Мужество - Вера Кетлинская

Однажды Круглов пригласил к себе Тимку Гребня, Исаковых, Катю с Валькой, Клаву и Епифанова. Он хотел сблизить Дину с комсомольцами, втянуть ее в общую комсомольскую жизнь. Дина была любезна и старалась найти тему для разговора. Но все держались натянуто, без простоты, и после этого вечера дружба между комсомольцами и Диной не установилась.

Соседи по бараку тоже сторонились Дины. Только Лидинька и Гроза Морей останавливались поболтать с нею, но к ней не заходили и не приглашали к себе. Сема Альтшулер забегал только по делу к Андрею и с Диной был оскорбительно вежлив. Тоня проходила, гордо подняв голову и не желая здороваться первою, а так как Дина тоже не желала, то они перестали здороваться совсем.

– И чего она гордится? – усмехаясь, спросила Дина у Круглова. – Ее счастье, что этот еврейчик женился на ней, а то что бы она стала делать?

Андрей побледнел.

– Дина… Как ты можешь?.. Ты не понимаешь…

Дина улыбнулась.

– Ах, Андрюша, мне, право же, все равно! Мне нет никакого дела, чей это ребенок. Из вашего Семы выйдет нежный папа. Только я ему не завидую. Имею я на это право? Я ведь ничего не говорю ему.

Комсомольцы не заходили к ним. Зато инженеры бывали постоянно. Дина не приглашала их, но они сами находили предлоги. Костько смотрел на Дину глазами ошалевшего от любви человека. Он таскал узлы с бельем к прачке и обратно. Доставал для Дины продукты. Принес порошок от клопов и вместе с Диной старательно посыпал все щели. С Андреем он вел себя услужливо и покорно, как с высшим осчастливленным существом.

Сергей Викентьевич сказал Круглову, что «по-стариковски» имеет право ухаживать за Диной, и однажды пригласил Круглова и Дину к себе на дружескую вечеринку, предупредив, что смертельно обидится, если они не придут. Они пошли. Собрались инженеры, секретарши, две чертежницы. Одна из чертежниц была комсомолкой, и присутствие Круглова стесняло ее. Поклонники Дины наперебой любезничали с Кругловым, называли его «наш комсомольский вождь» и к середине ужина напоили его. Клара Каплан рано ушла к себе и попыталась увести Кругловых, но Дина не хотела и слышать об этом. Дина много ела и пила, все время смеялась, ее глаза так блестели, что Андрей зажмуривал веки. Предлагались тосты все более и более лирические. Андрей, давно отвыкший от вина и музыки, азартно поддерживал каждый тост.

Инженер Слепцов, с красивым разгоряченным лицом, вскочил на стул и провозгласил, высоко поднимая рюмку:

– А я пью за того, кто осчастливил нас всех, заманив в нашу глухую тайгу прекраснейшую из женщин!

И, нагнувшись, потянулся чокаться с Андреем. Круглов растерянно озирался: ему смутно не нравилось то, что происходило, ему не нравилась дерзкая улыбка Слепцова. Он вдруг понял, что тот его спаивает.

Но Дина, протянув рюмку к Андрею, сказала многозначительно и ласково:

– А я пью просто за тебя.

Они выпили, глядя друг другу в глаза.

Окончательно опьянев, Андрей пробовал танцевать с Диной, но у него заплетались ноги. Дина ласково оттолкнула его и пошла танцевать со Слепцовым, а Андрей лег на кровать Сергея Викентьевича, и все поплыло у него перед глазами.

Он проснулся, ничего не помня, не понимая, что случилось. Рядом с ним храпел главный инженер. Дины не было.

Сразу отрезвев, Андрей накинул полушубок и выбежал из дому. Он бежал к своему бараку, готовя слова извинений и стыда. Но дома Дины не было. Ему пришло в голову, что Дина уже в конторе. Но в конторе было тихо и пустынно. У входа он столкнулся с одной из вчерашних чертежниц. Она заговорщицки улыбнулась и прошла мимо. Он постеснялся спросить ее, где Дина. Он метался по городу, потеряв голову, и снова оказался у дома инженеров.

Строго кивнув головой, прошла Клара Каплан.

Выбежал, запахивая на ходу шубу, заспанный Слепцов. Он не узнал Круглова, и Андрей не решился остановить его.

Он ходил по коридору, прислушиваясь, страдая, сходя с ума. Где она могла быть? Почему она не разбудила его? А что, если ее напоили тоже?

Он снова толкнулся к Сергею Викентьевичу, но тот спал, прикрыв голову подушкой. В открытом ящике патефона лежала пластинка, прижатая иглой. Под столом валялась пудреница – но была ли это пудреница Дины? Он не видел у нее такой.

Он опять метнулся в коридор и увидел Костько. Накинув на плечи пиджак, Костько шел из кухни с ведром воды. Он не мог не заметить Круглова, но не поклонился, а постучал в свою комнату и что-то сказал, просовывая ведро в приоткрывшуюся дверь. Потом, не глядя в сторону Андрея, постучался и вошел в соседнюю комнату.

