Кровь и пот - Абдижамил Нурпеисов

— Заткнись, зараза!

— А вашу девку вы проморгали! Бабы твои только и знают, что обжираться. Вон, гляди, ряшки жиром заплыли, сидят — зады отращивают, а сестрица твоя — хвост дудой и ушла с беглецом этим, с каторжником…

— Что ты сказала, балда?

— Сам ты балда! Посмешище! Пес ленивый! Что и было стоящего у тебя в доме, так Айганша. И ту под носом у вас всех увел Еламан!

Тулеу вдруг побежал к печке, схватил кочергу. Жилы на висках у него вздулись. Калау, будто дремавший до сих пор в углу, пошарил возле стенки, нашел здоровую плеть и вскочил. Пинком растворив дверь, Тулеу выскочил на улицу. Мрачный Калау развинченной походкой вышел следом.

— Тулеу, постой! — закричал кто-то со стороны.

Братья остановились, оглянулись. К их дому подходила спешно кучка людей во главе с Иваном Курносым и Досом.

— Обожди, Тулеу, дело!

— Отстань!

— Да постойте вы!..

Братья, не оборачиваясь больше, зашагали к аулу Мунке.

— Назад! — раздался голос Танирбергена.

Братья остановились. Швырнув кочергу в пыль, Тулеу повернул к дому. Разочарованно вздохнув, поплелся назад Калау. Через минуту все сидели перед Танирбергеном.

— Мурза, аул Мунке поднимает скандал, — докладывал Иван Курносый. — На глазах у всех поставили свои сети в заливе Кандыузек. Попробуйте, мол, прогоните, а?

Иван даже засопел от обиды.

Бледный Танирберген глазом не моргнул. Не до рыбаков ему было теперь. Он опомниться не мог от поступка Айганши. Крепко потерев лоб, он наконец сообразил, о чем говорит ему Иван, и повернулся к Досу.

— Что скажешь? — тихо спросил он.

Дос сперва смотрел в землю. Потом выпрямился, но глаза все равно прятал.

— Где Еламан, там всегда заварушка… — буркнул он.

— Тогда решай, — сказал Танирберген и погладил усы, пряча злую усмешку. — Море твое, и рыба твоя…

— Решать нечего. Отобрать сети, и все.

Танирберген помолчал, изучающе осматривая всех.

— Дос-ага прав, — сказал он. — Раз они решили вас грабить, вы не давайтесь! Соберите побольше народу. Пощады Мунке не давать!

Дос и Иван Курносый встали.

— Так мы пойдем… — коротко сказал Дос.

Танирберген кивнул. Потом поглядел пристально на Тулеу и Калау.

— Когда дойдет до дела, — внятно сказал он, — можете показать свою силу, любезные братцы.

Встал, потянулся и, будто совсем забыл про Айганшу, вышел. Через минуту братья услыхали стук копыт.

Рыбаки Мунке встали рано. Никто не ждал распоряжений. Каждый молча занимал место в своей лодке. Все было как всегда, как каждое утро — стучали весла, скрипел песок под лодками, всплескивала вода. Только багров на этот раз взяли побольше да не слыхать было обычных шуток и смеха.

Утренний ветерок занимался вроде бы ровный. Но пугливый шелест и тревожная дрожь курака не сулили хорошего. Мунке с Еламаном переглянулись.

— Ну, джигиты, поспешим, — поторопил рыбаков Еламан. — Ветер поднимается…

Рыбаки, как и вчера, тотчас уселись в лодки по двое и стали выгребать к заливу Кандыузек. Еламан все поглядывал на берег. На берегу не видать было ни души. Тихо было и на промысле, не мелькали там платки баб, не слышалось голосов. И в море было пустынно. Кроме них, никто в море не вышел.

Еламан не знал, к добру это или к худу. Он томился, но, чтобы не напугать Мунке, нарочно заговорил о ветре:

— Ветерок-то опять крепчает…

— Ничего! — бодро отозвался Мунке. — Сети наши ведь в заливе, за камышом. Там тихо будет.

— Так-то оно так, да как бы нас еще до залива не прихватило — намучаемся.

Мунке не ответил. Некоторое время он осматривал берег и море, потом вдруг сказал:

— Что-то, кроме нас, никто не вышел в море, — и даже грести перестал, задержав весло в воздухе.

— Я давно уже заметил… — отозвался Еламан.

— Непонятно что-то.

— Черт побери! Если бы узнать… Не может быть, чтобы те ничего не предпринимали.

— Может, тебя боятся?

— Меня-то? Вряд ли…

До Кандыузека рыбаки дошли скоро. Мунке был прав: в заливе было тихо, волна с моря сюда не доходила, возле трясин и камышей стыли отраженные в воде утренние облака.

Едва подойдя, рыбаки начали выбирать сети. Сети колыхались и трепетали от биения обильной рыбы. Желтобрюхие сазаны и серебристые чебаки, белоглазки и черноглазки сверкали, как серебряные монеты на камзолах девушек.

