Год некроманта. Ворон и ветвь - Дана Арнаутова

— Вы… хотите… — лицо Бюи по цвету напоминает вареного рака.

— Боуги не воруют людей, — говорю я, глядя ему в глаза. — А вы почему-то очень не хотели, чтобы сюда приезжали инквизиторы. Боялись за Катрин? Или за ее брата? Инквизиториум не трогает обычных травниц и пастухов. Даже полукровок, если те чтут Свет. Вы-то не крестьянин, мэтр, должны понимать такие вещи. А теперь — поздно. Девчонка то ли жива, то ли нет, а уж парень точно попал на заметку. Но главное, боуги не воруют людей. Либо россказни про черного теленка — наглая ложь, либо у вас в горах завелась тварь куда хуже боуги.

— Это… не ложь… — выдавливает Бюи, пытаясь отвести от меня взгляд. — Зачем Тибо лгать?

— Это вы мне скажите, — хмыкаю, снимая с Уголька сумку с инструментом и отцепляя от седла ножны с мечом. — Раньше кто-нибудь пропадал? Девушки, дети…

Староста, на которого беспомощно оглядывается Бюи, мотает головой. Несколько крестьян, осмелевших настолько, чтобы выползти из хижин и подойти к нам, подтверждают его слова.

— Куда Тибо их повел?

Темнеет осенью рано, в горах ночи морозные, и идти в лютый холод и тьму мне хочется не больше, чем встречаться с тройкой инквизиторов. Ладно, будем надеяться, что их уже сожрали или столкнули в пропасть. Боуги на такое не способны, но что-то в боуги мне верится все меньше.

— К Холодному Камню они пошли.

Через человеческое стадо проталкивается один, больше похожий на охотничьего пса или волка. Взгляд исподлобья, поджарое тело, шрамы на дубленом ветром и солнцем лице, левое ухо изуродовано то ли зубами, то ли когтями — висит лохмотьями. За плечом — охотничий лук.

— Проводишь, — говорю я, и человек-волк кивает.

— Стойте! — слышится сзади, когда мы уже выходим за границу поселения. — Стойте же!

Мэтр Бюи догоняет нас, неловко размахивая руками, встает между мной и провожатым.

— Я с вами!

Человек-волк совсем по-звериному фыркает. Оно и понятно: маленький сборщик налогов не выглядит тем, от кого будет польза в ночном лесу с чудовищами.

— Кто они вам, мэтр? — спрашиваю я то, что может быть очень важно, а может — и нет.

— Никто, — обреченно выдыхает мэтр. — Правда, никто… Их мать! Она была такая…

— Молчал бы ты об их матери… — рычит мой провожатый, дергая плечом и глядя на Бюи с ненавистью.

Вот только старой вражды соперников сейчас не хватает, о чем я сообщаю обоим, а потом предлагаю:

— Все-таки подождите нас в деревне, мэтр. Мы управимся быстрее.

Безнадежно опустив голову, Бюи возвращается, а охотник презрительно хмыкает ему вслед.

— Так что здесь творится? И вправду боуги?

Охотник пару раз оглядывается, но убедившись, что я без труда поспеваю за его широкими шагами, мрачно отзывается:

— Какие там боуги? Что, этот не рассказывал? Двух лошадей уже задрала тварь да кости не просто раскидала, а на деревья закинула. И овцы каждую неделю пропадают!

— А люди?

Луна еще не полная, но уже во второй четверти, и света лично мне хватает, да и с провожатым повезло. Тропа ведет по берегу ручья, так что по левую руку от нас совсем светло, а по правую высится черной стеной лес.

— Люди не пропадали. Но эта тварюга охотилась на Катрин. Девочка из лесу как-то прибежала белая, как невестина рубашка. Сказала, что шел за ней кто-то, по кустам прыгал да окликал сзади хрипло. Как домой добежала — сама не помнит.

— Точно не боуги, — подытоживаю я, ступая за провожатым след в след. — А что Тибо? Ничего такого не рассказывал?

— Да он вообще молчун — слова не выдавишь. Вот, почти пришли.

— Вижу. Интересно, почему он их сюда повел?

Охотник пожимает плечами, удивляясь моей недогадливости, но я уже сам понимаю, в чем дело. Холодный Камень — жертвенник, такой старый, что от его мощи ломит кости и стынет кровь. Огромная плита высотой в мой рост чернеет на берегу ручья шагах в двадцати от нас, влажно блестя в лунном свете, и охотник у меня за спиной дышит тяжело и быстро — даже его пугает сила Камня.

Делая шаг вперед, едва не спотыкаюсь о тело. Шея сломана. Человек давно мертв, потому я и не почувствовал его. А остатки жизненной силы выпил Камень. Даже отсюда я чувствую, как он пытается попробовать на вкус меня.

— Это не Тибо, — говорит охотник. — Один из этих…

На убитом ничего, кроме штанов и рубашки, но еще через пару шагов я наступаю на его плащ, измазанный грязью.

Еще десяток шагов — и еще один мертвый инквизитор — горло разодрано когтями или зубами. Найти бы третьего — и я поблагодарю неведомую тварь перед тем, как убить… Шорох за спиной! Тело понимает раньше головы — и отзывается прыжком!

Я разворачиваюсь, бросая ладонь на рукоять меча, но тут же пригибаюсь от чудовищного удара Силой. Словно сам Холодный Камень рухнул сверху! Да почти так и есть. Мощь Камня давит, оплетает, тянет силы… Я вдруг слепну и глохну, не человеческими глазами и ушами, а магической сутью — ощущение незнакомое, невыразимо жуткое.

— Ты… — выдавливаю из пересохших губ, глядя на спутника, с ухмылкой качающего на ладони длинный нож. Промедли я мгновение — получил бы его под лопатку. Но даже так у ублюдка преимущество: я лишился магии и во всем теле такая слабость — рук не поднять. — Ах… ты… тварь… Это… ты… их…

— А тебе жалко? — ухмыляется охотник, чьего имени я не знаю и сейчас об этом жалею. — Но это не я. Это он.

Повинуясь небрежному кивку, из тьмы леса выступает сгорбленная фигура, двигаясь по-звериному плавно. Руки болтаются вдоль тела, глаза на темном лице отливают желтым…

— Познакомить или сам догадаешься? — глумится охотник.

— Тибо… — выдыхаю, не в силах сделать даже шаг. — А где… Катрин?

— Молчи, — шипит вдруг ублюдок передо мной. — Она не Катрин. Она Люсиль. Моя Люсиль… Мне обещали, что она вернется. Осталось совсем немного! Я бы сделал все тихо, но малыш Тибо не умеет управлять собой. Ничего, он научится, правда, малыш?

Чудовище опускается на колени, ползет к нему на четвереньках, ластясь, как собака, и я вижу, что это человек. Молодой парень, рослый и широкоплечий. Только двигается он не по-человечески, и я теперь знаю, кто свернул шею одному инквизитору и вспорол горло другому. И кто разделал на куски корову мельника и пару лошадей — тоже. Теперь задачка выглядит совсем несложной: возьмите древний жертвенник, одного сумасшедшего и одного полукровку, не владеющего своей звериной сутью… И добавьте самоуверенного болвана-некроманта!

— Люсиль — их мать? — спрашиваю я, пытаясь потянуть время и оторвать будто прилипшие к земле ноги. — Та, что умерла?

— Нет! — взвизгивает Тибо обиженным мальчишеским голосом. — Матушка не умерла! Она вернется!