Дети, играющие в прятки на траве - Александр Селецкий

Да, юморочек у него бывает — еще тот…

— Что ж, поглядим, — кивнул я скрепя сердце.

Мы пошли по гаревым дорожкам, останавливаясь возле плит, чтоб прочитать полуистершиеся надписи на них. Но прочитать мы не сумели ни одной — язык был совершенно непонятный, буквы диковатых очертаний покрывали твердое шершавое пространство, и весь облик их мне вдруг напомнил выражение лица, с каким вчера сидел на корточках подле часовни мертвый Фока. Я, против воли, судорожно дернулся, случайно зацепил рукой плиту, и тут она на удивление легко, как на шарнире, повалилась, опрокинулась с могилой вместе, а вернее — с надмогильным холмиком. Атам, под ним… От неожиданности меня пот прошиб и подкосились ноги. Под надгробьем было — пусто, ничего! Был хорошо укатанный, отлично сохранившийся асфальт, каким когда-то покрывали площади, и улицы, и разные дворы… Пустое кладбище, обыкновенный камуфляж! Зачем? Кому понадобился этот бред?! Какой-то бес проник в меня, и — началось… С разбегу я толкнул еще одну плиту, другую, третью — плиты падали с пугающим звенящим звуком, как игрушечные, открывая глазу прежнюю, залитую асфальтом землю. Дикость, чушь!.. Мне показалось, что я сплю — по-прежнему на лавке, в грязном склепе, что мне снится идиотский сон… Но нет, Харрах был рядом и он тоже видел это.

— Почему они такие? — шепотом спросил я. — Для чего-то это было нужно? Кто здесь жил? На самом деле?!

— Если бы я знал… — развел Харрах руками, сам напуганный не меньше моего. — Преданье говорит — я только за Яршаей повторяю, ты учти, — преданье говорит, что этот город биксы выстроили для себя, чтоб, значит, было все, как у людей. А после вот — ушли, все бросили… Давно… А почему такое кладбище и надписи на плитах — я не знаю.

— Мертвый город… — произнеся. — Город за рекой… Чужой совсем… Сюда ходить нельзя, даже собачники боятся… А мы взяли и пришли… Что будет, а, Харрах? Ведь что-то будет, да?

— Надеюсь — ничего, — ответил тот, слегка поеживаясь. — Знаешь, надоело мне тут что-то… Пошли в город, поглядим немного — и домой.

— А может, ну его, и сразу поплывем?

— Пожалуй, — закивал Харрах. — Но только все равно на улицу нам надо, чтоб до берега дойти. И, будем думать, с лодкой ничего такого не случилось…

— А вот камушки-то надо все на место. Чтобы — без кощунства, — вдруг раздался позади скрипучий тихий голос. — Некрасиво это.

Мы с Харрахом разом оглянулись, ожидая… ну — чего угодно, самой жути…

Там, где некогда был вход на кладбище, а нынче только громоздились кучи битых кирпичей, стоял и, подбоченясь, улыбался, и неодобрительно покачивал своею лопоухой головой старинный наш знакомец Фока.

— А? Ну как же так? — почти что ласково сказал он. — Я иду — и вижу… До чего нехорошо!.. А убегать и не пытайтесь — все оцеплено.

— Но… Фока?! — произнес я с ужасом. — Откуда?! Фока, вы меня не узнаете? Я же — Питирим! Брион!

— А это не имеет ни малейшего значения, — ответил Фока. — Я узнал вас. Ну и что? Давайте-ка, поставьте все на место — и пошли. Мы ждать не можем.