— Ух, барекельде! — восхитился Еламан, вспомнив свою рыбацкую молодость. Рыба хлестала по воде, розовые в утреннем свете брызги высоко взлетали над лодками. Еламан, мокрый с ног до головы, швырял рыбу на дно лодки и смеялся. Давно не испытывал он такой радости. — Мунке, помогай! — покрикивал он. — Вот это рыбка!

Возбужденно кричали и на других лодках — куда ни глянь, всюду видны были сгибающиеся и разгибающиеся спины, слышался глухой стук рыбы о дно лодок.

И никто не заметил сначала, как из-за камышей разом показалось десятка два лодок Доса. Впереди всех на узкой белой лодке спешил Иван Курносый. Тихо и азартно покрикивая на гребцов, он стоял на носу с двустволкой в руках.

Неизвестно, кто первый заметил их, но рыбаки разом бросили работу и повернулись к Еламану.

— Весла, багры готовьте! — крикнул Еламан, нашаривая в ногах скользкий от рыбы багор. Положив багор поперек лодки, Еламан внимательно сосчитал рыбаков Доса. Тех было раз в пять больше, чем джигитов Мунке. У троих, кроме Ивана, были ружья.

— Апыр-ай! Они пойдут на все! — пробормотал Мунке.

— Ах дурак я, дурак! — ответил ему Еламан, с поздним сожалением вспоминая о спрятанной на заброшенном зимовье винтовке.

Иван Курносый издали начал целиться в Еламана.

«Постреляют нас!»— бессильно подумал Еламан и крикнул своим рыбакам:

— Ладно, джигиты, бросайте багры!

Рыбаки Мунке один за другим со стуком стали бросать багры в лодки. Джигиты Доса, разделившись надвое, стали заплывать с обеих сторон. Подплыв, Тулеу размахнулся веслом, хотел ударить Еламана, целил в голову. Еламан увернулся, весло гулко ударилось о борт, сломалось. Тулеу, задыхаясь, схватил соил. Еламан успел перехватить конец соила, вырвал, забросил далеко в воду.

— У, гад! Силу показывает! — заорал Тулеу. — Дайте ружье!

— Тихо, тихо! — Иван Курносый вклинился между лодками Еламана и Тулеу, положил ружье на колени, направил стволы на Еламана. — Пикнешь — пристрелю, как собаку, понял? — И тут же своим — Приступайте!

Джигиты Доса с наслаждением принялись забирать рыбу, весла, багры и сети. За полосой камыша и болот гудело море, в заливе Кандыузек было тихо, только люди — ругались и громко сопели.

Дос с ненавистью глядел на бывшего своего друга Мунке.

— Вот кого бы я утопил! — говорил он яростно. — Мало утопить этого старого черта!

— Топи, топи! — так же злобно отвечал ему Еламан. — Топи! Всех не утопишь!

— А ты, сволочь, не рыпайся особо! Объявился тут, зараза! Гляди, другой раз попадешься — живым не уйдешь!

— Ладно! Больше не встретимся. А встретимся — разойдемся по-другому!

— Поглядим…

Рыбаки Доса между тем начали уже перебрасывать рыбу в свои лодки.

Как ни крепился Еламан, но, когда увидел, как у рыбаков Мунке забирают сети, не выдержал.

— Что ж ты делаешь, Иван? — ужаснулся он. — Ведь царские времена прошли, а?

— Хо-хо! Теперь у нас времена Танирбергена!

— Значит, никогда не будет нам свободы?

— Смотри-ка ты! Свободы захотел? Твоя свобода — на каторге, сволочь! А эти, — повел он глазом по рыбакам Мунке, — эти завтра от голода выть начнут. А когда совсем уже загибаться будут, вот тогда и поговорим, кто тут главный: ты или наш мурза! Понятно?

Уже три дня в ауле Мунке никто не выходил в море. И уже три дня ни в одном доме не разводили огня под котлами. Кое-кто начинал уже поругивать Еламана.

— Черти его сюда принесли! Посадил всех на воду… Лучше бы он и не появлялся.

Но сильнее, чем голод, угнетало безделье. Раньше рыбаки все-таки выходили в море, возились с сетями. Раньше хоть надежда светила каждому: вдруг попадет хорошая рыба? Теперь никто не выходил из дому, и ругань в семьях стояла по любому поводу.

Еламан думал, думал и ничего не придумал, кроме как пойти поговорить с Танирбергеном.

Танирберген принял Еламана ласково. Он отдыхал в полуденный зной в своем прохладном шатре. Когда пришел Еламан, мурза поднялся с преувеличенной любезностью:

— Проходите, дорогой Еламан, проходите, садитесь…

— Я ненадолго… — хмуро буркнул Еламан.

— Почему! Будьте гостем. Эй, кто там!

В шатер поспешно вошли два дюжих джигита по главе с косоглазым гонцом и стали у двери. Танирберген улыбнулся и нанял расспрашивать гостя о здоровье. Насчет здоровья Еламан ничего не сказал, а сразу повел речь о рыбе. Красивое лицо мурзы поскучнело.