Детский дом и его обитатели - Лариса Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какая чушь! – начала, было, Людмила Семёновна новую речь, но тут встал Серёжа, и все посмотрели на него.
– Я никого не собираюсь топить. Только ты, Мамочка, тоже своей головой думай в следующий раз, а не брюхом.
– Чем, чем я думаю, по-твоему? – слабо отбрехивался Бельчиков.
– Думаю, что думаешь пятой точкой, раз не брюхом и если вообще думаешь.
Тут Бельчиков взвился до потолка:
– А сам чистеньким хочешь остаться? Только проболтайся! Огурец решительно шмыгнул носом, но ничего не сказал.
– Хорошо, друзья, вопрос с Бельчиковым рассмотрим отдельно, на совете.
– А когда? – живо поинтересовался страдалец.
– После ужина. А сейчас все быстро в столовую.
Выпроваживаю ребят – несутся шумно и радостно – как после братания. В столовой сдвинули столы, наверное, чтоб чувство локтя (чужого – в своей тарелке) ни на миг не покидало… Я взяла стакан чая и поднялась в отрядную. Времени до совета немного, надо всё обдумать наедине. Вроде всё хорошо, но что-то важное, похоже, от меня скрывают.
Что?
И вот Игорь, оказывается, снова в психушке, а вовсе не в травматологии. А у меня за все эти дни не нашлось времени съездить к нему в больницу – Людмила Семёновна всё обещала: «завтра Игоря привезу»…
В отрядную, вслед за мной, вошла также и Тамара Трофимовна. Когда мы уходили в столовую, она о чём-то разговаривала с Людмилой Семёновной, сидя на диване, рядом с нашей отрядной. Посмотрела на меня устало, жалостливо и, мне показалось, снисходительно, потом сказала так, как говорят обычно очень упрямым, глупым детям:
– И что дальше?
Я неопределенно пожала плечами.
– По ситуации будем действовать.
– Думаете, победили сегодня, и всё сразу станет хорошо?
– Нет, конечно, я не настолько наивна.
– Я давно хотела вам сказать… – начала она совсем другим тоном. – Эта ваша благотворительность…
Я прервала её.
– Так, поясняю. Я здесь работаю, а не благодетельствую.
– Да, извиняюсь. Эта работа и есть благотворительность, которую вы практикуете на деле…
– Ещё раз. Я пашу здесь, если хотите.
Я это сказала резко и с вызовом.
– Вот именно, пашете. Именно это слово.
– И что в этом плохого, в таком случае?
– Всё.
– Как это?
Я просто потеряла дар речи от такого заявления.
– Это не пристало, поймите же вы, наконец, – пахать одарённому интеллигентному человеку, понимаете?
– Да отчего же? – засмеялась я нервическим смехом.
– Да потому что это предательство вашей миссии.
– ?!
– Вы интеллигентный, к тому же талантливый человек, и ваша задача – влиять на жизнь прямо, с целью исправления ситуации, если вы видите все её изъяны. А пахать… это может каждый… Пахать вам, к тому же, здоровье не позволит. Сил у вас настоящих для этого нет. Соха вас и придавит. Кончайте с этим бесперспективным толстовством и возвращайтесь на своё место.
– Ах, вот вы о чём. Могу, в таком случае, пояснить. Я не толстовствую на этой пахоте, и не в самой пахоте вижу смысл жизни. Мне важно показать этим детям, что только в условиях дружного, большого, свободного от всех видов тирании коллектива они смогут выстоять в этой жизни. Не каждый сам за себя, а их этому ведь учат…
– … или в жёстко организованной команде, – на этот раз она перебила меня. – Если сам, конечно, не тянешь. Да, есть такое дело. А вы, как всегда, против?
– Не вижу смысла. Это та же самая кабала, только на ином уровне.
– И, всё-таки, вы всё ещё верите в светлое завтра, – сказала она с большим сожалением. – Мир ускоренно катится в тартарары, а я бываю за границей, и вижу, куда всё идёт – не только у нас всё плохо. Так как, по-вашему, должно?
.. И опять я не могла понять, что у неё на уме. Хочет ли она мне помочь или же просто любопытствует, как праздно любопытствует человек, уже пресытившийся всеми доступными радостями жизни и теперь ищущий неких экзотических, на его взгляд, проявлений в чём-то простом, обыденном, лежащем в самых нижних пластах жизни.
И тогда я сказала:
– Как должно быть – знает умный, как есть на самом деле – знает опытный. А вот как всё изменить к лучшему – знает только гений.
– А вы себя к последней категории не относите, разумеется?
Я не могла ответить отрицательно, и потому сказала скромно:
– Вы угадали – увы.
– Да? – подняла бровь она (также делает наша директриса).
– Угадали вы…
– Угадали львы.
Она горько усмехнулась, однако, о чём-то невесёлом, вероятно, про себя думая.
