Гадюки в сиропе или Научи меня любить - Тильда Лоренс

 День снова ознаменовался скандалом. На сей раз его инициатором стал не Дитрих, а Люси. Во время большой перемены она ворвалась в кабинет матери и учинила там форменный погром. Перестала сдерживаться, выплеснув весь свой негатив, как только могла. Расшвыряла все фотографии со стола, посрывала занавески с окон, а в итоге еще и вазу грохнула. Осколки брызнули во все стороны, одним из Люси поцарапала руку, но особого значения этому не придала. В тот момент, когда она громила имущество, физическое здоровье волновала её меньше всего. Казалось, она вообще несокрушима, никто не сможет остановить приступ её гнева.

 Ошарашенная секретарша, стоявшая в приемной, смотрела на всегда тихую девушку расширенными от удивления глазами, но попыток унять разъяренную фурию не предпринимала. У нее был глубокий шок, все профессиональные навыки капитулировали под напором такой яркой ярости. Кристина, впрочем, оставалась верна себе. Равнодушно смотрела на действия дочери, пропускала мимо ушей её замечания, а в итоге сказала, что эта истерика ничего в их отношениях не изменит, только усилит её негативное отношение к парочке любовников. Она особо подчеркнула это слово, будто оно было самым страшным оскорблением на свете, и в тот момент Люси особенно четко осознала, что не ошиблась в своих подозрениях. Все слухи, пересуды и оскорбления в адрес Люси начались с легкой подачи самой Кристины. Она упивалась ими.

 Задумавшись однажды, Люси пришла к выводу, что дочку директора никто открыто осуждать не станет. Особенно, учителя, если не хотят потерять место работы. Но как раз учителя и не забывали об этой теме, постоянно тыкая девушку носом в этот факт. Все, как один. Будто у них своих проблем не было, и личная жизнь Люси занимала все их свободное время. Директор всегда найдет способ пресечь неугодные ему слухи, а Кристина даже не пыталась этого делать, она намеренно травила дочь, стараясь довести ту до нервного срыва. У нее получилось. Люси влетела к ней в кабинет, после очередных нравоучений со стороны учителя на тему: «Ты так молода, зачем тебе этот мальчик? Ведь он уничтожит твое будущее». Разговора не получилось, они сразу же перешли на повышенные тона, а потом у Люси сорвало стоп-кран. Она кричала на мать. Кричала так, что, казалось, вот-вот голос сорвет, она бросалась предметами, она обвиняла мать в том, что та сломала ей жизнь, и сейчас продолжает ломать, не гнушаясь применять грязные методы. Трясет перед публикой грязным бельем, не понимая, что таким образом и саму себя унижает. Ведь очень многое зависит от родителей. От того, как они воспитывают своих чад. Это определяющее звено в формировании личности.

 Под конец Люси со всей ответственностью заявила, что однажды мать ещё пожалеет о том, что так с ней поступила, но будет поздно. Выскочила из кабинета, и, наверное, впервые в жизни прогуляла уроки, послав учителя к черту. С улыбкой на лице. Такого она себе прежде, однозначно, не позволяла.

 Эшли, ставший свидетелем этой сцены, был в шоке.

 Он ненавидел Кристину после случая с дневником, а сейчас вообще готов был собственными руками задушить, а потом ещё и труп в саду закопать, чтобы никто не нашел. Она действовала на редкость извращенными методами. Это было не воспитание, это была попытка сломать человека, заставить его унижаться и ползти на коленях, вымаливая прощение. Глядя на Люси, Паркер понимал, что вот этого-то Кристина от дочери точно не дождется. Люси выбрала иную дорогу. Она будет бороться с обстоятельствами, она будет ломать их, а не себя.

 Шокирован тогда был не только Эшли, но и все одноклассники Люси. Да и сам учитель.

 Когда он пригрозил Люси сделать запись в дневник, она хмыкнула, достала из рюкзака дневник, швырнула его на стол и заявила надменно:

 – Да хоть весь испишите. Мне плевать! Хотя, думаю, у вас фантазии не хватит, ведь вы так косноязычны.

 А потом вышла из класса, под одобрительный гул одноклассников.

 Только два человека смотрели на нее с удивлением. Аманда и Эштон Грант привыкли к тому, что Люси Лайтвуд всегда спокойна и сдержанна, с учителями вежлива. Временами даже немного заискивает перед ними, но чтобы вот так. Это было в новинку.

 – Вот это да, – прошептала Аманда, которая раньше к Люси относилась не то, чтобы с подозрением, скорее, с равнодушием. И капелькой презрения.

 Проще говоря, Люси ей совсем не нравилась.

 – Красотка, – присвистнул Эштон.

 – Не зарывайся, – посоветовала ему сестра.

 – Почему? – изумился парень.

 – Потому.

 – Нет, ну, правда?

 – Можно подумать, не знаешь, кто её парень.

 – А, вот ты о чем, – мгновенно скис Эштон. – Наслышан.

 – Вот и хорошо, что только наслышан. Не хочу я потерять брата в столь юном возрасте.

 – Всё так страшно?

 – Он бешеный какой-то, – пожав плечами, ответила Аманда, начиная по привычке чертить на полях тетради разнообразные рисунки. – Ты слышал, как его называет один из главных фриков нашей школы?

 – Это который?

 – Господи, Эштон, ты сегодня какой-то заторможенный. Который – Паркер.

 – И как?

 – Доберман. По-моему, ему подходит.

 – Вполне, – согласился парень.

 Он ни с кем из вышеназванных личностей не общался, они у него интереса особого не вызывали. Просто время от времени сталкивался с ними в школьном коридоре, да и проходил мимо. Не было желания знакомиться с ними, тем более оба явно не сахарными характерами обладали. И взгляды у них были тяжелые, подозрительные.

 Люси ему тоже не нравилась. Во всяком случае, внешне. Совсем не его тип. Она была достаточно высокой, да к тому же шатенкой, а не блондинкой. Немного угловатая. Не неуклюжая, нет, просто без особой грациозности. Флиртовать совсем не умела.

 Унылый экземпляр, как выразился бы Эштон раньше.

 С такой невозможно веселиться. Она любое веселье на корню загубит. Наверняка, от алкоголя шарахается, как от чумы, считая его чуть ли не источником всех бед человечества. Секс? О, нет. Скорее всего, она об этом даже не слышала. Эштон, во всяком случае, был уверен, если не на сто, то на девяносто девять целых и девять десятых процента, что Люси никогда ни с кем постель не делила, несмотря на то, что о ней говорили. А, если даже и делила, то ничего фееричного от нее ждать не следовала. Все, наверняка, уныло и банально до зубовного скрежета.

 Люси его никогда и ни за что не заинтересовала бы.

 Они и сейчас его не интересовала. Разве что, как объект для наблюдения.

 Люси сидела в кресле, смотрела в стену, изучая рисунок на обоях, да время от времени пила йогурт из бутылочки. После скандала с матерью и шоу, устроенного в классе, она чувствовала себя гораздо лучше. Гнетущее чувство улетучилось, мысли пришли в порядок, даже какие-то здравые соображения появились. А некоторые и не очень...