул.
Едва Каламатиано вышел в гостиную, как Рейли оттащил его в сторону.
— Я только что виделся с Берзиным. Мужик надежный и обстоятельный. Обещает, что полностью нейтрализует свой полк. Приходи, забирай этих комиссаров и вывози всех гуртом. Только куда? Надо все продумать. И нужен отряд надежных людей, кто бы охранял эту кремлевскую свору и не дрогнул бы даже в том случае, если их захотят освободить! Я надеялся, что латыши пойдут с нами: сами арестуют большевистскую верхушку и сами же будут их охранять, но они наотрез отказались. Поэтому нам надо будет создать боевой отряд для этой операции. Из твоих агентов кто-то может войти в него? — трогая кончик носа, спросил Сид.
— Думаю, да…
— Из наших: Кроми, Хилл, Дюкс. Все трое ребята боевые, не дрогнут. Я с ними уже говорил. У каждого из них есть по два-три надежных человека. Я и ты — вот уже десятка.
— А Хикс?
— Да нет. И Бобби не годится. Он обещал связаться с генералом Пуллем. Из тысячи двухсот солдат десанта, быть может, найдется человек тридцать, кто сможет незаметно пробраться в Москву. Хотя на это не рассчитываю. Кто это? — Рейли кивком головы показал на Маршана, который с жадностью путника, неделю не бравшего в рот ни крошки, поглощал бутерброды.
— Ренс Маршан, корреспондент «Фигаро».
— Зачем он нам нужен?
— Он нам не нужен. Он приперся без приглашения, чтобы поесть и попить бесплатно.
— Так выгони его!
— Это все-таки консульство, сам понимаешь, есть этикет, и если это сделать, то он растрезвонит по всем газетам, и Пулу влетит, а кроме того, он пришел с Гренаром и Вертемоном, как бы официальными лицами. Поэтому, если будешь что-либо говорить, не вдавайся в детали. Общие слова. И ни слова о будущей операции.
Девитт Пул подождал, пока приглашенные официанты наполнят бокалы, и, выйдя на середину, поприветствовал всех собравшихся и поблагодарил, что они откликнулись на это приглашение.
— Мэдрин был большой сторонник демократии и свободы, — продолжил Девитт. — Несмотря на болезнь, он с интересом следит за первыми шагами новой власти и с огорчением отмечал, что все слова и лозунги большевиков о мире, свободе, демократии остаются пустым звуком, а человеческие идеалы втаптываются в грязь. Сначала были запрещены все оппозиционные печатные издания, потом партии и организации, а сейчас Ленин уничтожил и своих бывших соратников. Понятие «диктатура пролетариата» превращается в диктатуру одной партии, одной власти, в беспощадную тиранию одного человека. Уже понятно, во что превратится эта страна через несколько лет. Будет создан деспотический режим, в котором преследованию подвергнется всякое инакомыслие, всякое другое мнение. Хорошо, что Мэдрин не дожил до этой страшной яви! Вспомним же его добрым словом, и пусть ему земля будет пухом!
Все выпили. Маршан пробрался к Каламатиано. — Несколько политизированное начало, Ксенофон, не считаешь? — прошептал он. — А потом, неужели Мэдрин был таким реакционером? Я тут встретил Жака Садуля. Он уже ходит в красноармейской форме, помолодел лет на двадцать: загорелый, глаза сияют, я ему даже позавидовал!
— Чем он занимается?
— Он обучает рукопашному бою молодых красноармейцев. Получает паек, распевает революционные песни. Какая мощная энергия заключена в стихии и лозунгах новой власти. Не надоело Пулу трын-деть о свободе?
Рейли стоял рядом и слышал весь разговор. Он подозрительно посмотрел на Маршана, бросил предупредительный взгляд на Ксенофона и отошел в сторону. Маршан был прав в одном: и Гренар, и Вер-темон, выступившие после Пула, довольно скучно повторяли друг друга, твердя о необходимости объединения усилий для борьбы с большевиками и о том, что настает решающий час. Они говорили обо всем, но только не об усопшем Мэдрине Саммерсе, и Маршан быстро раскусил этот трюк Пула и возмутился еще больше. Но совещание уже распалось на маленькие группки, а виски быстро развязало языки. И Маршан мог слышать, как Гренар с Пулом и Вертемоном уже открыто обсуждали успех саботажа и диверсий на железных дорогах и подкупе советских чиновников.
— Это твоя затея организовать это совещание? — спросил Рейли.
— Пул рвется встать у руля, — усмехнулся Ксенофон.
— Узнаю хватку старого волка, — усмехнулся Рейли. — А этот журналист смахивает на доносчика. Расскажи-ка мне о нем.
— Давно работает в России. В 1910 году брал интервью у Льва Толстого, в 1912-м издал во Франции книгу «Главные проблемы внутренней политики в России», до войны считался главным экспертом по этой стране. В 1915-м пошел добровольцем на русский фронт, симпатизирует Ленину, свои корреспонденции пересылает Пуанкаре, который внимательно их читает. Поэтому Гренар и Всртсмон не могут с ним не считаться. Он хороший малый и неплохой аналитик.
— И все равно он мне не нравится. Чутье меня не обманывает, — резюмировал Рейли. — Я тихо исчезну не прощаясь, потому что