– Всё же тонко подмечено: как есть на самом деле – знает опытный, – повторила она мои слова. – Это так, да… Молодому человеку иногда кажется, что он насквозь всё видит. Но проходят годы, и он начинает убеждаться, что на глазах его была пелена… Однако вам прозреть всё-таки не удалось, а ведь пора уже! Давно пора! А скажите, кому принадлежит эта мысль?
– Дидро, если я ничего не путаю.
– Я так и подумала, ага… На наших не похоже. Но вот что я вам скажу, как человек опытный. Вы, оказывается, не такая уж и наивная. Но, похоже, очень непредусмотрительная. Что будет завтра, никто не может знать, даже господь бог.
– ?!
– По крайней мере, в нашей стране. Я, как вы догадались уже, не самое последнее лицо в нашем городе.
– Догадалась. И даже за его пределами.
– Ну вот, так я вам скажу, такого количества самых всевозможных слухов по поводу нашего будущего даже трудно себе вообразить.
– Неужели коммунизма не будет? – преувеличенно ужаснулась я.
– Вы же были в горах – что вы там видели? Ни за горами, ни перед ними – его нет, не было и никогда не будет.
– Но это отдельный разговор. Коммунизм обещали построить к восьмидесятому году, и никто эту программу пока не отменил.
– Да, но это не самая странная весть. Как говорится, мечты проходят, исчезают, как тень на утренней заре…
– А что, есть более ужасные вещи?
Она посмотрела на меня ещё более серьёзно.
– Вы не пугливая?
– Как видите.
– Тогда я вам вот что скажу. Возможно, через лет двадцать и Москвы уже не будет.
– Что?!
– Ага! Испугались?
– Да нет, смешно просто.
– На самом деле, не очень. Есть мнение, что Москва несёт в себе столько символов славного прошлого, что без их полного уничтожения вперёд, по пути мирового прогресса продвинуться не удастся.
Я засмеялась.
– Куда – вперёд? Вы же сказали, что коммунизма не будет.
Её голос неожиданно приобрёл металлические нотки.
– Не будет, как видите. Но есть и другие формации. И это тоже, в определённом смысле, – вперёд. Дорогу хозяину, так это теперь формулируется. Страх и трепет, еженедельные расстрелы с показом на всю страну по телевизору – вот единственный путь в этой стране.
Ничего себе шуточки!
– Понятно, – сказала я, будучи полностью вне формата. – Хотя и не очень. То есть вы вот так просто свели вековые блуждания человечества по бездорожью истории, с междоусобицами, кровью, разгулом низменной стихии, неспособностью людей видеть и понимать своё время – всё это вы свели к одному простому тезису: дорогу хозяину, и в руки ему – кнут?? Извините, «калаш».
Она не стала кокетничать и сказала просто:
– Примерно так.
– Тогда уже прямо сказали бы – дорогу злу!
– Зачем же так карикатурить ситуацию? – сказала она иронично.
Я безнадёжно и совершенно бесперспективно заводилась.
– Нет, я весь этот год много думала об этом… о том, что нас ждет впереди. Я понимаю, зло о себе прямо никогда не заявит. Оно будет маскироваться человеколюбием, заботой о счастливом устройстве человечества, всю свою отвратительную сущность оно будет маскировать заботой о всеобщем благоденствии, истощающихся ресурсах… И так всё будет запутано, что даже не сразу разглядишь разницу, отделяющую добро и зло… Лицемерие, сознательная ложь во всём, и вместо благоденствия и свободы люди получают новое рабство и несчастье. А ведь люди всё ещё верят в разум как это… ум, честь и совесть верховной власти, и будут ещё долго ждать от неё милости…
– И что? – устало спросила она.
– Это жестокий обман. Это подло, – сказала я с вызовом.
– А чего бояться?
– Как это – чего? Это же очевидно.
– Конкретнее.
– Торжества истины.
– А вы действительно верите в это торжество?
– Верю. Истина обязательно восторжествует, – сказала я весьма пафосно.
Хозяйка вздохнула.
– Только вопрос – когда. А я вот не верю. Да, совсем не верю. Я не боюсь второго пришествия, я вообще не считаю, что оно должно быть Это идиллия для слабоумных, и, если честно, не очень верю и в кнут. Мне не нужен инквизитор, и я не уверена, что он так уж нужен человечеству, но это по секрету, между нами. Вам это интересно?
– Разумеется.
Философствующая о высоком, Хозяйка меня очень занимала. Я впервые встретилась в жизни с таким удивительным типом.
Её информированность потрясала, её откровенность была на грани.
– Не нужно вечно обманывать людей, ведя их на верную гибель, не надо убеждать их в пользе жертвы во имя эфемерного бессмертия. И я не уверена, что сам Христос верил в бога всей душой, не уверена, что он сам себя считал богом и что верил во всесилие бога. Что же вы хотите от меня, грешной? Вся история учит, что правды на земле нет, она есть только у того, кто силен. И больше ни у кого. Сила есть бог. И вот в это я верю. Не может быть голодный свободным. А сильный голодным не бывает.