Дети, играющие в прятки на траве - Александр Селецкий

— Слышал? — ткнул я в бок Харраха. — Нас хватились. А мы — с этими].. Теперь я и не знаю…

— Это хорошо, что ты нашел их, очень кстати. Я уж думал, надо будет все окрестности прочесывать. Собачники сейчас лютуют… Очень кстати получилось, — с одобрением отметил доктор Грах. Нет, право же, никак он не вязался с обликом того Барнаха, о котором столько говорили и которого я представлял себе иным: благообразно-стареньким, язвительным, но добрым, малость немощным и почему-то непременно низенького роста (где-то я однажды вычитал: мол, все бедовые вожди — в натуре низенького роста, отчего у них ущербный комплекс, и они его стремятся властью возместить; по крайней мере мой отец — и вправду невысок). А тут стоял детина двухметрового росточка, с хриплым гулким басом, с жестким — да чего уж там, жестоким! — леденящим взглядом, точно черный ворон, превратившийся на время в человека. Или — в бикса? А вот этого никто, по-моему, не знал… — Придется несколько менять план действий. Коли дети сами к нам пожаловали, будем их держать в заложниках. Так, думаю, верней всего… Идите-ка сюда! — Он поманил Харраха и меня огромным узловатым пальцем. Мы повиновались. А что оставалось?! Никуда теперь не деться… — Здесь, со мной, вы будете все время. Фока, головою отвечаешь, чтобы с ними — ничего!.. — Черты лица его вдруг несколько смягчились, словно чуть помолодели, когда он мощной волосатой пятерней легонько потрепал Харраха по плечу. Тот аж присел на месте… — Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо, Даже хорошо! — Харрах выпрямился и с достоинством и без малейшего испуга посмотрел на доктора. Эх, мне бы его выдержку, подумал я, завидуя, уж я б тогда всем показал, чего они на деле стоят! Да, Харрах… Ну, молодец! А ведь в такой, казалось бы, тепличной атмосфере вырос!.. Я же помню, как Яршая с ним носился: то Харрах, да се Харрах, да не продуло бы тебя, да что-то бледный ты, Харрах, да ты уж погоди, не утруждай себя, а мамочка нам вон какой кисель сварила — тьфу!.. И надо же, как ровня держится. Сумел-таки Яршая воспитать… А все так незаметно, полегоньку — чудеса!

— Я, право же, не зря просил тебя зайти ко мне в больницу — видишь, как случилось… — то ли извиняясь (вот уж не подумал бы, что он способен на такое!), то ли уговаривая, тихо сказал доктор. — Но, я думаю, еще успеем, все-все образуется, как надо будет — в новом месте. («Интересно — где?» — невольно подивился я, однако скромно промолчал.) Запомни: главное — добраться. Здесь-то совершенно невозможно оставаться — все накалено. Своим присутствием мы только провоцируем злодейства. Все это до крайности обидно… Да и незаслуженно, в конечном счете!

На меня внимания он вообще не обратил, как будто я был пень или булыжник с мостовой. А я так не люблю, когда меня нарочно игнорируют, я почти взрослый, а не пятилетний недоумок, чтоб меня совсем уж не держать за человека!.. И замашки, я скажу, у этих старичков!.. Ну, хорошо, с Харрахом он знаком, но я-то тоже не пустое место!

— Извините, — начал я, стараясь выглядеть солидно, — вы и в самом деле — тот Барнах?

— А что, Барнахов много? — усмехнулся доктор Грах. — Тех, этих… Как тебя понять?

— Ну, как… Да очень просто! — ощутивши на себе десятки пристальных и удивленных взглядов, я на несколько мгновений стушевался. — Вы и есть Барнах? Я прав?

