БОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОСТУПКИ - Лорел Гамильтон

— Я знаю, что Принц Кел дружил с одним из королевских ночных летунов.

— Он вжался лицом в мои волосы пока говорил, как будто это было

слишком ужасно, чтобы смотреть прямо на собеседника.

— Ты знал, что принц использовал его, чтобы мучить нас. — Голос Сареда

был сдавленным, гнев будил ее магию.

— Я убил его, когда узнал, — сказал Шолто.

— Что ты сказал? — Спросила Саред.

— Я сказал, что убил его, когда узнал, кто помогал принцу мучить вас.

Разве ты не задавалась вопросом, почему это прекратилось?

— Принц Кел сказал, что он так вознаградил нас, — сказал Кабодуа.

— Он прекратил, потому что я убил его приятеля и сделал из него пример,

чтобы больше никто среди нас не испытывал желания попытаться

заменить его в приключениях Кела. Он сказал мне прежде, чем умер, что

принц сделал для себя хребет из металла, чтобы во время насилия рвать

партнера. — Он мелко дрожал, как будто ужас все еще мучил его.

— Тогда мы твои должницы, Король Шолто, — сказала Кабодуа.

Саред всхлипнула. Я повернулась в руках Шолто и увидела, как слезы

скользили по его лицу.

— Благодарю Богиню, что Догмэла не знала, что доброта нашего принца

зависела от действий реального короля. — В ее голосе не было слышно

слез, которые я видела. И если слышать только голос, то и не поймешь,

что она плачет.

— Получилось так, что доброта и обещание, что подобное больше никогда

не повториться, помогли Келу убедить Догмэлу участвовать в фантазии,

в которой нужно было сотрудничество, — сказала Кабодуа.

— Замолчи, — сказал Саред. — Мы поклялись никогда не рассказывать о

таких вещах. Достаточно того, что мы это вынесли.

— Есть вещи, которые королева заставляла нас сделать, — сказал Рис,

поскольку он поворачивался на переулок, — мы тоже никогда об этом не

говорим.

Внезапно Саред разрыдалась. Она уткнулась лицом в ладони и

плакала, как будто ее сердце разрывается. Между рыданиями она

сказала:

— Я так рада… быть здесь… с тобой, принцесса… Я не могла сделать этого…

не могла вынести… Я решила позволить себе истаять. — И продолжила

плакать.

Утер положил большую руку на ее плечо, но она, кажется, не заметила.

Я коснулась ее руки, которую она прижимала к лицу, она повернулась и

схватила мои пальцы, второй рукой продолжая прикрывать свои слезы

от наших глаз. Гален потянулся и коснулся ее ярких волос.

Она сильнее сжала мою руку, а потом опустила другую руку, которой

прикрывала слезы. Она протянула эту плачущую руку. Это было за

мгновение до того, как Шолто и я поняли, что она делала. Тогда,

медленно, нерешительно, он потянулся и взял ее за руку.

Она ухватилась за него и крепко держалась за наши руки, пока

дрожала и плакала. Потом, когда она начала успокаиваться, посмотрела

на нас своими сияющими, словно звезды, синими глазами, полными слез.

— Простите, что для меня все принцы и все короли подобны Келу.

— Нечего прощать, потому что короли и принцы при дворах все еще

подобны ему. Посмотри, что король сделал с нашей Мерри.

— Но ты не похож на него, и другие мужчины не похожи.

— Мы все пострадали от рук тех, кто должен был заботиться от нас, —

сказал Шолто.

Гален погладил ее по волосам, как будто она была ребенком.

— Мы все проливали кровь для принца и королевы.

Она закусила губу, все еще цепляясь за наши руки. Утер гладил ее по

плечу.

— Успокойся, призрак-в-цепях изгнанник из волшебной страны и не

принадлежит ни одному двору.

Саред кивнула.

Утер продолжил:

— Я — единственный, кто может дотянуться тебя обнять. Ты позволишь это

кому-то, столь же уродливому как я?

Саред повернулась посмотреть на него, Галену пришлось убрать руку,

чтобы она увидела Утера. Она выглядела удивленной, но она смотрела

ему в глаза и видела то, что всегда видела там я — доброту. Она просто

кивнула.

Утер продвинул свою большую руку по ее плечам. Это было настолько

осторожное и нежное объятие, какое я когда-либо видела, и Саред

позволила себе окунуться в это объятие. Она позволила Утеру держать

себя, спрятав лицо на его широкой груди.

Теперь была очередь Утера выглядеть удивленным, но он был ряд. Его

вид был малочисленным и в волшебной стране, но Утеру нравились

люди, и пасьянс не был его любимой игрой. Он сидел в задней части

машины, заполняя собой и так ограниченное пространство, но он

дотянулся, чтобы держать яркую красивую женщину. Он дотянулся,

чтобы утопить ее слезы в своей силе и держать ее, прижав к груди,

которая была столь же большой, как и его сердце, самое большое из тех,

что я когда-либо знала.

Утер обнимал Саред всю оставшуюся до дома дорогу, и она позволила

ему это, потому что иногда, и особенно для мужчины, быть способным

быть чьим-то большим сильным плечом, на котором можно поплакать,

не может помочь плакать на нем так свободно.

Сейчас Утер не был одинок, и не была одинока Саред. Шолто и Гален

обнимали меня. Даже Кабодуа по-дружески положила руку на плечо

Риса. Сидхе когда-то потеряли способность успокаивать друг друга

прикосновением. Нас учили, что это было что-то только для низших

фейри, признак их слабости и признак превосходства сидхе. Но

несколько месяцев назад я узнала, что это было лишь попыткой скрыть

факт, что сидхе больше не доверяли друг другу до такой степени, чтобы

касаться друг друга ради успокоения. Прикосновение стало означать

боль вместо комфорта, но не здесь, не для нас. Мы были сидхе и низшими