Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес

– Что ж, Джерри, старина. – В голосе Кермода снова промелькнула легкая грусть. – Мы еще встретимся. Но там, как я вижу, стоят другие парни, с которыми надо потрепаться. Долг вежливости, понимаете ли. Сегодня здесь собралось множество славных ребят.

И с громким рыком, достигавшим уже крещендо, Кермод двинулся в противоположный угол комнаты. Но на секунду задержался и снова повернулся к Уинтеру:

– Скиталец в ручье. Вот кто я такой!

Тимми разговаривал с Патришией. И считал (насколько же интеллект порой подавляет наши инстинкты!), что делает это главным образом ради Хьюго Топлэди. Присутствие Хьюго на какое-то время преисполнило Тимми стремлением совершать правильные и добрые поступки. Для Белинды Патришия была лучшей подругой, и в данный момент казалось естественным, чтобы она удостоилась внимания единственного брата лучшей подруги. Тимми предложил ей бокал хереса, а поскольку был все же младше Патришии, то и разговор старался вести на взрослые или, по его мнению, занимательные темы.

Патришия приняла херес не без настороженности. Она почти сразу поняла, что брат подруги окружил ее заботой, отчасти чтобы произвести впечатление на Топлэди, отчасти в силу унаследованной от отца традиции гостеприимства и лишь в последнюю очередь благодаря, вероятно, совсем уж мимолетному интересу, который вызывала у Тимми она сама. Он заметно ее побаивался. Но, мало того, у нее к тому же возникло ощущение, какое, должно быть, испытывают хорошо сохранившиеся пожилые леди, когда неожиданно удостаиваются вроде бы искреннего, хотя и недолгого интереса со стороны молодых людей, отказываясь верить, что это всего лишь дань элементарной вежливости. И поскольку именно так Патришия чувствовала себя в обществе Тимми, она лишь терпела его как невыносимо надоедливого щенка, как школяра, едва ли сильно повзрослевшего с тех времен, когда ему доставляло особое удовольствие баловаться начиненными чернилами бомбочками из бумаги. Только что пережитое этим вечером приключение еще оставалось слишком живо в ее памяти и не позволяло сосредоточиться ни на чем другом. Но одновременно ей безотчетно нравились некоторые черты его внешности: почему-то это были в первую очередь уши, шея и тыльные стороны ладоней. И столь странный, иррациональный каприз своей отлаженной системы чувственности даже немного пугал ее. Это несколько уравнивало их: Патришия тоже слегка побаивалась Тимми. А потому она свела вместе колени, носки и каблуки туфель, слушая Тимми, который говорил в основном сам, с напускной холодностью и спокойствием.

– А как там с девичьими забегами смеха ради? – совершенно без всякого ехидства поинтересовался он. – Все еще находишь на это время?

Патришия безмолвно переварила сие устаревшее и полное мужского шовинизма описание женской легкой атлетики, но ей померещилось, что ее вполне изящные ноги под платьем становятся волосатыми и чрезмерно мускулистыми.

– В аббатстве мы играем в большой теннис, – ответила она. – Это вообще замечательное место. Ты когда-нибудь бывал там?

– Ни разу. А Белинда очень редко нам хоть что-то рассказывает: Шун приобрел то, Шуну подарили это. Папе, между прочим, хотелось бы взглянуть на знаменитую коллекцию. Ты же знаешь, он сам собирает автографы Поупа, только у его собрания вид не слишком впечатляющий. Такое чувство, что старый классик писал в основном на обороте приходивших ему еженедельных счетов, и общий вид не поражает красотой и изяществом. Зато двойная польза в сжатом виде – литературоведы могут изучать одну сторону, а историки экономики и развития общества получать сведения с другой. И не надо тратить усилий, разыскивать по крупицам информацию, в какую прачечную гений сдавал свои подштанники, как в случае с Шелли. Это все сказано прямо на оборотной стороне стихов. Кстати, самая интересная коллекция в нашем доме – мое собрание бабочек. Пойдем, я тебе покажу.