— Вопрос, однако! Не для слабонервных! — на секунду в глазах доктора мелькнули искорки веселья. — А какая разница, приятель, если так уж, честно? Да, друзья зовут меня Барнахом — видно, заслужил. А как и что в действительности… Не в названии, не в имени ведь дело! Ты вот, например, — Брон Питирим Брион. А почему? У всех по имени, а у тебя их — целых три. А у кого-то, может быть, и десять…

— Н-ну… родители так захотели… — я пожал плечами, сбитый с толку. — У меня отец — Прокоп Брион. Два имени. Не знаю, почему так. Случай, вероятно.

— Нет, не случай, — отозвался доктор Грах. — Совсем не случай. Потому что твой отец второе имя сам себе присвоил. И собрался предложить реформу: чтобы было у людей не меньше двух имен, а еще лучше — три. А вот у биксов пусть по-прежнему останется одно. Как кличка у собаки… Ясно?

— Я не знал, — сказал я совершенно искренне. — Ужасно интересно!.. Да, но если вы Барнах ненастоящий, то, наверное, и доктор Грах…

— Смотри-ка! — хмыкнул доктор. — Непременно надо ко всему подклеить ярлычок… Вот страсть! Ну, предположим, я и есть, как ты изволил выразиться, тот Барнах. На свете что-нибудь от этого переменилось, ты стал в двадцать раз умнее, на Земле утихла всякая вражда? Ну, а скажи: отнюдь, я только доктор Грах или какой-то там Пафнутий Послезванный — что тогда? Мои друзья останутся со мною все равно, пусть я и вовсе буду безымянный. Имя нужно только после смерти — чтоб не путались потомки. А пока ты жив… Общаются с тобой ведь, а не с прозвищем. Вот так, мой милый Питирим. Я правильно назвал?

— Да, — тихо произнес я, опуская голову и чувствуя себя последним идиотом, на которого — и по заслугам! — наплевали. — Просто Питирим, естественно… У вас, я думаю, на свете множество друзей?

— Еще бы! Преданных друзей и преданных врагов. Всех — поровну. Людей и биксов… Кто-то будет предавать, пока не поздно, кто-то — торопиться, чтоб помочь… Никто не знает, что ему готовит завтра. Потому я и не разделяю: здесь — друзья, а там — враги… Не огорчайся, Питирим, когда-нибудь и у тебя их станет много — среди всех. Конечно, если ты того заслужишь, будешь что-то из себя являть. Ты понял? — он внимательно и жестко глянул на меня, будто ножом провел по сердцу. Я кивнул. Опять в груди возник знакомый холодок… — Ну, а теперь, — скомандовал, расправив плечи, доктор, — нам пора! Идем вдоль берега, тропой, до маяка — там рядом брошенные фермы, хутора, есть где укрыться… И до вечера сидим, как мышки, — очень тихо. До тех пор, пока не прилетит за нами самофлай. А уж тогда — в Австралию, к друзьям!.. Учтите: никаких прощальных акций, никакого фейерверка. Главное — исчезнуть незаметно. Пусть в округе будет мир.

Биксы — общей численностью сотни полторы, никак не меньше — без поклажи, безоружные (во всяком случае я ничего не углядел), не проронив ни звука, выстроились в ряд и длинною цепочкой зашагали прочь с уютной площади — в проулок, а оттуда — через узкий, весь заросший лопухами двор и мостик над стремительным ручьем — вошли в густой, почти уже осенний лес и, мерно приминая башмаками палую пахучую листву, по каменистой, еле видимой тропинке двинулись вперед, вдоль склона круто обрывавшегося в сторону реки холма. Но ни самой реки, ни города отсюда разглядеть было нельзя. Лес укрывал надежно беглецов, а также пленников, заложников, какими мы с Харрахом стали в эти окаянные часы. Какая выгода была держать нас при себе, на что рассчитывали биксы, я так и не понял. А спросить — боялся. Да и вряд ли захотели бы со мною говорить на эту тему. Кто я, собственно, для них? Обычный человек. А здесь это, похоже, не в чести… Усердный Фока чуть вразвалку семенил все время рядом, не спуская с нас настороженно-подозрительного взгляда. Доктор Грах, как опытный, уверенный в себе вожак, встал во главе колонны.