— Да, но к нам-то это все какое отношение имеет? — вскинулся Харрах. Он, судя по всему, уже опомнился от страха и теперь почувствовал, какая новая опасность нас подстерегает с появленьем Фоки. Он — уже почувствовал, а я еще как будто спал и только пробовал проснуться, вяло открывая то один, то другой глаз… И, наконец, желанный перелом наметился. Все происшедшее внезапно обрело особую, невероятную конкретность, даже и не выпуклость, отнюдь, а просто — процарапан-ность, с нажимом, в как бы затвердевшем окружающем пространстве, и ускорилось, помимо воли. Может, моя психика, мой страх тому виною… Плавное течение событий прекратилось, я воспринимал события скачками, вычленяя лишь, как мне казалось, самые значительные, важные из них. Харрах-то все совсем иначе видел, я не сомневался. Он сейчас был — или мне так только померещилось? — в своей стихии: знал, что делать, понимал, как надо говорить. Конечно, это было неразумно и несправедливо — так считать в возникшей ситуации, но я особо в те минуты не раздумывал, я просто — интуиция, инстинкт заставили? — права вести переговоры от лиц обоих, действовать за нас двоих безропотно и сразу предоставил своему приятелю, Харраху. — Мы здесь в общем-то — случайно, — продолжал он. — Вот — обсохли, переждали дождь и поплывем теперь назад. Тут, кстати, ночью на реке кого-то, кажется, топили… Или, словом… Ну, собачники резвились, как хотели. Так?

— Так, — согласился моментально Фока. — Это нам известно. Это скверно. Больше так не будут. Потому и надо торопиться… Хватит. Ну?! Ведь я же приказал!

Мы молча и быстро поставили плиты на место, тем более что обвали-ли-то всего штук восемь или семь. Вот тут мы и заметили, что за кладбищенской границей по всему периметру стоят и зорко наблюдают люди… Поначалу я так было и решил и только после догадался: и не люди это вовсе, а сплошь — биксы. Внешне-то они от нас ничем не отличались, ежели не знаешь — ни за что не разберешься, но, во-первых, кой-кого я по информаторию запомнил, ну, а во-вторых, здесь людям делать было нечего, вот разве мы с Харрахом, два придурка, ночью сунулись сюда, а, как я уже выяснил, собачники тут появляться не решались. Значит, биксы… Вновь, как и вчера, у душевой, в груди вдруг потянуло холодком и к горлу подступил комок, и мерзкий привкус обозначился во рту. Я, что же, так вот реагирую на них?'. До головокружения, до рвоты? Нет, конечно, чушь! Ведь у Яршаи с доктором-то Грахом я сидел почти бок о бок за столом, и с Фокою общался сколько раз, когда он приходил к нам в гости, и с информатекарем — и никаких поганых ощущений… Просто, вероятно, когда много их, мне делается страшно и от страха — тошно, жуть берет нечеловечья… Как это, ума не приложу, Харрах спокойно умудряется держаться с ними?! Будто свой… А что, наверное, и впрямь — привык. Я полагаю, биксы в дом к ним косяками ходят. Сердобольный музыкант Яршая — человек широких взглядов. У него — приюти понимание, всегда… Предатель он — вот кто на самом деле! И не нужно доказательств — все в открытую! И как он не боится, что его в любой момент за жабры могут взять?!. Понятно, знаменитый человек, такого — тронь, и все же… Есть какие-то пределы! Непатриотичность нынче — тяжкий грех… Я снова огляделся. Странно, к нам на территорию, на кладбище, никто из них, из этих, не заходит. Точно здесь у них святое место и без крайней надобности — или приглашения? — и ножкою ступать нельзя… А как же склеп-беседка? Там дерьма навалом. Значит, все-таки приходит кто-то? Правда, весь вопрос: кто именно? Ведь говорил Харрах: и биксы — тоже разные… Нет, ничего у них не разберешь, чумной народ. Я почему-то снова вспомнил россказни о тайных оргиях и ритуалах, об убитых самым зверским образом детишках и о том, как биксы ловят мальчиков и портят их в укромных уголках… Яршая говорит: все это дикие наветы, сущий вздор, но черт ведь его знает, так ли уж нелепы слухи!.. Не бывает дыма без огня. Мы как-то тут с Харрахом, ну, из любопытства, только и всего, попробовали разик педернуть друг друга — ничего хорошего, чтоб снова захотеть, а я к тому же и обкакался на месте, нет, ей-богу, с девочками проще и намного эстетичней, девочки действительно волнуют, у них прелесть что такое между ножек, волшебство, а тут — ну, я не знаю… Впрочем, каждому — свое, быть может, поголовно у всех биксов, уж каких ты ни возьми, и это — набекрень… Короче, полный самых идиотских мыслей, я готов был к худшему.