Круглов бросился к двери, за которой исчезло ведро. Он прильнул ухом к двери; он слышал плеск воды, стук каблучков.

– Дина! – крикнул он отчаянным голосом.

Из соседней комнаты выскочил Костько с приветливо протянутыми руками.

– А, товарищ Круглов! Мы вас будили, будили, но вы так спали! Ваша жена в полной сохранности, я устроил ее у себя, а сам – у соседей…

Он был болтлив и несколько смущен.

Не отвечая, Андрей дернул дверь и вошел к Дине. Она вскрикнула, рассмеялась и бросилась к нему на шею. Она была полуодета; на раскрытой постели валялась ее гребенка, на полу – чулки.

– Негодяй! Соня! Алкоголик! – смеясь и целуя Андрея, говорила Дина. – Бросил меня и заснул! Разве так охраняют молодых жен?

Она ласкалась к нему, глаза ее все еще блестели.

– Я никогда еще так не веселилась, как вчера, – заявила она. – Правда, такой чудесный вечер?

Он помогал ей одеваться, целовал ее коленки, никак не мог застегнуть подвязки.

– Да не так! Вот бестолковый. Костько, и то умеет… – сказала она.

– Костько?!

Дина смеялась.

– Ну да! Я ведь вчера еле дошла сюда. Он мне туфли снял, чулки снял, платье расстегнул. У меня ведь сзади застежка, такая трудная. Да ты не смотри так, он же не съел меня! Он же ручной, его можно на веревочке водить…

Она болтала, слегка покраснев. В дверь постучали.

– Нельзя! – резко крикнул Андрей.

Дина подставила спину застегивать платье. Андрей путал застежки, его пальцы дрожали. Она увидела его состояние и заставила его целовать себя, пока он не стал улыбаться.

Снова постучали. Костько принес два стакана чаю и печенье – «для дорогих гостей». Андрей хотел отказаться, но Дина так обрадовалась чаю, что Андрею пришлось выпить с нею чай и, уходя, благодарить Костько за гостеприимство, оказанное жене.

После этой вечеринки недели две было все спокойно, даже Костько заходил реже. Потом вечеринку устроил Слепцов, и снова пригласили Андрея с женой. Андрей отказался.

– При чем здесь я? Меня зовут из вежливости. Я никогда не бывал у него до твоего приезда.

– И мне не идти? – покорно спросила Дина, но упрямая складка обозначилась между ее бровей.

Андрей поцелуем загладил складку.

– Тебе хочется? Значит, иди. Я провожу тебя и зайду за тобой. А Слепцову скажу, что занят.

Дина была очень довольна. Она надела пепельно-серое платье с высоким воротником, очень скромное и до того очаровательное, что Андрею было страшно отпускать ее. Он уже сожалел, что отказался идти.

Чтобы убить время, он навестил старых друзей. Идя к ним, он сообразил, что уже давно не бывал вечерами в комсомольских шалашах и бараках. Он пришел искусственно веселым и смущенным. Но его встречали с искренней радостью. Некоторые посмеивались: «Любовь не картошка, не выкинешь в окошко!», «С такой красоткой не до нас».

Клава отвела Андрея в сторону.

– Андрюша, она не думает вступать в комсомол?

Андрей густо покраснел: за месяц он ни разу не выбрал времени поговорить об этом.

– Видишь ли, Андрюша, – сказала Клава, сама страдая от того, что надо была сказать, – ребята недовольны тобой: говорят, что ты оторвался. Знаешь, сплетни пошли. Будто ты уборщицу нанял. Здесь ничего плохого нет, если и нанял, но только ни к чему это… Уж очень на виду все! Раньше ты с нами одной жизнью жил… Вот, говорят, ты на вечеринке напился пьяным… Я не верю этому… Только ты сам виноват, ты не отрывайся. Заметь, ребята к тебе и не заходят теперь, даже если надо. Мне это очень обидно…

Тимка Гребень встретил его угрюмо:

– Что за чудеса! Я думал, ты теперь только с инженерами знаешься! А ты нас, грешных, вспомнил. Или по делу?

Андрей впервые, точно очнувшись от наваждения, понял, что с приезда Дины его былая дружба с комсомольцами оборвалась. Он весь вечер ходил из барака в барак, из шалаша в шалаш, заглаживая свою вину. И ребята быстро простили его. Епифанов открыто заступился: «Поглядел бы я на вас! Дай вам такую кралю, вы бы и работу забыли».

Андрей зашел за Диной в два часа ночи. Издали слышались музыка, голоса, шарканье подошв. Андрея встретили общим криком: «Рано! Рано! Рано!» Кто-то, сообразив, крикнул: «Раздевайтесь, идите сюда. У нас еще две бутылки есть. Догоняйте!»

Дина танцевала в венке из бумажных цветов.

– Меня выбрали королевой бала! – крикнула она, продолжая танцевать. Ее кавалером был Слепцов; на нем тоже был венок. Андрей заметил, что на этот раз не было ни Сергея Викентьевича, ни Федотова, ни Клары Каплан. Костько, понурясь, пил водку у патефона. Незнакомый пожилой инженер обнял Круглова и сказал, чуть не плача: