От кочевья к оседлости - Лодонгийн Тудэв

притихшие, строгие. Красота родной земли всколыхнула в их душах самые сокровенные чувства.

Спустя несколько дней на центральной усадьбе общее собрание обсуждало просьбу Лувсанпэрэнлэя о переводе его в другую бригаду, подальше от вредного Дамбия, который сует свой нос даже в чужой котел, чтобы узнать, от какой овцы варится там голова. Неожиданно для всех, первой слова попросила старая Лундэг. Лувсанпэрэнлэй метнул в ее сторону гневный взгляд, будто готов был испепелить старуху на месте, но той и горя мало — я, мол, свой век отжила и меня не так-то просто на испуг взять.

— Нечего хаять Дамбия! — отчеканила она. — Он не из корысти об общем деле печется. Будь я помоложе, непременно попросилась бы к нему в бригаду. Когда у наших аратов были собственные клочки земли на берегах Намалзах-Гол, то самыми рачительными хлеборобами по праву считались Дамбий да старый Пил. После них на поле ни зернышка не оставалось. А на полях Лувсанпэрэнлэя, Цамбы можно бы изрядно поживиться. О Загде и говорить нечего. Отродясь был самый нерадивый.

— И я бы пошел к Дамбию работать, кабы не годы мои, — вздохнул старый Пил. — У нас, к сожалению, многие ведут себя не по-хозяйски, не берегут общественное добро. Вон Ванчиг получил недавно соль для животных, и что же? Не уберег ее от дождя, она и сплыла. Предлагаю просьбу Лувсанпэрэнлэя о переводе в другую бригаду пока оставить без ответа. А нашего Дамбия избрать членом ревизионной комиссии. Это дело как раз по нем.

Это разумное предложение приняли единогласно. А Лувсанпэрэнлэй крепко задумался — выходит, люди все видят, их не проведешь.

Через несколько дней на центральной усадьбе провожали на учебу в аймачный центр и в столицу большую группу парней и девчат. Они должны были стать парикмахерами, шоферами, официантками. Магнай решил, что для Цэвэл подойдет профессия официантки: она хорошенькая, с людьми обходительна. Дашням возразил: больно уж она застенчива, но Магнай настоял. Ему казалось, что именно в городе Цэвэл быстрей избавится от этого недостатка. Цэвэл вроде бы не возражала, хотя ей не очень-то хотелось покидать родные края, даже ненадолго. Но раз так решил Магнай, пусть так и будет. Молодежь уже стала забираться в кузов грузовика, когда на усадьбу сломя голову примчался Дамбий. Он сразу же бросился к Дооху.

— Работа официантки не подходит моей дочери! Ни за что не отпущу! — решительно заявил он.

— Что же ей подходит?

— Я всегда хотел, чтобы она стала животноводом. Отпустите ее ко мне в бригаду. У Цэвэл и опыт есть, и сноровка. Не зря мы ее с малолетства к этому делу приучали. А чего не знает — тому я ее сам научу. Она — девочка способная.

— Согласен, — ответил Дооху и отыскал глазами Цэвэл. — Останешься с отцом работать? — спросил он ее и, увидев, как сразу осветилось радостью ее лицо, заключил: — Вот и замечательно. А вместо тебя Магнай подберет кого-нибудь другого, да хоть Цолмон, к примеру.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ДИСКУССИЯ

Перед объединением со всей остротой встал вопрос о переходе на оседлый образ жизни. Вопрос этот для исконных кочевников отнюдь не так прост, как можно было бы предположить. Одним росчерком пера его не решить. Последнее слово все равно останется за рядовыми членами объединения. Дооху и Сурэн постановили созвать общее собрание на центральной усадьбе. Народу явилось так много, что собрание пришлось провести под открытым небом. Кто сидел на скамейках или табуретках, кто прямо на земле, кто, как был, так и остался в седле: сверху-то видно лучше. Вопрос обсуждался уже давно, поэтому Дооху отказался от вступительной речи, сказал лишь несколько слов, призвав всех аратов высказаться с полной откровенностью.

— Прежде чем вынести окончательное решение, товарищи, надо хорошенько взвесить все «за» и «против». Недаром говорится: сперва подбери хорошее пастбище, потом уже перекочевывай, сперва отыщи удобное место для становья, потом уже ставь юрту.

— Можно мне? — выкрикнул со своего места Цамба. Получив разрешение, он твердым шагом прошествовал к наспех сооруженной трибуне.

— Переход к оседлости — дело серьезное, — начал он. — Решение этой проблемы зависит прежде всего от того, удачно ли выбрано место для застройки, достаточно ли поблизости хороших пастбищ и водоемов. Поскольку соединить все необходимые условия почти невозможно, с переходом к оседлости следует повременить.

Цамба тщательно, до мельчайших подробностей, продумал свое выступление; говорил уверенно, убежденно. Араты слушали внимательно, заметно было, что его слова находят у них отклик. Особенно сильное впечатление произвела заключительная часть его выступления:

— Так ли уж много хашанов мы построили после революции? А ведь прошло уже столько лет! Серьезно ли думать, что мы в короткое время сможем обеспечить весь скот помещениями?

Ванчиг вылез на трибуну, даже не попросив слова. Руки и ноги у него дрожали, верхняя губа выпятилась — так он был возмущен выступлением Цамбы. Если слушать таких отсталых людей, как Цамба-гуай, никогда не добиться никаких перемен к лучшему. Цамба, видимо, сам плохо понимает, о чем говорит.

— Цамба-гуай, — продолжал Ванчиг, — не отрицает, что нам необходимо сено, но считает, что у нас все равно его не будет. Тут он явно неправ. Да, раньше араты бросали сено там же, где косили — сказывалась непривычка к сенокосу. Но теперь сено свозят в зимние хранилища. В ближайшие три года, как говорит председатель, мы сможем довести его запас до двух тысяч тонн. С таким запасом можно пережить любую непогоду. Цамба-гуай выражает опасение, что у нас будут трудности с водой. Но ведь не такое уж это трудное дело — выкопать колодцы. Вопрос с хашанами решается не так, как во времена единоличных хозяйств. Много ли мог сделать арат в одиночку? К тому же построенные хашаны использовались иногда всего один раз.

Ванчига тоже слушали внимательно, особенно когда он заговорил о постройке хашанов. Достаточно было взглянуть на его собственный сарай, чтобы понять, что он в этом деле кое-что смыслит. Лувсанпэрэнлэй не вытерпел, крикнул с места:

— Ишь ты как разливаешься! А про загубленный молодняк забыл?

Оратор на миг смутился, однако в спор с Лувсанпэрэнлэем вступать не стал. Выступление свое он закончил призывом немедленно начать переход к оседлости.

Степенный Лувсанпэрэнлэй, нарядившийся по такому торжественному случаю в новый темно-вишневый дэл, медленно поплыл к трибуне. От него ожидали обстоятельной речи, но Лувсанпэрэнлэй ограничился несколькими словами. Он — за кочевой образ жизни. Человек должен быть свободен, куда захочет, туда и направит путь. Араты не горожане, им не пристало жить на привязи.

Затем слово взял старый Чултэм. Он сказал, что, насколько он