Темное дело (сборник) - Кубаев Рауфжон Джамилович

Он дал мне свою визитку.

— Как только что-нибудь узнаете, звоните по этому номеру, — сказал он. — Если что-то понадобится, тоже звоните. Сделаем все, что можем.

— А что вы не можете? — спросил я. — Чтоб не беспокоить попусту.

Он усмехнулся.

— Не можем сделать так, чтоб, например, журналистка Юлия Рябинина перестала интересоваться вашей личностью. Впрочем, нам это и не нужно, — добавил он.

Я похолодел. Это была достаточно тонкая и скрытая угроза. Смотри, мол, Лапшин, мы знаем твои связи, веди себя хорошо. Надеюсь, я ничем не выдал своего волнения:

— Эго единственное, что вы НЕ можете? — спросил я.

— Звоните, — коротко ответил он.

Выйдя из гостиницы, я облегченно вздохнул и нырнул в метро. Куда ехать? В редакцию не хотелось, разве что для того, чтобы сказать пару ласковых одному бегемоту по кличке Павел Степанович. Или какая там у него гебешная кличка? Не удивлюсь, если «Бегемот».

Домой тоже пока не хотелось. Что мне дома делать в такое время — ждать звонка от Стаса?

Вот, не было печали. И что это он меня выбрал, как рупор гласности? Хотя это как раз понятно, я был лучшим другом Кости Сюткина. Хотя почему это — был? Есть! Он жив, слава Богу.

Интересно, а Васильев о Косте вообще ничего не сказал. Как будто не знал ни о происшествии, ни о связи Стаса с Сюткиным. Нет, непонятного в этом деле — выше крыши.

Я уже знал, куда поеду.

3

Мама Кости, Людмила Васильевна, была из среды тех рафинированных интеллигентов, которые, будучи в пенсионном возрасте, уступают место молодым, если видят, что им это место нужнее. По каким параметрам они это определяют — для меня загадка.

— Гриша! — увидев меня, воскликнула Людмила Васильевна и, припав к моему плечу, тут же заплакала. — Как же так, Гриша?!

— Ну что вы, — успокаивал я ее, — что вы, Людмила Васильевна. Все будет хорошо. Честно говоря, я не надеялся застать вас дома. — Прозвучало это как претензия, поэтому я тут же добавил: — Мне повезло.

— Да, — кивнула она, вытирая слезы и немного успокаиваясь. — Я забежала на час. Скоро опять в больницу пойду, к Косте. Не люблю я эти больницы, Гриша, ох, не люблю.

— А кто их любит? — откликнулся я так весело, что самому тошно стало. — Но понимаете, Людмила Васильевна, иногда они нужны. Но вы не беспокойтесь. Самое страшное уже позади.

— Да, и врач так сказал, слово в слово, — проговорила она. — Ох, Костя, Костя.

— Врач? — не скрыл я удивления. — Ах, ну да, — спохватился я.

Внутренне я вздохнул с облегчением. Раз врач говорит, значит все в порядке, пусть это и странный врач, застегнутый всего на одну пуговицу.

Я уже прошел в комнату и стал по привычке оглядываться, как всегда поступаю, когда попадаю в незнакомую мне обстановку. Странно, что я до сих пор не был у Кости.

Мне казалось, что приехал я сюда только потому, что по велению сердца должен был поддержать мать друга, попавшего в беду, узнать, не нужно ли чего. Все это было так, даже сто процентов, что так. Но было еще нечто, из-за чего я приехал сюда, и мне никак не удавалось понять, зачем я сюда приехал. Что-то подсказывало, что здесь, в квартире есть нечто, что может мне помочь.

— Чаю, Гриша? — предложила Людмила Васильевна.

— С удовольствием, — кивнул я.

Она метнулась на кухню.

— Я мигом!

Я снова прошелся по комнате. Книги, книги, книги. Библиотека была такая, что можно вообще не выходить из дома, а только читать, читать.

Фотографий тоже было много, и в основном сделанные самим Костей. Классный он все-таки профессионал…

Когда я увидел этот снимок, внутри меня сразу все знакомо сжалось. Так у меня бывает, когда я на пороге важного открытия. Важного для себя, естественно. Но так уж получается, что частенько то, что важно для меня, важно и для многих других.

