Хемлок, или яды - Габриэль Витткоп

Через десять минут после прихода слуги лейтенант вернулся вместе с капитаном Данном и, сделав вид, будто не знает о смерти Эдварда, заявил, что просто зашел его «проведать».

Замерев у стены, Букш смотрел и слушал. Съежившись в постели под противомоскитной сеткой, бледная Кэтлин тоже смотрела и слушала.

Капитан Данн из Медицинской службы Королевской армии рвал и метал. Он ужинал в клубе, когда вошел Кларк и уговорил сходить к больному другу. Как будто нет других врачей, и как будто сам он не врач!.. Данн подошел к кровати, где лежал мужчина, которого он никогда прежде не встречал. Тело еще даже не остыло.

Кларк не стал объяснять, от какой болезни умер Фулхэм, и лишь попросил капитана подписать свидетельство о смерти, которое сам же только что и составил.

«Удостоверяю, что мистер Э.Ф. Фулхэм, три месяца тому разбитый общим параличом, перенес рецидив и скончался от остановки сердца в 9:20 утра, го октября 1911 года.

Г.У.Л. Кларк Г.Г. Данн, МСКА».

Все оказалось легко и просто, но Августа в соседней комнате обгрызла ногти до крови.

Кэтлин дрожала. Она позвала мать и, не дождавшись отклика, пошла ее искать. В туалетной комнате горела лампа, отбрасывая яркие отблески на Августу и Генри: они были в белом - цвет невинности и мышьяка. Неподвижные, словно манекены, они стояли друг против друга, с подсвеченными снизу лицами.

— Вернись в постель, Кэтлин.

— Мне страшно, мама...

Кларк грубо схватил ее за плечо:

— Мы сейчас пойдем туда, где по-настоящему страшно...

Она поняла, что он говорит о смерти, и с вызывающим видом вскинула подбородок:

— Я пойду с вами. Я не боюсь...

Она действительно пошла вслед за ними в комнату, где по обе стороны от кровати Эдварда стояли две свободные. Кларк улегся на одну прямо в одежде, Августа с дочкой наспех разделись и нырнули в другую постель. Простыни отсырели. Кэтлин видела профиль отца, закрытые глаза, широко распахнутый рот, запавший скошенный подбородок - черепашья морда. Глядя на него, она и уснула.

На следующий вечер Эдварда Фулхэма похоронили на Лагерном кладбище. Ни летом, ни зимой с этим здесь не мешкали, ведь в Индии все наступает внезапно - и сумерки, и смерть.

Она выбрала надгробие из розового песчаника с неоготическим фронтоном - дороговатое, но мраморщик его очень нахваливал. «Я еще никогда не была такой счастливой, - писала она Генри, - никогда не знала подобного счастья...»

Оставалось лишь терпеливо дождаться смерти Джойс Кларк. Разве Генри не обещал «расчистить путь»? Он каждый вечер приходил к Августе, проявлял нежность и ревность, не в силах вынести даже присутствия Кэтлин. Говорил, что не хочет делить Августу ни с кем, и ей это льстило, несмотря на слухи о его давней связи с некой мисс Виде.

Ждать - значит, не шевелиться, спрятавшись в закутке веранды, чтобы тем самым заслужить подарок судьбы. Едва Кэтлин уходила в школу мисс Роксаны и мисс Вивьен Нэш, Августа устраивалась на плетеном диванчике и начинала прислушиваться к нервной дрожи, от которой с недавних пор замирало сердце, или устало наблюдала, как слуги расстилали на солнце рис и муку, прогоняя личинок. Она больше не читала, а лишь наугад пролистывала хорошо знакомые книги:

«Тело положили в костер, и когда оно сгорело, а прах развеялся, народ стал собирать обугленные кости. Те, что не смогли подобраться к эшафоту, видели над головой преступницы ореол и впоследствии называли ее святой. Аббат Пиро твердил об этом каждому встречному...»

Августе казалось, что слуги и особенно Букш как-то странно смотрят, будто им не терпится задать какой-то вопрос. Но никто ничего не спрашивал - все прошло на удивление гладко. Оставалось только ждать. Нужно доверять Генри, пусть даже в металлическом ящике с письмами Августы хранились и письма других женщин. Ведь именно ей отвез он этот сундук, перстень с печаткой и часы.

Августа Фулхэм отличалась поразительным простодушием. Она ни на секунду не усомнилась, что хранение ящика - лишь временная мера предосторожности. Как только Джойс будет ликвидирована, а все возможные подозрения окончательно отведены, Генри обязательно заберет письма обратно. Он объяснил, что к нему уже проникал грабитель, и потому хотелось быть уверенным, что переписка спрятана в надежном месте.

