Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959 - Григорий Порфирьевич Чеботарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страшная инфляция, свидетелем которой я был в Берлине первые два года учебы, нанесла в Германии смертельный удар по всем либеральным и демократическим тенденциям. Из-за неразумно суровых экономических условий Версальского договора стоимость немецкой марки падала в геометрической прогрессии, и перед 1923 г., когда марка стабилизировалась, на один американский доллар можно было выменять буквально миллионы не имеющих никакой ценности бумажных марок. Чтобы не голодать, немцы среднего класса вынуждены были продавать за бесценок свое имущество, включая и дома. Я знаю случаи, когда пяти- и шестиэтажные кирпичные городские дома продавали за сумму, соответствовавшую пятидесяти или шестидесяти долларам, – практически вся частная недвижимость Берлина в то время сменила хозяев. Приобретали имущество в основном иностранцы, среди которых было много польских и русских евреев; после этого разорившиеся немцы гораздо легче приняли приход нацизма с его страшным антисемитизмом. Я в то время снимал комнату в квартире, принадлежавшей еврейской семье среднего класса, и видел, что будущее их очень тревожит – экономическая катастрофа и инфляция вызвали в обществе сильное напряжение.
Я сохранил несколько писем от профессора Томаса Уиттмора[96], директора Американского комитета содействия образованию русской молодежи в изгнании. Взгляды, которые он в них высказывает, интересны своим практическим идеализмом.
На Рождество 1926 г. он разослал всем бывшим и настоящим студентам, получавшим от его комитета финансовую поддержку, следующее циркулярное письмо, размноженное на мимеографе:
«Мой дорогой мистер Чеботарев.
Веселого Рождества и счастливого Нового года!
Я только что вернулся из Америки и привез вам дружеское приветствие друзей. Они по-прежнему с интересом следят за вашими успехами в учебе.
Мне поручено поздравить тех, кто с такими удивительными успехами уже получили дипломы или сертификаты и занялись немедленной, хотя и временной, практикой по своим профессиям в тех странах, где учились.
Ваши друзья рады, что опасность денационализации, которая стоит перед молодыми русскими в Америке, вам не угрожает. Тем не менее в Америке мы иногда сталкиваемся с Дмитрием Глумовым из пьесы Островского – «На всякого мудреца довольно простоты»[97].
Учиться в Америке – значит учиться для Америки.
Вы русские. Ваше семя принесет плоды, только если его вновь поместить в созидательную среду, в которой вы родились и которой пропитаны.
Единственное приемлемое предложение, с которым вы можете войти в жизнь, – это предложить полученное вами образование России.
Занимайтесь своим делом и держитесь подальше от политики во всех ее оттенках и проявлениях.
Рыбы не восхищаются водой: они слишком заняты тем, что плавают в ней.
Будьте верны России. Не позволяйте вашему разуму обособляться, иначе ваше сердце вскоре последует за ним.
Не прекращайте настойчивых попыток вернуться.
Новый мир зовет вас.
Надеюсь, вы недолго останетесь зрителями.
Отбросьте страхи старшего поколения; из этой жертвы вы обязательно извлечете больше радости, чем испытаете боли, принимая это нелегкое решение.
Как сосуды, приготовленные для священной литургии, становятся нечистыми, если использовать их в других целях, так и вы не сможете найти применение вне России, не осквернив себя.
Навсегда преданный вам
[подпись] мистер Томас Уиттмор, директор».
Всего семь лет назад я принимал участие в открытой вооруженной борьбе с большевиками, так что идея возвращения в Россию, где правили эти самые большевики, показалась мне и всем моим друзьям совершенной нелепицей. Я написал мистеру Уиттмору письмо в этом духе. Основная часть его ответа от 11 апреля 1927 г. состояла в следующем: «…Мне понравился дух вашего письма. Мы оба ничего не знаем о России. Только Россия может рассказать нам о себе. В этом я уверен».
В то время я мог только ощетиниться от предположения, что я – я! – тоже ничего не знаю о России, но позже великолепные достижения большинства народов России в деле обороны страны во время Второй мировой войны заставили меня изменить свое мнение. Я часто вспоминал слова Уиттмора «Только Россия может рассказать нам о себе» и вынужденно признавал, что, по крайней мере в этом отношении, он действительно оказался очень мудрым человеком.
Семь лет, проведенных мною в Египте на правительственной службе, многому научили меня. В частности, я понял очень важную разницу в отношении англичан и русских к представителям восточных рас. На Западе эту разницу обычно не принимают во внимание.
В Каире я жил в пансионе, который принадлежал русской супружеской паре. Вместе со мной в пансионе жило много англичан, и я приобрел среди них немало настоящих друзей. Тем не менее я был поражен тем, как жестко все они, как сообщество, воздерживались от любых продолжительных социальных контактов с местными арабами и как много всевозможных табу это на них накладывало. Например, мне известно два случая, когда девушка-англичанка вышла замуж за араба и вследствие этого подверглась остракизму со стороны большинства бывших соотечественников. Ничего подобного не было – причем на любом общественном уровне – между русскими и, например, представителями многочисленных азиатских меньшинств в многонациональной Российской империи; я не заметил никаких признаков чего-то подобного и в нынешнем Советском Союзе. Этот факт очень критически важен, но те, кто говорит о британском колониализме как о модели развития отношений между национальностями в России и Советском Союзе, обычно оставляют его в стороне. Возможно, меньшую расовую толерантность британцев можно объяснить большей разницей между белой и черной расами, в сравнении с разницей между белой и желтой расами. Но это не может быть единственной причиной.
Во время пребывания в Каире мне часто приходилось видеть и слышать вещи, красноречиво свидетельствующие о сильных симпатиях к России и русским среди представителей различных ближневосточных национальностей.
Например, однажды меня как инженера по фундаментам пригласили осмотреть местный греческий (православный) собор, в стенах которого появились трещины. Я обошел весь собор от подвала до просторного чердака и обнаружил там аккуратно сложенные громадные портреты русских царей Николая I, Александра II, Александра III, Николая II и их цариц. Во время правления Николая I Российская империя вынудила Турцию предоставить
