Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга первая - Рахман Бадалов

Позже Она догадалась, что совершила нечто непоправимое, корила себя, готова была биться головой о стенку, но выхода не находила. Она понимала, что-то должна сделать, не сегодня, завтра, дочь обо всём узнает, разразится скандал. Но что и как должна сделать, придумать так и не могла.

На её беду (не везёт, так не везёт), как раз в то время началась эра так называемых банков, в сущности, не банков, ловко придуманных «пирамид» по выколачиванию денег из простодушных людей, мечтающих о «манне небесной»[461], о дармовых деньгах. Пирамида, на вершине которой что-то кому-то, достаётся за счёт тех, кто остаётся внизу, похороненным под пирамидой, которая рано или поздно развалится.

Все обезумели, дармовые деньги прельщали всех, и Она поддалась всеобщему психозу. Никогда не играла ни в какие азартные игры, не испытывала судьбу различными лотереями, а здесь поддалась на уговоры женщин, которые работали вместе с ней. Пошла, встала в очередь, честно простояла, и вложила все деньги, вырученные от продажи кольца.

Через месяц банк разорился.

Она осталась ни с чем, а ещё через месяц старшая дочь, старшая падчерица в присутствии всех спокойно так, видно готовила свою речь, ждала нужный момент, разъяснила её родной дочери, что она решила сама поливать цветы в квартире своей сестры, она, её младшая сестра, не имеет отношения к этой квартире, она ведь там не прописана, и если ей очень хочется поливать цветы, пусть заберёт их себе, и поливает в другом месте.

Она потом будет думать, какой день в её жизни был самым счастливым, и так не смогла вспомнить, нельзя же, в самом деле, считать самым счастливым тот день, когда она впервые обнажила свою грудь перед этим рыжим сорванцом. Можно было бы считать самым счастливым тот день, когда родился её любимый мальчик, наверно в тот день она была счастлива, но день этот давно стёрся в памяти. Но два самых страшных дня своей жизни она знала твёрдо, когда отец её избил, и когда умер её мальчик. Может быть, эти дни трудно было сравнивать, как их можно сравнивать, но ей всегда казалось, что все её беды начались с того дня, когда её избил отец, и продолжились в тот день, когда умер её сын.

Но то, что самым мерзким, самым удушающим, самым постыдным днём её жизни был тот, когда старшая дочь, да что там, просто падчерица, выложила все её дочери, своей сестре, выложила спокойно, как дают выпить заранее приготовленный смертельный яд, она не сомневалась.

Её дочь несколько мгновений стояла как оглушённая, потом вдруг встала, посмотрела на неё, спросила, правда ли это, потом добавила, правда ли, что её собственная мать, своими руками, лишила дочь квартиры, которая ей, её матери, не принадлежала.

Ещё можно было что-то сделать, отругать падчерицу, сказать, что она вмешивается не в свои дела, был бы скандал, это точно, но что-то можно было ещё исправить.

Но она стояла как окаменелая, с ней всегда так в подобных ситуациях, только кивнула головой, подтвердив слова старшей падчерицы.

Дочь прокляла её, прокляла их всех, всю семью, прокляла спокойно, не повышая голоса, не сбиваясь на истерику, откуда взялось такое самообладание, потом плюнула в лицо сестре, надела своё пальто, и ушла из дома.

И больше не вернулась.

…одна

Прошло много лет.

Падчерица вышла замуж. Продала ту квартиру, – скандалить было поздно, Она снова безропотно всё подписала, – и уехала с мужем, в неведомую далёкую северную страну.

Больше ничего о ней Она не знала.

Они остались одни с младшей падчерицей, та долго, тяжело болела, так и не пришла в себя. Перед смертью всё просила найти сестру, очень хотела увидеть её, попрощаться, как выяснилось, только её и любила всю жизнь, любила больше всех на свете. Она хотела выполнить просьбу, наверно можно было разыскать адрес, но не стала этим заниматься.

Похоронила падчерицу и осталась одна. Будто не было ни сына, ни дочери, ни семьи.

Так и осталась одна.

Она постоянно узнавала о том, как живёт её дочь, её настоящая дочь, после того, как ушла из дома.

Втайне радовалась, что она не пропала, нашлась какая-то подруга, приютила, как и Она, поступила в медицинский, закончила, стала врачом, вышла замуж, говорят удачно, особенно обрадовалась, что родился у дочери сын, значит, был у неё внук.

Оставшись одна, всё больше пропадала на работе, находя в ней единственный смысл существования. Стала осваивать самые сложные анализы, которые до тех пор никто не делал, подготовила молодых женщин, которые смогли неплохо зарабатывать. К тому же, с началом рыночных отношений этот заработок стал легитимным.

К ней часто обращались самые именитые врачи, знали её серьёзность и тщательность.

А однажды обратился пожилой англичанин…

…англичанин

Был он далеко не молод, но очень подвижен и многословен.

Он представлял какой-то из зарубежных фондов, который оказывал медицинскую помощь беженцам. Когда было время, он задерживался в её крохотном кабинете. Она заваривала чай, который, как оказалось, англичане очень любят.

Как-то они разговорились – благо он прилично говорил по-русски – и он признался, что до неё отдавал свои анализы в другие центры, но ему там не нравилось, пока однажды ему не порекомендовали её. Она ему сразу понравилась.

Она удивилась, чем могла понравиться немолодому англичанину, объездившему весь мир. Он просил не обижаться на него, но по его наблюдениям, у них в стране, то есть не в Англии, а в стране, где жила Она, почти все, с кем ему приходилось сталкиваться, оказывались далеко не бескорыстными, всё время хитрили, думали только о том, как бы лучше использовать его возможности.

– Какие возможности могут быть у немолодого врача из Англии, – с удивлением спросила она. Он громко рассмеялся, вытащил платок и громко высморкался – он часто делал и то, и другое.

– Вы наивны, поэтому вы мне так симпатичны, на самом деле, у меня огромные возможности, не лично у меня, а у фонда, который представляю, да и у других международных фондов в мире, которые занимаются медицинскими программами, и которые доверяют моему мнению. В отличие от вас лично, наивной и простодушной, ваши соотечественники это прекрасно знают, ничего не следует им разъяснять.

– Вы и за рубеж меня можете послать, почти в шутку, спросила она.

– Конечно, и мне это совсем не трудно, недавно я помог вашей молодой соотечественнице, поехать в Зальцбург, к сожалению, этот семинар был только для молодых и со знанием английского языка, так что, при всём моём желании, послать вас на