Ждать... Августа с радостью уехала бы из бунгало, где по ночам скрипели половицы. Изредка, с лампой в руке или сгрудив ладонь над пламенем свечи, она останавливалась перед зеркалами, в которых по вечерам часто отражались незнакомые взгляды - лазоревые, темно-винные, желтые глаза... Затем мало-помалу обрисовывалось ее собственное лицо - как всегда, круглое и компактное: узкий веснушчатый лоб в тисках золотисто-каштановой шевелюры, толстоватый нос и большеватый рот. Внезапно Августа вздрагивала от неотвратимого звона вестминстерских колоколов, предваряемого старческим скрежетом. В декабре после захода солнца тотчас наступал ледяной холод. После захода солнца уже не сыскать боев, которые разбегались от темноты, шагов, скрипов, шорохов. Зеленоватые зеркала ловили Августу, а затем резко отпускали, бросая на милость деревянных панелей. Слава Богу, скоро пробьют часы, и из школы приведут Кэтлин.

— Ты думаешь, дорогая Роксана, она понимает всю серьезность своих заявлений?

— Убеждена, ведь она очень умная девочка.

— Боже мой!.. Что же делать?..

— Абсолютно ничего, если хочешь знать мое мнение... Незачем поднимать шум, раз ничего нельзя изменить. Не говоря уж о том, что пострадает репутация школы.

Мисс Вивьен Нэш кивнула: с давних пор она беспрекословно подчинялась сестре. Мисс Вивьен протянула руку к чайнику, чтобы наполнить чашки из голубого фарфора.

Миссис Джойс Кларк протянула руку к чайнику, чтобы наполнить чашки из голубого фарфора.

— Очень вам благодарна за предостережение, мисс Виле. Право, я уже и сама догадывалась о подобной выходке, ведь мистер Кларк - отпетый негодяй. Избавиться от меня - как вам это нравится?.. Да уж, надо быть начеку.

Мисс Виле нервно поправила завитки желтой пакли, выбившейся из-под тока с торчащей эгреткой.

— Возможно, вам также известно, что они с братом собираются продать дом, доставшийся по наследству от отца-индийца, и хотят выручить за него не менее шести тысяч рупий...

— Да что вы говорите?.. Не может быть!.. Нет, не известно... И что же мистер Кларк намерен делать со всеми этими деньгами?

Мисс Виле пожала плечами. Их роман с Кларком как раз подошел к концу, и она горевала после разрыва.

— Не думаю, что вы или ваши дети увидят из них хотя бы рупию, миссис Кларк. Право же, это очень маловероятно.

— Значит, все достанется потаскухе Фулхэм! Он уже уволок к ней драгоценности и полный ящик писем... Нет, он не знает, что я об этом знаю... Как же мне опротивел этот брак! Неясно только, удерут ли они вдвоем или, возможно, она рассчитывает остаться в Агре?.. Хотя, наверное, я сама уеду вместе с детьми, ведь моя жизнь в опасности... В любом случае спасибо, что предупредили... Нет-нет-нет, не за что - право же, это я должна вас благодарить...

Обе одновременно встали, при этом у мисс Виле обнажились идеальные тонкие ноги и прелестные маленькие стопы в лодочках из малинового крепа, с украшенной фальшивыми аметистами округлой пряжкой и замысловатым бантом в виде крыльев голубки.

Лейтенант Кларк трепался налево и направо о том, что хочет убрать с дороги Джойс, и этот секрет полишинеля открыто обсуждался в клубах: «Его безумное бахвальство... Помните, когда я завел речь о терапевтических свойствах мышьяка, он сказал, что все зависит от дозы... Его жена приучена к ядам, ведь она съела их такое количество, которое убило бы десятерых мужчин... В мае... Мол, в печенках уже сидит... После отставки Бальфура...[240] Явился ко мне и так прямо и сказал: сидит в печенках... Как раз на праздник ее величества в Дели... Дескать, в печенках уже сидит, и при первой же удобной возможности... Много раз пробовал, но безуспешно... Перед отъездом в Индор я написал миссис Кларк и попросил о встрече - хотел предупредить, но в последний момент струсил, да у меня ведь и не было доказательств... Пойдет бить окна, как суфражистки... Если вы внимательно меня слушали, он никогда и не утверждал, что намерен жениться на миссис Фулхэм, а говорил только, что влюблен в нее... По уши... Но китайское мороженое-фри... Сейчас ведь строятся Ворота Индии... Инннндхия...»

Абдул Латиф радовался тому, что спереди еще осталось два зуба - синий и каштановый. Ему бы ни за что не прокормить девятерых детей и кривую жену, не работай он хитмагаром[241] и не приноси домой объедки из больничной столовой. Там-то лейтенант Кларк его и завербовал - прислуживать на кухне и подавать на стол за шесть рупий в месяц, которые миссис Кларк платила из своего кармана. Желая, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, а также зная о сомнительной репутации лейтенанта, Абдул Латиф не стал увольняться из госпиталя, где заручился поддержкой безвестного заместителя.