Болтовня Тимми постепенно утрачивала широту охвата тем и становилась сбивчивой, перескакивая с предмета на предмет. Его как будто отвлекало что-то иное. Но он провел Патришию через комнату, и среди турбулентно двигавшихся гостей мистера Элиота они рассмотрели под стеклом бабочек. Тимми при этом давал лишь краткие и редкие пояснения. Пестрокрылые насекомые сейчас явно его не занимали. А у Патришии появился момент, чтобы вспомнить, как всего несколько минут назад ее посетило некое весьма приятное наблюдение, но она никак не могла восстановить его в памяти. Хотя стоило немного напрячься, и мысль вернулась: она отметила тогда, как часто в Тимми проглядывают черты и манеры отца. Затем, проведя быстрый анализ своего мнения о мистере Элиоте-старшем, она заключила, что в ее сознании он практически возглавляет список мужчин, обладающих наибольшим шармом и притягательностью. Она снова посмотрела на руки Тимми, лежавшие на краях огромной коробки с коллекцией, и поняла, что направление, которое приняли сейчас ее мысли, определенно вызывает тревогу. Она слушала, как Тимми вяло пытался развлекать хорошо сохранившуюся пожилую леди, и перспектива стала рисоваться ей в неясном, но мрачном свете. Ей лучше было бы разойтись по разным углам с этой маленькой обезьянкой, какой он представлялся не так давно, и не особенно сближаться.

– Тебе в самом деле хотелось бы побывать в аббатстве? – услышала она свой вопрос как бы со стороны. – Я слышала, у них намечается огромный прием, и, надеюсь, ты не упустишь случая, если тебя пригласят. Там интересно. Это как одна огромная и почти невероятная фантазия.

– Я устал от фантазий, – Тимми недовольно повернулся к ней, но тут же снова испугался, когда их взгляды встретились. – О, прости, Патришия. Это получилось грубо. Мне действительно хочется увидеть аббатство. Просто я на миг задумался, что живу в мире хронических фантазий в собственном доме. Ты уже знаешь, скоро ли будет прием?

Они снова посмотрели друг на друга, причем обмен взглядами и многозначительное молчание длились дольше, чем диктовала ситуация.

– Что ты имеешь в виду, говоря о хронических фантазиях дома? – спросила после продолжительной паузы Патришия.

– Разумеется, затянувшуюся серию идиотских шуток, а сопровождающие их слухи и разговоры только усугубляют ситуацию. Этот жуткий Паук стал нежелательным гостем, и уже давно пора выгнать его под зад коленом. Иногда у меня возникает ощущение, что именно мне и предстоит навсегда выставить его за порог.

– С чего бы тебе думать об этом?

– Потому что он попал сюда по моей вине. Можно сказать, по моему личному приглашению. Ведь Паук стал подарком к моему первому дню рождения. Папа посчитал тогда, что завести сына – непозволительно дорогая роскошь, если ничего не предпринять.

Теперь Патришия окинула Тимми критическим взором.

– А разве он был неправ? Думаю, твое нынешнее содержание обходится недешево.

– Разумеется. Но семья сейчас обеспечена на много лет вперед, и вся кутерьма продолжается только потому, что в нее вовлечено столько других людей. Положение становится нестерпимым. Уверен, для папы, как и для всех нас, было бы лучше, если бы Паука убили. Надеюсь, все эти шутки к такому итогу и приведут. Возможно, здесь и кроется конечная цель розыгрышей.

Патришия отставила в сторону бокал. Тимми представился ей вдруг человеком достаточно целеустремленным. В чертах характера его отца до сих пор присутствовало то, что лет тридцать назад тоже было целеустремленностью. Это у них наследственное.

– Убить Паука? – переспросила она. – Но, надеюсь, не устранить его создателя. Однажды в глухую полночь.

Тимми, казалось, на мгновение поразили ее слова, но потом он улыбнулся, вновь обретя невыносимую самоуверенность в суждениях.

– Признаюсь, мне довелось пережить пару не слишком приятных моментов, наблюдая за ним. Но отец обладает поразительной способностью не унывать и радоваться жизни при любых обстоятельствах. Впрочем, знаешь, – он потянулся, сделав руками движение гребца на веслах, – порой я не уверен, не сам ли являюсь зловредным шутником.

– Мне не кажутся остроумными подобные заявления.

– Или им вполне может оказаться Белинда.

– Час от часу не легче!

– А ты хоть догадываешься, что Белинда – человек абсолютно безжалостный?

– Да, догадываюсь.

– Интересно, – Тимми продолжил тему в направлении, казавшемся ему логичным, – а ты тоже такая? Ужасно, когда в лице сестры узнаешь всех женщин сразу. Вы все-таки должны быть разными. Хотя бы теоретически.

– Тимми! – Сама не понимая почему, Патришия начала злиться. – Ты не можешь быть шутником. Вспомни, как все началось. С телефонного звонка, на который ответил твой отец, а ты сидел в соседней комнате.

– Именно тот звонок, – мрачно произнес Тимми, – и подсказал мне идею. Хочешь еще бокал хереса?

Она покачала головой. Сердитая, но и немного испуганная.

– Тот звонок был случайностью, которые происходят время от времени. Но он-то и подсказал мне – или, возможно, Белинде (мы все еще не исключаем этого) – дальнейшее направление действий. Как думаешь, нам следует довести все до конца?