Овидий - Наталия Вулих

Тот я, кто автором был шутливых любовных элегий.

Слушай, потомство, хочу я о себе рассказать.

Родина мне Сульмон, обильный водой ледяною.

Он от Рима лежит на девяностой версте,123

5 Здесь я родился, но знай и время рожденья, читатель.

Консула оба в тот год пали в неравном бою.124

Если важно узнать, потомок я древнего рода,

Не от Фортуны щедрот всадником сделался я.

Не был я первым ребенком, в семье вторым я родился.

10 Годом старше всего был мой единственный брат.

В день мы родились один, освещенный одною зарею,

В этот день нам пекли каждому по пирогу.125

Первым был этот день в пяти, посвященных Минерве,

Той щитоносной, чей день кровью всегда обагрен.126

15 Юными отдали нас учиться, отцовской заботой,

В Риме стали ходить к лучшим наставникам мы.

С раннего возраста брат увлечен красноречьем был пылко,

Был для форумских битв и для судебных рожден.

С детства меня увлекло служенье высоким искусствам,

20 Муза тайно влекла к ей посвященным трудам.

Часто отец говорил: «К чему занятья пустые,

Ведь состоянья скопить сам Меонид не сумел».127

Я подчинялся отцу и, весь Геликон забывая,

Стопы отбросив, писать прозой пытался, как все.

25 Но против воли моей слагалась речь моя в стопы,

Все, что пытался писать, в стих превращаюсь тотчас.

Годы шли между тем неслышно, шагом скользящим,

И вслед за братом и мне тогу пришлося надеть.128

Плечи окутала нам одежда с пурпурной каймою,129

30 Но занятья свои мы не стремились бросать.

Вот на двадцатом году мой старший брат умирает,

Осиротел я с тех пор, части лишившись души.

Стал я лицом должностным, куда молодежь допускалась.

Стал одним я из трех тюрьмы блюдущих мужей.

35 В курию путь был открыт, но полосу уже избрал я.

Пурпур тяжелый носить не было мне по плечу.

Не был я телом вынослив, к трудам не стремился тяжелым.

Честолюбивых надежд я не лелеял в душе.

Музы к досугам меня безопасным всегда увлекали,

40 К тем, которые сам предпочитал я всему.

Я почитал высоко в то время живших поэтов,

Верил, что в каждом из них бог всемогущий живет.

Макр, что старше меня, читал мне поэму о птицах,

И об укусах змеи, и о целебной траве.130

45 Часто элегии мне декламировал страстный Проперций,

Тесной дружбой со мной связан он был издавна.

Понтик, гекзаметром славный, и ямбами Басс знаменитый131

Были в союзе друзей самыми близкими мне.

Слух услаждал мне Гораций — неслыханный мастер размеров —

50 Легким касаясь перстом лиры авзонской своей.132

Только видеть пришлось Вергилия мне, а с Тибуллом,

Рано умершим, продлить дружбу судьба не дала.133

Галл начинателем был, а Тибулла продолжил Проперций,

Место четвертое мне время средь них отвело.

55 Как я молился на старших, так младшие чтили Назона,

Рано Муза моя стала известною всем.

Я впервые прочел публично стихи еще юным,

Бороду раз или два только успевши побрить.

Воспламеняла меня в стихах, звучавших повсюду,

60 Та, которую я ложно Коринной назвал.

Много писал я, но все, что мне неудачным казалось,

На исправленье бросал прямо в горящий огонь.

Да и тогда, когда выслан был, зная, что будет народу

Труд мой любезен, его в гневе на Музу я сжег.

65 Нежное сердце имел я, легко Купидон его ранил.

Всякая мелочь тотчас воспламеняла меня.

Но хоть и был я таким, и от всякой вспыхивал искры,

Все-таки сплетней меня в Риме никто не чернил.

Рано женили меня на женщине мало достойной,

70 И из-за этого брак наш кратковременным был.

Вслед за нею пришла другая, была безупречной,

Но и с нею союз быстро расстроился наш.

Третья верна мне и ныне, хотя тяжел ее жребий

И называют ее ссыльного мужа женой.

75 Дочь моя рано меня двух внуков сделала дедом,

Хоть родилися они и от различных мужей.

Вот и отец, к девяти пятилетиям столько ж прибавив,

Кончил сбой жизненный путь, силы свои истощив.

Так же я плакал над ним, как он надо мною бы плакал,

80 Вскоре затем пережить матери гибель пришлось.

О, как счастливы оба они, удалившись в то время,

Пока в ссылку еще не был отправлен их сын.

Счастлив и я, что им горя при жизни еще не доставил

И о несчастье моем не горевали они.

85 Если от тех, кто погиб, не имя одно остается

И погребальный костер легким не страшен теням,

То, если только молва дойдет до вас, милые тени,

И на стигийском суде будут меня обвинять,

Знайте, прошу вас, ведь вас обманывать мне не пристало,

90 Что лишь ошибка виной — ссылки моей роковой.

Манам почет я воздал, теперь я к вам возвращаюсь,

К тем, кто жаждет узнать правду о жизни моей.

Вот уже старость прогнала мои цветущие годы

И, как всегда, сединой волос окрасила мой.

95 Десять раз уж с тех пор, как я родился, оливой

Всадник Писейский свой лоб на состязанье венчал.134

В это-то время меня на левый берег Евксина,

В Томи Цезарь сослал, тяжко обиженный мной.

Всем была хорошо известна причина изгнанья,

100 И не должен я сам здесь показанья давать.

Что мне сказать об измене друзей, о слугах неверных.

Многое я перенес горше, чем ссылка сама.

Дух мой все ж поборол несчастья, себя показал я

Непобедимым, нашел силы в душе я своей,

105 И позабыв свою жизнь, проведенную в неге досуга,

Меч жестокий схватил, чуждый привычкам моим.

Столько я бед перенес на земле и на море коварном,

Сколько и видимых нам есть, и невидимых звезд.135

После многих скитаний, гонимый бурями в море,

110 Прибыл я в землю, где гет вместе с сарматом царит.

Здесь я, хотя вкруг меня и звенит повсюду оружье,

Песней печальной стремлюсь участь мою облегчить.

Пусть здесь и нет никого, кому мог прочесть, что пишу я,

Все-таки день скоротать, время могу обмануть.

115 И за то, что живу, что противлюсь горьким страданьям

И не стала еще мне отвратительна жизнь,

Муза, тебе благодарен! Ведь ты даешь мне усладу.

Ты — покой от забот, ты — исцеленье от мук.

Вождь и спутник ты мне, уводишь меня ты от Истра,

120 На Геликоне даешь место почетное мне.