Обыкновенный снимок выпускного, видимо, класса. Вот Костя — молодой, веселый. А рядом с ним…

Я обратил на него внимание только по контрасту. Открытое улыбающееся лицо Кости оттеняло соседнее, угрюмое, с внимательными цепкими глазами. Нужно ли говорить, что я моментально узнал этот взгляд. Рядом с Константином Сюткиным на фотографии стоял Стас Лейкин.

Итак, они одноклассники. В этом деле фотоснимков, разумеется, все тайны должны раскрывать фотографии. Теперь понятно, почему Стас обратился именно к Сюткину. К кому же обращаться, как не к однокласснику, если он к тому же твой коллега, причем не из последних?

— Пойдем пить чай, — пригласила меня Людмила Васильевна, появившаяся из кухни. — Все готово. А потом мы поедем к Косте.

Я последовал за ней, прихватив с собой школьную фотографию.

Людмила Васильевна наливала в кружки чай, к которому на стол были поставлены печенья, конфеты и еще какая-то мелочь.

— Что это у тебя? — обратила она внимание на снимок.

Я показал ей на Стаса и спросил:

— Кто это, Людмила Васильевна? Лицо очень знакомое.

— Это? — удивилась она. — Стас. Стас Лейкин. Ты его знаешь?

— Встречались как-то, — туманно ответил я. — А чем он занимается?

— Он коллега Кости, — сообщила мне женщина, как будто я этого не знал. Впрочем, она вполне могла не знать, что я это знал. — Кажется, именно Стас и научил Костю фотографировать. В школе они часто общались, одно время дружили даже. Мне он не очень нравился, скользкий какой-то, неприятный. Кстати. Сравнительно недавно он звонил Косте. Недели две назад.

— Вы знаете его телефон, Людмила Васильевна?

Как все просто. То мистическое, что вело меня в этот дом, раскрывалось легко, буднично, за чашкой чая.

— Погоди-ка, — сказала Людмила Васильевна. — Кости не было дома, когда он позвонил.

— Обычно в таких случаях, если человек очень нужен, оставляют свой номер телефона и просят ему перезвонить, — сказал я, не веря, что именно так все и было — такие подарки судьба просто так не раздает.

Но…

— Точно, — обрадовано воскликнула Людмила Васильевна. — Он оставил свой телефон и просил передать Косте, что будет ждать его звонка.

— А телефон-то вы, наверное, выбросили? — небрежно спросил я.

— Нет, зачем же? — удивилась она. — Сейчас посмотрю, он должен быть там же, около телефона. На тумбочке.

«На тумбочке»! Десятки людей с ног сбились, ищут этого странного фотографа, а телефон, по которому его можно найти, лежит себе спокойно на самой обычной тумбочке в обыкновенной московской квартире. Много же, наверное, отдали бы некоторые мои знакомые за эту самую тумбочку.

Людмила Васильевна вернулась буквально через минуту.

— Вот, — сказала она. — 459-63-11. Можешь взять, если надо.

— Кажется, это на Речном вокзале, да? — задумчиво спросил я, рассматривая номер.

— Наверное! — отмахнулась она. — Ну что? Едем к Косте, Гриша? Или у тебя еще есть какие-то дела? Ты не стесняйся, говори.

Я вдруг засмеялся. Мама Кости с испугом смотрела на меня, да это и нетрудно понять. В такую минуту смеются или бездушные люди, или сумасшедшие. Я, по ее мнению, не был ни тем, ни другим. Но не смеяться я не мог. Потому что мне внезапно, как озарение, пришло решение всех проблем. С этой минуты я вновь смотрел в будущее с оптимизмом. Нужно было только еще немного поработать. Но это будет сплошное удовольствие.

— Людмила Васильевна! — поднял я на нее глаза. — Можно мне позвонить от вас?

— Конечно, — посмотрела она на меня удивленно. — Почему вы спрашиваете, Гриша? Конечно, можно.

— Спасибо.

Но прежде чем набрать номер, я счел нужным объяснить:

— Понимаете, Людмила Васильевна, у меня только что сгорел очень важный материал. Я хочу хоть что-нибудь спасти.

— Звоните, звоните. Я пока переоденусь, и мы вместе выйдем. — Она ушла в другую комнату.

Я подошел к тумбочке, поднял трубку и набрал номер. На другом конце провода ответили тут же.

— Лапшин?

— Ничего себе, — проговорил я. — Откуда вы знали, что я вам позвоню?

— Подробности при встрече, — быстро ответил он. — Через три часа встречаемся на Ленинградском вокзале, около памятника.