Операция «Гадюка» - Кир Булычев

— Почему?

— Все узнаешь, обязательно узнаешь.

Нам встретились сразу трое лам, все незнакомые. Они тащили рулоны материи. Видно, переносили свой храм на новые позиции.

Шейн шел молча, он не хотел допускать меня в свои мысли.

Мы обошли довольно глубокую яму, в которой несколько солдат играли в карты, кажется, в подкидного дурака. Игра шла азартно — они нас даже не заметили.

Люди кучковались в траншеях и ямах — по нескольку человек, даже дремали вместе, но можно было пройти сотню метров и не увидеть ни единого человека. Если бы наши враги захотели совершить прорыв, никто бы им не помешал.

Но они не хотели совершать прорывов. Они зализывали раны.

— А кто они — ублюдки? — спросил я.

— У нас не берут пленных, — сказал разведчик.

— Некогда пленного убили, он все равно лежит у ваших ног, только мертвый, — заметил я.

— У нас не положено снимать маску.

— Кончайте вешать мне лапшу на уши, граф, — сказал я, — неужели вам никогда не приходилось снимать маски с убитых?

— Снимали, — сказал Шейн.

— И что же?

— Ублюдки и есть ублюдки.

Я вздохнул.

— Граф, вы мне врете, — настаивал я. — Что-то заставляет вас скрывать правду. Если вы не верите мне…

— Ублюдки — такие же люди, как мы с вами, — сказал Шейн.

— Так я и подозревал.

Мы поднимались по пологому склону холма, изрезанного древними траншеями, большей частью полузасыпанными.

— Здесь давно не воевали, — заметил я.

— Да, теперь война идет ближе к речке. Так им лучше видно.

Чем выше мы поднимались, тем больше вокруг было мусора, сухих палок и даже бревен, камней, старых тряпок, железных ржавых предметов от кастрюль до детской, некогда эмалированной ванны, встретилось даже колесо грузовика без шины и железный обод на железных спицах от какой-то высокой телеги — будто некогда он составлял часть велосипеда для слона.

И я налетел на стену. Просто забыл о том, что пора бы готовиться к встрече с ней.

Я отскочил от неожиданности.

— Спокойно, мой друг, — сказал Шейн. — Теперь нам надо найти нужное место.

Он пошел вдоль стены, легко перепрыгивая через сучья и обходя крупные камни.

Мне показалось, что за нами следят.

Я поднял голову — шариков не было видно.

Шейн водил в воздухе растопыренными пальцами.

— Смотрите, Седой, — сказал он, — здесь дверь.

Я подошел к нему и, проведя пальцами в том месте, почувствовал вертикальную полоску.

— Дверь открывается снаружи, с той стороны. А здесь есть ориентир. Видите сухое дерево, раздвоенное?

Сухая сосна поднималась за нашими спинами.

— Ее видно снаружи. Я как-то подходил к этой двери.

— А как она отпирается?

— Она не заперта. Она сейчас — одно целое со стеной.

Я толкнул стену за полоской разрыва. Ничего не произошло.

— Что же вы предлагаете делать? — спросил я.

— Я думал, что вы знаете. Вы же просили привести вас сюда.

У меня возникло подозрение, что Шейну известен мой секрет. Чего быть не могло, ведь в Меховске не осталось ни одного человека, который знал бы о моих московских занятиях.

— Я могу попытаться, — сказал я.

— Вы пройдете сквозь стену?

— Как высоко отсюда до балкона?

— Раньше воюющим сторонам разрешали иметь воздушные шары при условии, что они поднимаются только на сто локтей. Но кто-то поднимался выше. Такие шары сбивали. А это, я вам скажу, увлекательное зрелище. С шаров кидают вниз горшки, наполненные греческим огнем — горючей смесью. Горшки вдребезги, люди горят!

— Значит, минимальная высота, на которой живут боги, пятьдесят метров?

— Наверное, чуть больше. Но воздушного шара мне для вас не найти.

— Допустим, я окажусь снаружи. Я смогу открыть дверь?

— Снаружи — сможете.

— А как мне ее отыскать?

— Вам не добраться до балкона.

— Это мои проблемы, граф. Допустим, я оказался там…

— Снаружи… вам покажется, что вы попали на большой старый стадион. Балкон — правительственная ложа, вынесенная над футбольным полем. А сзади — коридоры, лестницы, туалеты, служебные помещения… Все как обычно.

— Дальше!

— Дверь, которая ведет сюда, расположена в платяном шкафу сорок шестой комнаты под северной трибуной.

— У вас хорошая память, граф.

— Не жалуюсь. Но как вы собираетесь туда попасть?

— Увидите. Я не буду ничего от вас скрывать. Но прошу вас, не удивляйтесь и не пугайтесь.

— Меня трудно напугать.

— У каждого свои представления о путешествиях. Я смогу попасть на балкон.

Он полез за пазуху, вытащил оттуда сложенную, расшитую позументами каскетку наподобие бейсбольной, с необычным гербом впереди.

— Это вам может пригодиться снаружи, — сказал он. — Такие носят служители.

— Спасибо. — Я надел головной убор, он был чуть мал.

— И главное, — попросил он, — если попадетесь, не говорите о моем участии в этой авантюре. Мне хочется еще немного пожить.

— Они обычно пытают или сразу расстреливают?

— Когда как, — обреченно сказал Шейн, который решил, что я его обязательно выдам. Непроизвольно его рука, рука разведчика, который не любит оставлять нежелательных свидетелей, потянулась к рукоятке кинжала, заткнутого за пояс.

— Не беспокойтесь, граф, — сказал я, — постараюсь вас не подводить, а если вам захочется сейчас воткнуть мне ножик в спину, вы этим ничего не добьетесь. Останетесь один, и вас, по вашим же словам, завтра уберут.

— Вы заблуждаетесь, — ответил граф, — я не собирался причинить вам вред.

— Тогда — счастливо оставаться! Ждите меня у двери через полчаса!

Я отошел на несколько шагов, прикинув, что стены изгибаются внутрь. Мне надо будет лететь под углом, как круто поднимающийся реактивный истребитель.

А вдруг не получится? Я в этом мире толком еще не летал. И слишком мало использовал свои способности. Калерия обещала, что мной займется главный психолог института Мирский, но Мирский постоянно был занят на симпозиумах, а я — на заданиях. Так мы и не совпали.

Я представил, как поднимаюсь над этой мертвой долиной.

— Что вы делаете! — ахнул Шейн. И я понял, что он не притворяется. Он в самом деле был поражен зрелищем человека, медленно, но уверенно воспаряющего к облакам.

Все. Получилось.

— Ждите меня, — повторил я сверху. Я понимал, что, когда говоришь с неба, твои, в общем, банальные фразы приобретают особое звучание. — Через полчаса у сухого дерева.